"Всего одна ночь..." (СИ) - "Dinsy Day" - Страница 20

Не зная, чего он от меня ждет, я решила просто импровизировать, как он и хотел. Я начала играть какую-то минорную мелодию, и к моему удивлению, он присоединился ко мне. Я поняла, что он хочет, чтобы я сделала, когда он начал играть то, что больше походило на аккомпанемент, чем на главную партию, и я начала сосредотачиваться. Пока я играла мелодию, а он гармонировал с ней гораздо искуснее, чем я думала, я решила немного повысить уровень жесткости.

Усмехнувшись про себя, я сделала неожиданную перестановку, переводя импровизацию из минора во внезапный, бессвязный ре-диез минор. Я хотела, чтобы он пропустил удар или был застигнут врасплох моей внезапной переменой, но к моему удивлению он не отставал от меня, меняя аккомпанемент, чтобы соответствовать мне почти как перчатка.

Теперь, нахмурившись, я снова попыталась поймать его в ловушку, ускорив темп импровизации и превратив ее внезапно в счастливую и танцевальную, из медленной, удовлетворенной вибрации, которую я дала ей в начале. Но Уэйна это не обмануло, и он держался со мной так гладко, как будто он уже слышал эту импровизацию раньше и точно знал, как вписаться.

Раздосадованная, я решила сделать еще одну транспозицию на Фа мажор и превратить мелодию в гораздо более добродетельную, чем это было раньше. Я начала скользить пальцами вверх и вниз в стиле Рахманинова, и я видела, что Уэйн все еще держится.

Наконец, мы вместе взяли последний, заключительный аккорд, и я была почти шокирована тем, что мы нажали его точно в одно и то же время. Как будто он уже предвидел этот аккорд и знал, сколько я буду ждать, прежде чем ударить по нему изо всех сил.

Как только наши руки оторвались от клавиатуры, я резко повернулась к нему.

Как только наши руки оторвались от клавиш, я резко повернулась к нему.

- Ты умеешь читать мысли?

- Нет, - он лениво улыбнулся мне. - Я просто никогда не говорил тебе, что я пианист, получивший множество наград.

- ДА НУ ТЕБЯ, - раздраженно сказала я, - Ты одновременно и режиссер, и пианист? Чушь.

- Пианино - это мое хобби, - сказал он, - режиссура-моя работа. Здесь есть разница.

Конечно, так оно и было.

- Я не дура, Дима. Так что не говори со мной так, будто мой мозг сделан из мармеладных медвежат.

Его лицо потемнело, глаза приобрели интенсивный оттенок темно-серого, с кольцом серебристого огня вокруг зрачков.

- Я никогда не считал тебя дурой, Настя. Так что перестань считать себя такой, а просто делай выводы.

- Ты мне не нравишься, - сказала я прямо ему в лицо, не сводя с него глаз, - ты ведешь себя высокомерно, снисходительно, придурок. Пианино - это мой конек. Ты не можешь прийти и украсть у меня мой единственный талант.

- Маленькая собственница, не так ли? - насмешливо сказал он, наклоняясь вперед. - Игра на пианино не принадлежит тебе лично. Она и моя тоже. Ей также владеют пианисты со всего мира.

Что-то уродливое обожгло мою грудь от его слов, и я поймала себя на том, что смотрю на него так, как никогда раньше не смотрела.

- Пианино мое, - сказала я тихим, опасным голосом, который едва узнавала в себе. Тепло разлилось по моей коже, но это было совсем не то, что возбуждение. Этот жар исходил прямо из моей груди. - Это мое хобби, моя работа. Ты не можешь забрать это у меня. Это мое! - Я просто кричала. - Оно мое, оно мое, оно мое!

Я понятия не имела, почему, но я начала бить его. Однако моим рукам так и не удалось коснуться его тела, потому что он почти без усилий схватил меня за запястья, что привело меня в бешенство. Внезапно я поняла, что происходит. Я была взбешена, взбешена, как никогда раньше.

Как будто имея дело с диким животным, Уэйн встал и потащил меня за собой, из комнаты с пианино. Я вскипела и попыталась ударить его, но тщетно. Он был сильнее меня, а его хватка железной.

