Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред - Страница 5

Нет смысла сейчас рассуждать об этике Ферриса Фримонта. Время уже вынесло свой приговор, приговор всего мира — кроме Советского Союза, который до сих пор относится к нему весьма уважительно. Не исключено, что Фримонт напрямую работал под диктовку СССР и получал оттуда финансовую помощь. Так или иначе, его поддерживали Советы, его поддерживали правые, и в конце концов, в отсутствие других кандидатов, его поддерживали почти все. Он стал президентом на волне народного энтузиазма. А за кого еще было голосовать?

Можно задаться вопросом: почему столь разные группы, как американская интеллектуальная элита и советские стратеги поддерживали одного и того же человека? Я не политолог, но Николас однажды заметил: «И те и другие тяготеют к коррумпированным лидерам — чтобы легче было ими управлять. Советы и яйцеголовые любят марионеток. И всегда будут любить, потому что по своей сущности обожают приставлять пистолет к виску».

Никто не приставлял пистолет к виску Ферриса Фримонта. Он сам был пистолетом — нацеленным на нас. На тех людей, которые его избрали.

Николас тоже никак не был политологом. Он понятия не имел, как сформировались силы, стоящие за Феррисом Фримонтом; он понятия не имел, что такие силы вообще существуют. Подобно большинству из нас, он просто ошеломленно наблюдал, как ведущих политических деятелей одного за другим убивали, как быстро шел к власти Фримонт. Происходящее казалось абсурдным.

Есть такая крылатая латинская фраза, раскрывающая пружины любой интриги: «Кому выгодно?» Когда были убиты Джон Кеннеди, и Бобби Кеннеди, и доктор Кинг, нам следовало спросить себя: «Кому выгодно?» Это было невыгодно всем американцам, кроме одного второсортного человечка, который мог теперь попасть в Белый дом и там остаться. У которого в противном случае не было бы никаких шансов на успех.

С другой стороны, наше блуждание в потемках простительно. В конце концов, в Америке никогда ничего подобного не происходило. В отличие от других стран. В России прекрасно знают, как все это делается; знают и в Англии — взять, к примеру, Горбатого Дика, как называет Шекспир Ричарда III.

Впрочем, я не собираюсь рассказывать о том, как Феррис Фримонт пришел к власти. Я хочу рассказать о его упадке. Фактическая сторона дела известна, но вряд ли кто-либо догадывается о потайных механизмах его поражения. Я собираюсь рассказать о Николасе Брейди и друзьях Ника.

Хотя я оставил работу в книжном магазине, чтобы посвятить все время литературному труду, я частенько с удовольствием заглядывал в «Университетскую музыку», чтобы послушать новые пластинки и перекинуться парой слов с Николасом. К 1953 году Брейди практически стал управляющим — решал вопросы с поставщиками, оформлял все документы. Владелец, Герб Джекмэн, открыл магазин в Кенсингтоне и занимался только им — ближе к дому. Пэт все еще работала в Беркли, вместе с Николасом.

Я и не догадывался, что у Герба было плохо с сердцем. В 1951-м он перенес инфаркт, и врач посоветовал ему отойти от дел. Джекмэну едва исполнилось сорок семь, и он не мог выйти на пенсию; вместо этого он купил крохотный магазинчик в Кенсингтоне — покупатели туда заходили разве что по субботам.

Иногда по субботним вечерам Герб и его приятели собирались в подсобке магазина «Университетская музыка» поиграть в покер. Порой к ним присоединялся и я. В этом кругу все знали о состоянии здоровья Герба. Его приятели в основном были мелкими коммерсантами из близлежащего района и имели общие интересы. Общими были и проблемы — например, распространение торговли наркотиками на Телеграфную улицу. Все понимали, что нас ждет. Николас впоследствии говорил, что Герба доконала увиденная сценка — уличные торговцы открыто толкают травку прохожим.

