Пути народов - Подольный Роман Григорьевич - Страница 41

Да, прав советский писатель (или герой, от лица которого ведется рассказ), а не его спутник, который, видно, все-таки гораздо более поэт, чем историк.

Против его предположений даже то обстоятельство, что вряд ли гунны были предками монголов: те и другие происходили из одних и тех же степей, но гунны, как полагают, говорили на тюркском языке, отдаленно родственном монгольскому, но, однако, не его прародителе.

И расстояние во времени между гуннами и монголами огромно: больше десяти веков. В этом промежутке степи Монголии и Алтая породили других грозных завоевателей.

Жужани, предполагаемые предки авар-обров. Затем тюркюты, ставшие хозяевами массива земель, сравнимого по размерам с Римской империей. Тюркюты были в конце концов разбиты уйгурами. Сейчас это имя носит небольшой народ, живущий в советской Средней Азии и Западном Китае. А уйгуры-предки создали на короткое время великую державу, влияние которой распространялось на востоке до Тихого океана, а на западе до центра Европы. Уйгурское государство рухнуло, и в этом большую роль сыграли племена кыргызов, живших на Алтае в верховьях Енисея. (До сих пор спорят ученые, являются ли современные киргизы, один из советских народов, прямыми потомками этих кыргызов или только их родственниками и «однофамильцами»).

И на кыргызов тоже нашлась напасть. Да, через каждые век-два обширный район, включающий в себя Центральную и Среднюю Азию, в том числе Монголию и Алтай, когда-то рассылал в разные стороны племена. И встает все тот же проклятый вопрос: почему? зачем? Почему и зачем поднимается со своих мест самый первый переселяющийся народ, почему вздымается первая волна, открывающая собой целую гряду валов?

Дальше-то, на первый взгляд, все можно объяснить тем же простым законом, по которому достаточно щелкнуть по одной из поставленных в ряд близко друг к другу костяшек домино, чтобы она, падая, сбила следующую, та — третью и так далее.

Движение так часто начиналось отсюда, что Алтай и Монголию высокопарно называли «землей, откуда выходят завоеватели».

И именно над загадкой этого размышляет не первое поколение историков, этнографов, востоковедов.

Хотят привлечь для объяснения этого периодические изменения климата. Сначала казалось естественным примерно такое представление. В степи приходит засуха, гибнет скот, начинается голод. Ханы, подтянувшие животы, собирают своих и вовсе отощавших воинов и кидаются на более счастливые земли.

Но историки, географы и климатологи показали, что, например, как раз в XII веке, веке начала монгольских завоеваний, не было в Монголии засух. Наоборот, в монгольских степях наступил период климатического оптимума. Пышно росла трава, множились и жирели овцы, сытно ели ханы, кое-как отъедались пастухи. Сильнее стали монголы, почувствовали свою силу, огляделись… От богатства, а не от бедности, от сытости, а не от голода, выходит, кинулись монголы на все стороны света.

Это — закон?

Нет! С гуннами, например, было иначе. Этих будущих повелителей полумира в почти кругосветный поход отправило, как я уже говорил, поражение.

На конец первого тысячелетия до нашей эры приходится один из периодов усиления Китая. Китай потеснил гуннов, закрыл свои границы для их набегов, стал угрожать их самостоятельности.

Подождите-ка! Но ведь здесь, выходит, в роли первой костяшки домино, толкающей остальные, выступает Китай. И «щелчок», вызвавший этот удар, ни в ком не вызывает сомнений касательно своих исторических причин. Историки считают естественным, что в определенные периоды своей истории феодальное государство становится сильнее, в другие ослабевает — хотя бы из-за усилившейся раздробленности. Более или менее известны экономические причины такого хода событий, а уж само их развитие знакомо нам равно по истории Франции и Руси, Хорезма и Индии.

Не поражает ведь нас неуклонный рост великой Московской державы, распухание, а затем развал Франкской империи Карла Великого.