Он толкнул меня на кровать, когда мы добрались до моей спальни, и прежде чем я успела убежать, он прижал мои руки к простыням, положил свое тело между моих ног и посмотрел на меня пустыми глазами.

- Я собираюсь с тобой переспать, - сказал он, - и ты мне это позволишь.

- Я плюнула ему в лицо. Потом я забилась в его руках, но он не отпустил меня.

- Мне кажется, ты уже очень давно не злилась по-настоящему, - сказал он, глядя на меня сверху вниз, - и не знаешь, как с этим справиться, как выразить это в полной мере. Однако у тебя есть выход. Направить всю свою агрессию на секс. Поверь мне, - он вдруг усмехнулся, - агрессивный секс - это самое лучшее.

Я снова плюнула в него, но на этот раз он уклонился. Потом он поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ, и мои руки внезапно освободились, когда он обнял меня, прижимая к себе, и я провела своей рукой по его волосам, почесывая голову. Одежда почти сразу же слетела с него, и тогда он оказался на спине. Я оседлала его, и он позволил мне выпустить пар.

Я поймал себя на том, что бью его по лицу, но он даже не реагировал. Он также не отреагировал, когда я прикусила его нижнюю губу так сильно, что на месте укуса остался синяк.

Он просто позволил мне вложить все, что у меня было в это общение. И хотя на этот раз забвение пришло в короткой, яростной вспышке, оно того стоило.

Потом я легла рядом с ним, едва дыша, и уставилась в потолок, пораженная собой. Последний раз я была так зла два года назад. Но это был совсем не такой гнев. Все было совсем не так.

Тогда я посмотрела на Уэйна и увидела, что он тоже смотрит на меня.

- Добро пожаловать домой, Клео, - сказал он, внезапно улыбнувшись, и накрыл своими губами мой лоб, давая мне мягкий, немного успокаивающий поцелуй.

Глава 27

- Итак, как думаешь, почему ты сорвалась? - Спросил Уэйн, впиваясь зубами в куриные крылышки. Мы были в ресторане в центре города, ужиная после всего этого эпизода.

Я пожала плечами.

- Мне никогда не нравилось, когда люди были лучше меня в том, в чем я действительно хороша.

- Здравая причина, - ухмыльнулся он, и я впилась зубами в свой шашлык с соусом для барбекю. - Мне это тоже не нравится.

- Разве ты не считаешь себя лучшим режиссером, учитывая, что получил "Оскар" в самом юном возрасте из всех?

- Как бы ты не был хорош, всегда найдется кто-то получше, - мудро сказал он, затем посмотрел в сторону. - Кстати, как бы ты себя чувствовала, если бы таблоиды узнали, что мы здесь обедаем? Ты не возражаешь, если я выставлю нас в свет?

Подумав об этом несколько мгновений, я ответила.

- Вообще-то нет. Но это может не понравиться моему отцу. - Я злобно ухмыльнулся. - Так что я не возражаю!

- Отлично, потому что я заметил здесь несколько папарацци, - ухмыльнулся он. - Я уже вижу заголовок: "оскароносный режиссер Дмитрий Беркутов был замечен за тем, как он уютно устроился в ресторане с красивой незнакомкой.

- Ну, не такой уж и незнакомкой, - напомнила я ему. - мой отец довольно крупный специалист в своей области. Они могли бы узнать во мне "непокорную молодую дочь". Так меня однажды назвали в каком-то журнале.

- Ты действительно не возражаешь? - его ухмылка стала еще шире.

- Ну, ты, кажется, не возражаешь против рекламы, и против разоблачения, - я многозначительно посмотрела на него.

- Ты бы удивилась, узнав, сколько женщин, с которыми я встречался, либо жаждали славы, либо избегали ее.

Это заставило меня задуматься.

- А с кем ты вообще встречалась?

По какой-то причине мой вопрос заставил его замолчать. Его взгляд стал непроницаемым, когда он наконец ответил:

- До тебя я встречался с некоторыми супермоделями и актрисами, которые были хороши для моей репутации и рекламы, как для красивого Холостяка в поисках жены.

Осознав, что он сказал, я прищурилась.

- А что изменилось после меня?

Он пожал плечами, но это было больше похоже на притворное безразличие. Его глаза превратились в расплавленное серебро.