А еще я играл в покер с Тони Бучером и его друзьями, тоже писателями-фантастами. Николас в покер не играл — интеллектуалы не увлекаются картами, а Николас был типичным интеллектуалом, для которого существуют только книги, пластинки и маленькие кафе. Когда им с Рэйчел хотелось размяться, они отправлялись прямо в Сан-Франциско, в кафешки Норт-Бича, однако предварительно всегда заходили в Чайнатаун и обедали в одном и том же — по их утверждению, самом старом — китайском ресторанчике на Вашингтонской. Там был один официант-коротышка по имени Уолтер, который, по слухам, кормил бесплатно бездомных студентов — тех, кто в свое время из битников превратятся в хиппи. Николас никогда не был битником или хиппи, но, несмотря на свою интеллектуальность, смахивал на них джинсами, кедами, короткой бородой и всклокоченными волосами.

Для самого Николаса тяжелейшей проблемой было отсутствие перспектив. Он боялся, что ему всю жизнь придется провести за прилавком магазина пластинок. Это чувство усиливалось по мере того, как Рэйчел подходила к получению степени. Николасу казалось, что она поглядывает на него сверху вниз. Ему казалось, что в Беркли, университетском городе, вообще подавляющее большинство смотрит на него сверху вниз. Это был трудный период для Николаса.

Именно тогда с ним произошло другое паранормальное явление. Он рассказал мне о случившемся на следующий день.

Дело касалось Мехико. Николас никогда не был в Мехико и мало что о нем знал. Поэтому его так поразили красочность и детальность видения: каждый автомобиль, каждое здание, каждый человек на тротуаре или в ресторане были четко очерчены. Перед ним предстал большой современный город, только уличные шумы были несколько приглушены, словно отодвинуты на второй план, на уровень бормотания — ни одного внятного слова. Никто с Николасом не разговаривал; в видении вообще не было конкретных действующих лиц — только машины, рекламные щиты, магазины, рестораны… Так продолжалось часами, в неестественно ярких цветах, словно все было нарисовано акриловыми красками.

Странным было и время, когда произошло видение — днем. Часа в два пополудни (в выходной) Николас вдруг почувствовал сонливость и прилег на диван в гостиной. И началось… Потом он засек время: сон длился восемь часов. Восемь часов осмотра Мехико — и совершенно бесплатно!

— Со мной словно пытался вступить в связь иной разум. Описывал мне непрожитую жизнь, — позднее признался Николас, — жизнь, которую мог бы прожить я, то, что я мог бы испытать.

С этим спорить было нельзя. Его серое существование в Беркли просто требовало подобной отдушины.

— Может, тебе следует переехать в Южную Калифорнию? — предположил я.

— Нет, это был Мехико — столица иностранного государства.

— Ты никогда не думал перебраться в Лос-Анджелес?

— Со мной общался гигантский, мощнейший разум! Через необозримые пучины космоса! С другой звезды!

— Зачем это ему понадобилось?

— Очевидно, он почувствовал мою нужду. Я думаю, он стремится направить мою жизнь к некой великой цели, для меня самого пока еще невообразимой. Я… — Николас смутился и понизил голос. — У меня есть для него имя: Всеобъемлющая Активная Логическая Интеллектуальная Система А. «А» — потому что их может быть много. То, что пыталось вступить со мной в контакт, в полной мере обладает всеми этими характеристиками: огромное, активное, разумное и представляет из себя однородную систему.

— Ты все это понял, увидев Мехико?

— Я почувствовал это, познал интуитивно. Порой я не сплю по ночам, пытаюсь вступить с ним в связь… Должно быть, это результат моих многолетних призывов.

Я обдумал употребленное им слово «призыв» и понял, что мой друг имел в виду молитву. Он молился, хотя слово «молитва» не произнес бы ни за что на свете.

Позже выяснилось, что у него были и другие контакты с так называемым ВАЛИСом: один и тот же часто повторяющийся сон, в котором к глазам Николаса подносили тяжелые фолианты, чем-то напоминающие первые издания Библии. Он неизменно пытался прочесть, что там написано, однако безуспешно; к утру все забывалось. Хотя не исключено, что подсознательно он впитал очень много. Из слов Николаса складывалось впечатление, что во сне с ним проводили ускоренный курс обучения. Чему — ни он, ни я сказать не могли.