Маэстро - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 67

– Ты выглядишь смехотворно, – отозвался Громф и с нескрываемым отвращением покачал головой, разглядывая «маскировку» Бэнра и его огненно-рыжие волосы.

– Это всего лишь полезный инструмент, не более.

– Ты же из рода Бэнров, – с упреком произнес Громф. – В какой момент отвращение к этому глупому маскараду перевесит весьма условную пользу, которую он приносит?

– Думаю, в тот момент, когда Джарлакс прикажет мне избавиться от маскарада.

При упоминании того, что на самом деле Бениаго подчиняется только Джарлаксу, архимаг скорчил недовольную гримасу, но возразить было нечего.

– В любом случае, какая польза от маскировки сейчас? – продолжал Громф. – Большинство местных знают, кто ты такой, знают, что городом управляют дроу. Люди с этим ничего не могут поделать и, скорее всего, ничего не хотят с этим делать. Да, мы их потенциальные враги, но в то же время и защитники.

Бениаго с равнодушным видом пожал плечами.

– Возможно, этот обман нужен, чтобы остальные не искали нас в Городе Парусов. Например, лорды Глубоководья, верховные матери дроу…

– Тиаго известна правда о тебе, так же, как и Ксорларринам, – возразил Громф. – И, следовательно, Верховной Матери Бэнр. Кого же, в таком случае, ты обманываешь, кроме себя?

– Тебе бы спросить об этом у Джарлакса, – усмехнулся Бениаго.

– Твоя преданность начальнику достойна похвалы.

– Эта преданность вполне заслуженна, и все члены Бреган Д’эрт согласятся со мной, архимаг. Джарлаксу не нужно держать своих подчиненных в страхе, ему стоит лишь попросить. И любой в Бреган Д’эрт будет сражаться и умрет за него.

Громф очень внимательно взглянул на дроу в человеческом обличье и понял, что его слова представляют собой послание, а может быть, и недвусмысленную угрозу.

– Красивая, правда? – неожиданно произнес Бениаго и кивнул в сторону Охранного острова. – Для женщины из расы людей, я хотел сказать.

Громф посмотрел на Кэтти-бри, потом снова на Бениаго, и на лице его отразилось нечто среднее между недоумением и легким презрением.

– Жена Дзирта, – пояснил Бениаго. Громф понял, что упоминание имени отступника из Дома До’Урден служило не только для того, чтобы уточнить, о ком идет речь.

– Джарлакс не одобрит, если я сделаю ее своей любовницей. Ты это хотел сказать? – без обиняков осведомился Громф.

Бениаго придал лицу невинное выражение, даже развел руками, словно в растерянности.

Но Громф все понял и расхохотался: его позабавила мысль о том, что ему угрожает это жалкое существо в фальшивом облике рыжеволосого человека.

– Джарлакс отнесется к этому так, как я прикажу, да и к любому другому моему поступку тоже, – объявил Громф, пожалуй, излишне бесстрастным голосом. – Ах да, жена Дзирта. Я до сих пор не думал о хорошенькой Кэтти-бри в таком ключе… однако спать с иблит? Абсурд! Это больше подойдет Джарлаксу, которому по вкусу… – Он смолк, рассмеялся, жестом указал на лицо Бениаго и его рыжие волосы, затем закончил с презрительным смешком: – Это.

– В мире Джарлакса существует много такого, чего ты пока не понимаешь, – предупредил Бениаго. – И поскольку теперь это и твой мир, тебе, возможно, следует начать понимать.

– А тебе, возможно, следует быть умнее и следить за языком.

Бениаго снова поклонился:

– Я всего лишь хотел проинформировать тебя, архимаг.

– Да, разумеется. – Громф снова посмотрел в сторону Охранного острова, потом вдаль, на материк, и при этом негромко мурлыкал, как будто обдумывал что-то. – Кэтти-бри, – протянул он. – Хорошенькая Кэтти-бри. – Громф обернулся к Бениаго, и гримаса недовольства исчезла с его лица. – Нет, я не думал о ней в таком ключе, верховный капитан. Но теперь, возможно, подумаю. Возможно, мне стоит потратить некоторое время и переспать с ней, хотя бы для того, чтобы посмотреть на реакцию Джарлакса.

– А Дзирт? – пробормотал Бениаго, и вид его нахмуренного лица доставил Громфу превеликое удовольствие. Все-таки он поставил на место этого глупца.

