Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович - Страница 110

— Анатоль, я опоздал немного. У моей жены неожиданно разболелась голова. — Он улыбнулся приветливо, и никакой печали по поводу внезапно заболевшей супруги на его лице я не заметил.

Люба его просто сразила своей красотой и прекрасной улыбкой. Он, пораженный, глядел на нее и не мог произнести ни слова. Только взял ее руку, долго держал, потом поцеловал.

— Анатоль, где вы взяли это чудо природы? — тихо спросил Шаммас. — Я просто рад, что моя жена не пришла сегодня в ресторан, иначе была бы ужасная сцена ревности. Я бы не смог скрыть своего восхищения.

Я перевел Любе его восхваляющие красоту сентенции. Она вспыхнула и наклонила голову — уж конечно, это было ей чрезвычайно приятно слышать.

Официант принес целое блюдо различной зелени, потом бутылку шампанского и замечательное вино Пино гри. Неожиданно он поставил на стол еще две бутылки шампанского.

— Мы больше не заказывали, — возразил я, но официант, загадочно улыбнувшись, сказал:

— Это посылают большому гостю вон с того стола. — Он указал на двух мужчин у окна.

— Да, но это кавказский обычай. А мы в узбекском ресторане. Нам ведь надо отвечать?

— Сейчас у нас тоже стало доброй традицией посылать вино.

Я объяснил Шаммасу. Ему это очень понравилось, и он попросил, чтобы официант от его имени передал тем добрым людям две бутылки коньяка. Я мысленно отметил, что в отчете будет четыре бутылки.

Мы выпили. Саид немного отошел от домашних неприятностей. Настроение у него улучшилось. Он ухаживал за Любой и лукаво поглядывал на меня.

— Я очень хорошо стреляю, — улыбнулся я Шаммасу.

— А я в университете занимался боксом. — Он показал кулаками, как он это делал. Люба все поняла без перевода и весело засмеялась.

Потом они с Любой танцевали европейские танцы, а когда заиграла восточная музыка, Саид с удовольствием глядел, как танцевали узбеки. Для него это было чем-то далеким и родным, от чего он уже отвык за годы учебы и дипломатической службы.

На весь вечер посол Кувейта отнял у меня жену: она танцевала с ним, он говорил ей комплименты, а я — я переводил, и, откровенно, игла ревности покалывала мне сердце, хотя умом понимал, что кончится вечер, останутся добрые воспоминания и больше ничего. Да и Люба, раскрасневшись от вина, тихо прошептала мне, взяв за руку:

— Как я тебя люблю, если бы ты мог это знать!

Шаммас не хотел уходить из ресторана до самого конца.

— Я как узник, которого выпустили на свободу всего лишь на несколько часов. Завтра я снова буду в броне, буду снова ПОСОЛ. Как хочется быть иногда просто человеком без условностей, встречаться с друзьями, получать от жизни удовольствия. И забывать хоть на несколько часов, кто ты, — печально сказал он, все время глядя на Любу своими жгучими блестящими глазами.

— Что он, такой красивый мужчина, не может найти себе хорошую девушку? Вот и будет ему отдушина, — заметила беспечно Люба.

Я перевел Шаммасу. Он покачал головой.

Люба, Люба, что ты такое говоришь! Это же предлагал и великий чекист Абрамыч. Он уже дважды вскользь намекал: «Надо бы найти ему бабу. Нашу бабу! Тогда и он был бы наш. Ах, как это было бы здорово!» — «Это было бы отвратительно. И не делайте из меня сутенера! Я ведь могу и обидеться». — «Ну-ну, успокойся! Никто не делает из　тебя сутенера, но подумать не мешало бы над этой проблемой — ты же чекист! Это нужно Родине!» — спекульнул на самом дорогом Абрамыч.

А тут Люба высказала эту идею. Только цели у этой идеи разные: для Любы хорошая девушка — это девушка для посла, а для Абрамыча — источник компромата. Поэтому я мысленно отверг эту идею напрочь и послал Абрамыча ко всем чертям.

Мы еще выпили, закусили шоколадом, и официант начал подсчитывать, на какую сумму нам обошелся ужин. В порядке шутки я сказал ему:

— Сегодня двадцать пятое число, ты в счет эту цифру не дописывай.