Однако государства, созданные в новую эру кочевниками, кто бы эти кочевники ни были, гунны, тюркюты или монголы, имели немало типичных для феодализма особенностей. Мудрено ли, что кочевые державы тоже то разрастались, то разваливались? А так как кочевники куда легче сдвигаются с места, чем люди оседлые, так как сама по себе кочевая жизнь делает из почти любого пастуха прирожденного воина, то, естественно, растут создаваемые кочевниками государства обычно быстрее, чем государства оседлых народов.

Если государства вроде Франкской империи Карла Великого или Китая Цинь Ши Хуанди расширяются, расширяются до тех пор, пока не окажется, что управление уже занятыми землями затруднено и у хозяев державы не хватает сил на захват новых земель, надо ли удивляться, что еще быстрее и сильнее распухают империи монголов или гуннов?

Им ведь не обязательно строить на занятых землях укрепления, ставить в этих укреплениях большие гарнизоны и т. д. А воины покоренных племен включаются в армию завоевателей, идущую все дальше и дальше, пока не ослабнут связи между частями разросшейся державы, а «кадровые» войска не окажутся в значительной степени истреблены на покоряемых землях.

Последующее же дробление этих кочевых империй так же закономерно, как превращение Франкской империи в несколько крупных и множество мелких государств. Иллюстраций тому сколько угодно.

Кипчаки (половцы) идут в IX–XI веках единым ударным клином на запад, становятся хозяевами большей части Средней Азии и Северного Причерноморья. А позже, разрозненные и разделенные, часто враждующие между собой, кипчакские племена не выдерживают удара страшного монгольского кулака.

Разрозненные русские княжества, пытавшиеся в середине XIII века отразить нашествие татаро-монголов, а затем — свергнуть татаро-монгольское иго, имели против себя не просто армию Батыя или ханов Золотой Орды, но всю грандиозную Монгольскую империю, раскинувшуюся от Тихого океана и до Малой Азии. Эта держава бросала войска покоренных народов друг против друга, отправляла китайцев со стенобитными орудиями к крепостям Ирана, заставляла Русь и Кавказ давать отряды, составлявшие гарнизоны в китайских городах. Каждый отпрыск Чингисова рода принимал участие в выборах всемонгольского императора, и ханы-чингизиды, враждуя меж собой, не раз объединялись против непокорных подданных.

Но как Русь должна была по законам развития феодализма стать в XI–XII веках землей княжеских междоусобиц, на которые жаловался певец «Слова о полку Игореве», так империя монголов в силу тех же законов должна была распасться на независимые и даже враждебные государства. А с каждым из них в отдельности легче было справиться покоренным монголами народам. В конце XIV века, когда объединенная Москвой Русь начала показывать татарам свою силу, восстал и Китай, свергнув монгольскую династию.

У оседлых народов расширение государств тоже порою вызывало волны переселений. Создание единого государства в Норвегии заставило часть тамошней вольнолюбивой знати отправиться в Исландию со своими домочадцами. Объединение прежних Кастилии, Арагона, Леона в Испанском королевстве и завоевание им юга Пиренейского полуострова привело к массовому выселению оттуда в Африку мусульманского населения.

Удары кочевых государств приводят к куда более резким и быстрым передвижениям племен и народов, особенно тоже кочевых. Но разница в темпе и масштабах переселений не должна закрывать от нас того общего, что в них есть.

А вопрос о том, почему в данный момент именно гунны, в следующий — именно жужани, а потом — именно тюркюты, этот вопрос, конечно, очень сложен. Но, наверное, немногим более сложен, чем вопрос о том, почему в XVI веке в Европе на какое-то время решающее значение приобретает Испания, в начале XIX века — Франция, в середине XIX века, до Крымской войны, — Россия.

Победы монголов удивительны, но разве менее поражают успехи Александра Македонского и Наполеона?