– Кто? – презрительно усмехнулся Громф и, не дожидаясь ответа, удалился.

– Я дразнила тебя, но мне не следовало этого делать, – сказала Пенелопа Кэтти-бри вечером того дня, когда женщины сидели вдвоем на краю кровати в палатке Кэтти-бри и Пенелопа расчесывала густые золотистые волосы младшей подруги. – Твои чувства искренни, и, поделившись ими со мной, ты доверила мне нечто большее, нежели…

– Я сама дала тебе повод, – перебила ее Кэтти-бри. – Мне не следовало осуждать тебя. Я просто не понимаю.

– Ты придаешь интимным отношениям между мужчиной и женщиной больше значения, чем я, – заметила Пенелопа.

Кэтти-бри ухватилась за щетку, чтобы та не царапнула ей кожу, обернулась и серьезно посмотрела на собеседницу.

– Ты принижаешь себя? – спросила она.

– О нет! – возразила Пенелопа. – Ведь это не соревнование в добродетели. Мне лично все равно, ценит кто-то другой подобные вещи или нет, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Значит, ты высмеиваешь мою склонность к морализаторству?

– Разумеется, нет!

– Ты говоришь, что я придаю большое значение любви, а потом утверждаешь, что это ерунда.

– Вовсе нет! – уверенно произнесла Пенелопа. – Таковы твои ценности, и я их уважаю.

– Как же ты можешь их уважать, если для тебя заниматься любовью с посторонним, чужим мужчиной – это мелочь?

– Я этого никогда не говорила.

– Но ты это подразумевала!

Пенелопа отодвинулась и кивнула, все это время прямо глядя на Кэтти-бри; казалось, она честно пыталась понять, а может быть, размышляла, каким образом лучше выразить свои мысли.

– Так в твоем понимании ценно именно само это… интимные отношения с мужчиной?

– Допустим, это имеет для меня значение.

– А если бы ты не была женой Дзирта, ты жила бы в воздержании?

Кэтти-бри хотела ответить, но сжала губы и выпрямилась, нахмурившись и глядя перед собой. Вопрос Пенелопы застиг ее врасплох.

– Если бы я не была влюблена… – неуверенно произнесла она.

– Но ты ведь могла бы влюбиться в кого-то другого?

– Я не могу себе это представить.

– Но разве ты когда-то не любила Вульфгара?

Кэтти-бри резко втянула воздух сквозь зубы: Пенелопа задела чувствительную струну. Действительно, некогда она считала, будто влюблена в Вульфгара, и он был единственным мужчиной в ее жизни, кроме мужа, с которым она когда-либо делила ложе.

– Я думала, что я… – начала она, но Пенелопа подняла руку и помешала ей продолжать.

– Вульфгар был влюблен в тебя, – сказала Пенелопа. – В этом не может быть сомнений. Ты не сожалеешь?..

– Да! – вырвалось у Кэтти-бри, затем она добавила: – Нет! – и беспомощно пожала плечами.

– Мне кажется, для тебя дело не в самом факте близости. И я уверена, что многие согласятся с тобой. Скорее, это вопрос честности и душевной цельности. Нет ничего более личного для мужчины или женщины, чем воспоминания о подобных моментах, и поэтому отдавать себя следует лишь тому, кому доверяешь безгранично.

– А скольким мужчинам доверяешь ты? – спросила Кэтти-бри довольно резко.

– Если я не придаю такого огромного значения занятиям любовью, как это делаешь ты, то не из-за отсутствия уважения к себе, моя дорогая. – Пенелопа из всех сил пыталась скрыть назревающий гнев. Ей почти удалось сохранить добродушный тон. – Нет, «придавать значение», «ценить» – боюсь, это неподходящие слова. Мне не следовало их использовать. – Она увидела, что Кэтти-бри внимательно слушает, хотя еще и не созрела для откровенности. Но в глазах Кэтти-бри Пенелопа заметила интерес, и у нее возникло чувство, что весь этот разговор задел чувства Кэтти-бри гораздо сильнее, чем должен был. «Что-то здесь неладно», – подумала она. – Речь идет не о «ценности», – продолжала Пенелопа. – Наверное, для тебя связь между плотской любовью и, так сказать, моралью гораздо теснее, чем для меня.

– Связь с душой, – поправила ее Кэтти-бри, но Пенелопа лишь отмахнулась: