В погоне за счастьем (СИ) - Прим Юлия - Страница 65

Вынужденный выдох. Шаги. Безразличие. И зажатая бутылка меж пальцев. Недопитая за время в пути.

— Ванная направо. Полотенце на полочке, — рассказывает, помогая раздеться. А у меня нет желания проследить его взгляд, осмотреться, поняв где находится это пресловутое " право". Оседаю на банкетку у входа. Опускаю глаза в теплый, плиточный пол, неосознанно фиксируя взгляд в одной точке. Хозяин квартиры теряется из вида, наполняя пространство чередой разноплановых звуков: льющейся воды, гудения кофемашины и других, слившихся в неопределенный фон.

Бросая попытки что-то объяснить, возвращается, обтирая руки полотенцем. Уводя меня в сторону двери, испускающей облако вкусного пара. Буквально заставляя предпринять попытки к тому, чтобы раздеться и забраться в пушистую пену.

— Колющие, режущие я убрал, — поясняет сурово. — Но дверь не смей закрывать. Переоденешься в мою футболку. Она тебе до колен наверное будет. Другого, извини, не держу.

— Приносят с собой, — невольно выдаю со смешком, получая в ответ неодобрительный взгляд. — Дим, — останавливаю в дверях, произнося нерешительно, — Что дальше?

— Не знаю, — бросает несдержанно, будто скидывая непробиваемую броню в которой может всё и знает ответы на все вопросы. И я не решаюсь задать иной. Произнося тихо, до щелчка замка:

— Спасибо.

Лёгкое скольжение пальцев по коже. Вдумчивое и, одновременно, кажущееся бесконтрольным. Словно тот, кто стоит со мной практически вплотную не способен противостоять, восторжествовавшему над разумом, инстинкту. Сколько мы уже так стоим возле окна? Погасив свет. Задув на пирожном единственную свечку, найденную Димкой в одном из многочисленных шкафчиков просторной кухни. Моё желание. Непривычно озвученное вслух:

— Хочу, чтобы ты заставил меня забыть о нём…

Молчание. В густой тишине. Означающее то ли отказ, то ли согласие. Мысли, возвращающие на обломки желаний. Планов. Жизни. Будущего.

Звучно фыркаю, поражаясь своей нелогичности. Идиотизму. Наивной вере в сказку, которой нет места в современных реалиях. Плавно прикрываю глаза, повторяя обрывисто суть своей просьбы. Ощущая мгновенное напряжение его тела. Разряды тока, возникшие в ходе внутреннего противостояния. Тактично пронизывающие насквозь, отражаясь в заметном " хождении" пальцев".

— Кусь, ты меня возненавидишь… — обретая голос, выдыхает горячий воздух, иссушающий кожу. Закрепляя ладонь на затылке. Уходя пальцами вглубь прядей, заплетённые в свободный хвост. Соединяет нас лбами. Отбивая дыханием сбитый ритм на моих губах. Произнося более тихо:- А я не смогу тебя отпустить. После всего. Вообще не смогу. Понимаешь? Сомневаюсь, что и до утра из рук выпущу, стоит сбить последние пломбы с запретов.

— Я не справлюсь одна…,- шепчу, закусывая губы. — Я… Не знаю, как дальше быть… Дим… Всё рухнуло в миг… Помоги… Ты же говорил, что меня любишь…,- шепчу, сквозь ощутимую боль, что приносят эти слова.

— Ты не понимаешь, что со мной творишь…,- обвивает поясницу рукой, задирая на мне свою футболку, под которой на коже уже сжимаются пальцы. — Раздираешь на части. И продолжить нельзя и оставаться с трезвым рассудком, прижавшись к тебе уже невозможно. Рехнешься с тобой. А отпущу сейчас, — все и вовсе потеряет смысл…

— Ты обещал выполнить любое моё желание, — не видя смысла, настаиваю на своем. Я возлагаю на него слишком большие надежды? Нет, чёрт подери. Я больше и вовсе ни на что не надеюсь. Заполняю дыры во времени. Страшась отобрать его у себя, склонившись к решению свести счёты с жизнью.

" Бесполезно..", — последняя разрешённая себе мысль перед тем как его губы ложатся поверх моих, лаская без видимого напора. А я стараюсь больше не думать. Ни о чем. Стараюсь опустошиться вместе с движениями его пальцев, то плавно, то излишне резко, избавляющих от остатка одежды. Белоснежного кружевного белья, точно в насмешку, выделяющегося на темном полу светлым," чистым " пятном.