Мне, собственно, было наплевать на счет, который я мог бы взять тихонько и потом отчитаться перед КГБ. Но тогда мы с Абрамычем не умыкнем из карманов КГБ лишних четыре-пять сотен. Если признаться самому себе, моя совесть не бунтовала, когда я сочинял липовые отчеты, время стыда давно кончилось, и я спокойно делил с Абрамычем то, что сообща украли в шпионской конторе. Последнее время я даже стал сам подворовывать у самого Абрамыча, обсчитывая его на полсотню. Аппетит приходит во время еды. При этом я совсем забывал о другой пословице: «Сколько веревочке ни виться, а конец будет». Но в моем деле подходила и другая: «Сколько вор ни ворует, а тюрьмы не минует».

Во всяком случае, Господь меня миловал и отводил от меня козни злых сил. Наверное, потому, что моя работа среди дипломатов была довольно результативной. Я мог без особого труда получить нужную информацию, которую запрашивал Комитет или ЦК КПСС. Не дожидаясь «случайной» встречи с любым послом, мог позвонить и навестить посольство. Полученные информации стоили дороже денег или тех копеек, которые мы с Абрамычем уворовывали у КГБ.

Мы вышли из ресторана. «Мерседес» посла стоял у подъезда. Шофер открыл дверцу машины. Мы с Любой сели на заднее сиденье. По такому важному случаю посол, нарушая этикет, сел рядом со слугой спереди. Шофер воткнул флажок в радиатор: посол на месте.

— Мы пригласим Саида к нам на чай? — спросила Люба. Ей очень не хотелось заканчивать этот замечательный вечер.

— А потом он заберет тебя в свой гарем, и будешь ты у него любимая жена Любовь, — засмеялся я своей выдумке.

— У него есть гарем? — искренне удивилась она.

— Саид, у тебя есть гарем? Люба интересуется.

Шаммас захохотал. Он нашел это чрезвычайно забавным.

У нас дома мы продолжили вечеринку: опять пили шампанское, коньяк, много кофе. Саид уже дошел до кондиции и стал жаловаться Любе на свою жену, которая отравляет ему жизнь. Раньше таких бросали львам, а теперь хоть сам лезь к нему в пасть.

Я переводил без всяких комментариев. Люба ему сочувствовала, кивала головой и сидела с печальным лицом.

— Может быть, я познакомлю его с Татьяной Шохиной. Такая видная и яркая девица! Она бы его заговорила, если б знала язык.

— Люба, роль свахи или сводни тебе не с руки. Он каторжник, прикованный цепью к своему посту и к своей жене Басиме.

Шаммас почувствовал, что мы говорим о чем-то важном для него и заинтересованно переводил взгляд с Любы на меня.

— Анатоль, что она сказала?

— Она сказала, что в следующий раз, когда мы встретимся, она пригласит свою красавицу подругу, чтобы тебе не было скучно.

Шаммас улыбнулся, поцеловал Любе руку и вдруг собрался уходить. О новой встрече мы не договорились. Шаммас сделал вид, что забыл об этом, но Люба по простоте душевной спросила:

— Мы еще увидимся, дорогой Саид?

— Конечно, конечно! — заторопился он к выходу.

Мы проводили его до машины, водитель вновь воткнул флажок в гнездо, и «мерседес» рванулся в предрассветное утро.

— Тебе не удалась роль сводни. Думаю, его это обидело.

На следующий день я встретился с Абрамычем, дал ему финансовый отчет, и он вдруг настойчиво сказал:

— У него дома был семейный скандал. Надо бы ему помочь. Мы поищем ему стоящую бабу. Свою жену забудет! — потер от предвкушения неслыханного удовольствия руки Абрамыч.

Я все хорошо понял: одно дело Любина подруга Татьяна и другое — девка, которая служит в КГБ и готова на всякую гнусность. Лишь бы хорошо платили. Что-то надо было делать. А что? Главное, я в этом не участвую. Но я не хотел, чтобы с Шаммасом проделали какую-нибудь пакость вроде той, что была организована при моем участии в Каире с американским корреспондентом. Правда, у Абрамыча в запасе есть и другие гадости: там, в аппарате КГБ, разрабатывает компру целая лаборатория, специалисты «перший класс». Ахнуть не успеет господин Полномочный и Чрезвычайный, как его снимут в таких ракурсах и в таком виде, что при опубликовании карьера закончится раз и навсегда, а в Кувейт ему и носа нельзя будет показать. Что касается супруги, этой заносчивой персиянки, то ее семейный очаг развалится как карточный домик. Все это я себе ясно представил, слишком хорошо знал эту гадючью контору. Не хочешь крушения — работай на КГБ! Или застрелись! Я еще не знал, что сделаю, но подсознательно понимал, что пойду на преступление, за которое мне могут вменить ст.64 — измену Родине. Но я решил, что найду способ и сорву задуманную Абрамычем компрометацию.