Подаюсь вперёд, позволяя взять себя на руки. Уложить на широкую кровать кажущейся миниатюрной в пространстве комнаты. Позволяю обрамить себя прохладным шелковым простыням, в которые оказываюсь вдавлена под весом навалившегося на меня тела. Обжигающего жаром, разрастающимся в местах соприкосновения кожи.

Верховцев не забалтывает меня бессмысленными признаниями. Не разбрасывается пустыми обещаниями, что померкнут к утру. Он не говорит со мной вовсе. Да и я абстрагируюсь, не стараясь что-то услышать. Чувствуя всё о чём он молчит в каждом прикосновении. Непривычно нежном. Несвойственном ему… Нестыкуемом с заявленным образом. Ассоциирующимся больше с… Непозволительное сравнение, пришедшее в голову. Обрамляю сильную шею руками, возвращая к своим чужие губы, планомерно исследующие каждый участок моего тела. Усиливаю объятия, безмолвно целуя его в ответ. Вкладывая в этот поцелуй всю нерастраченную нежность, от которой хочется избавиться, раз и навсегда оставив её здесь, в периметре чужой комнаты; вкладывая свою нежизнеспособную любовь, обещая себе отныне, не позволить кому-то дотрагиваться до своего сердца; вкладывая боль, выжигающую веру в мечты, запечатываюшую, раз и навсегда, возможность думать о будущем, оставляющую после себя способность жить одним днём. Вкладывая… Себя. Полностью. И без остатка. Не требуя. Не имея права требовать чего — то взамен. Димка заслужил. Поощрения. Или же подобного наказания. Все-равно. Пусть будет так как он сам решит. Он мужчина. А я… Я… Больше ничего не хочу. Что дальше..? Не знаю. Пусть. Сам. Решает.

Макс

— Привет, — протягиваю с неохотой, отвечая на повторный входящий, поступающий на телефон.

— Мась, ты дома? — начинает заискивающе, заставляя невольно передернуться от " милого прозвища", озвученного приторно сладким тоном.

— Донесли? — усмехаюсь, сухо отвечая:- На пути в офис. Должен сдаться до полуночи, чтобы утру стать свободным человеком.

— София, — отвечает без надобности. — Ты же знаешь, у нас с ней сохранились лёгкие и непринужденные отношения. Твоя мама ангел.

— Знаю. И ты тоже знаешь, что на моё послабление тебе рассчитывать глупо. Линка, у тебя своя жизнь. У меня своя. Сколько можно говорить об этом?

— Мась… — протягивает молящим, ласковым тоном. — Я всего то хотела попросить у тебя прощения. Мне рожать через пару недель. За руль уже нельзя. Трясусь в поезде в сторону малой родины, чтобы забрать маму к себе, да сдать последние документы на продажу квартиры…

— Поздравляю. Прощаю. Всё? — уточняю резко, желая поскорее завершить разговор. Смягчая дополнение более спокойным:- Маме привет передавай. Надеюсь у неё всё хорошо.

— Да, хорошо. Обязательно передам, — отзывается обиженно. — Я ненароком подумала, что возможно, больше никогда не вернусь в родной город. Мой мужчина не разделяет подобной сентиментальности, поэтому еду одна. Пусть и со всеми удобствами… Солнце, мне действительно это важно, понимаешь? С глазу на глаз. Не по телефону…

Она что-то ещё бубнит, раздражая слух отголосками всхлипывания, к которым я не привык. Да и той, что, буквально силой, выжимает из меня положительное решение, в обыденности не присуща эта плаксивость. С трудом верится, но, возможно, материнство и правда меняет… Вопрос, в какую сторону?

— Посидели бы в кафе, вспомнили былое… — доносится в трубке различимый обрывок фразы.

- Во сколько ты пребываешь? — перебиваю, слыша в трубке отголосок нервного хлюпанья. Называет время, замолкая, в ожидании моего ответа.

Выдыхаю, произнося:

— Лин, ты же знаешь, что такое завершающая стадия проекта. У меня за последние три недели ни сна, ни отдыха. Днём и ночью проверки на соответствие нормам и прочность по всем "ступеням".

— Именно поэтому я сама никак не дойду до декрета, — усмехается звучно. — А бросить проект- загубить карьеру.

— Довезу до мамы и на этом поставим жирную точку, — выдаю с неохотой. Ощущая себя свиньёй за желание прямо, не таясь, послать её к черту. Не выслушивая очередные, раздутые из ничего, доводы.