Пещеры Красной реки. Листы каменной книги
(Исторические повести) - Сенак Клод - Страница 15

По указанию Абахо Нум разыскал в углу пещеры длинный тонкий шест, служивший Мудрому Старцу указкой, когда он обучал молодых охотников целиться в наиболее уязвимые на теле животных места. С трудом разломав шест на четыре части, мальчик оторвал несколько узких полос от края своей меховой одежды и кое-как привязал ими обломки шеста к сломанной ноге Абахо.

Получилось грубое подобие лубка, которым пришлось, к сожалению, довольствоваться.

По счастью, Абахо всегда носил на поясе кожаный мешочек с различными лекарственными травами и снадобьями. Достав из него несколько зерен растения, обладающего свойством успокаивать боль, Мудрый Старец пожевал их и скоро забылся чутким, тревожным сном. Нум зажег один из уцелевших светильников, погасил факел и примостился возле больного с намерением бодрствовать, охраняя его сон. Но усталость сморила мальчика, и скоро он крепко заснул.

В Священной Пещере царил глубокий мрак, едва рассеиваемый слабым светом единственного светильника. В его дрожащем, неверном мерцании нарисованные на стенах животные продолжали вести свой фантастический хоровод…

Абахо снова очнулся и, приподняв голову, огляделся вокруг. Губы его пересохли от внутреннего жара, он мучительно хотел пить. Сломанная нога болела невыносимо, словно пронзенная раскаленным копьем. Кусая губы, чтобы не застонать, Мудрый Старец посмотрел на спавшего рядом с ним подростка. На смуглых щеках Нума виднелись следы слез, размазанных по лицу вместе с грязью и кровью. Посиневший и вспухший лоб был рассечен в нескольких местах кровавыми шрамами. А на губах блуждала счастливая улыбка: должно быть, ему снился хороший сон.

Тяжело вздохнув, Абахо отвел глаза от этого юного лица. Сам он готов был мужественно перенести долгую и жестокую агонию в подземном склепе, но при мысли о том, что такая же страшная участь уготована ребенку, едва начинающему жить, все существо его возмущалось. Надо было как можно скорее удостовериться, что второй выход из Священной Пещеры свободен.

С усилием приподнявшись на локте, Мудрый Старец отыскал на полу острый камень и принялся чертить им в пыли план запасного выхода. Закончив чертеж, он разбудил безмятежно спавшего мальчика.

Абахо не дал Нуму времени снова предаться отчаянию и панике. Твердым голосом он приказал ему зажечь факел и подойти к той части каменной стены, где четыре оленя переплывали реку, вытянув тонкие шеи. Повинуясь указаниям Мудрого Старца, Нум высоко поднял факел и увидел над головами оленей, под самым потолком, узкое устье подземного коридора, уходящего во тьму. Толстая, сплетенная из кожаных ремней веревка, привязанная к выступу скалы, свисала до земли. Ухватившись за ее конец, можно было без труда добраться до входа в подземный коридор. Нум сообразил, что может подняться по веревке, держась за нее одной правой рукой, левая была занята факелом.

Приказав мальчику снова подойти к нему, Абахо заставил Нума тщательно изучить и запомнить план запасного выхода. Затем Нум стер сделанный Абахо чертеж и снова начертил его, чтобы крепче запечатлеть в памяти. После этого Главный Колдун и его ученик расстались, не сказав друг другу ни слова на прощанье, словно Нум отправлялся совсем недалеко, по какому-нибудь пустяковому поручению Мудрого Старца. Вскарабкавшись с помощью веревки наверх, мальчик обернулся и молча помахал раненому рукой.

Подземный коридор оказался прямым и узким; сухой каменный пол полого уходил вниз. Нум шел уже довольно долго, не встречая на своем пути ни трещин, ни каменных завалов, ни других следов землетрясения. С каждым шагом надежда на спасение росла и ширилась в его душе. Он миновал несколько боковых проходов, ответвлявшихся в сторону от главного коридора, и пересек два небольших круглых зала, стены которых были украшены странными изображениями. Вокруг неумело нарисованных человеческих фигур виднелись намалеванные черной и красной красками загадочные знаки; точки, волнистые черточки, квадраты, треугольники, окружности. Свет факела выхватывал из тьмы эти таинственные рисунки, среди которых изредка попадался одинокий силуэт бизона или оленя, выполненный с необычайным мастерством и выразительностью.

Во втором зале Нум увидел человеческие маски, украшенные птичьими перьями и разноцветной бахромой. Маски были надеты на грубо отесанные деревянные чурбаны, имевшие отдаленное сходство с человеческими фигурами. Блестящие глаза масок смотрели на Нума в упор, толстые губы уродливо гримасничали, тени плясали на доменных стенах, словно живые…

В глубине зала зоркие глаза Нума заметили вырезанных из дерева птиц с человеческими лицами и людей с птичьими головами, а в самом дальнем углу — большого глиняного идола с опущенными веками и загадочной улыбкой на тонких, крепко сжатых губах.

Но Нум ни разу не остановился, чтобы полюбоваться творениями безвестных древних художников. Значение многих предметов и рисунков было ему непонятно, но суровая красота их поражала воображение. Нум подумал, что когда-нибудь позже он вернется сюда и рассмотрит подробно все собранные здесь чудеса.

Не задерживаясь, мальчик скорым шагом шел вперед, по-прежнему не встречая нигде признаков вчерашнего землетрясения. Подземный коридор постепенно сужался; потолок его опустился и скоро стал таким низким, что Нуму пришлось продвигаться ползком, прикрывая ладонью колеблющееся пламя факела. Едкий дым щипал глаза. Над собой и под собой, слева и справа, впереди и сзади он ощущал страшную давящую тяжесть земных пластов, сжимавших его со всех сторон. С ужасом подумал он о том, что случится, если новый подземный толчок застанет его здесь, в этой каменной трубе, стенкам которой достаточно чуть сдвинуться, чтобы раздавить его как букашку.

Узкий лаз неожиданно вывел Нума в довольно обширный подземный зал, и вдруг в гробовом молчании, окружавшем его, мальчик отчетливо услышал слабое журчание.

Тоненькая струйка воды падала с потолка в круглый бассейн с гладкими, ослепительно белыми известковыми стенками. Прозрачные сталактиты, свисающие со свода, отражались колеблющимися очертаниями в его зеркальной поверхности.

Нум едва не бросил на землю свой факел. Наспех воткнув его в рыхлую, влажную почву, он опустился на колени, припал губами к живительной влаге и пил долго, большими глотками, пока не утолил сжигавшую его внутренности жажду. Он обмыл прохладной водой свой пылающий, воспаленный лоб, смыл с лица и рук присохшую грязь, пот и кровь.

Нум чувствовал, как жизнь снова возвращается к нему. Пить он больше не стал, зная по опыту, что это может оказаться для него губительным. Его удивляло, что Абахо, так же, как и он сам, невыносимо страдавший от жажды, ни словом не обмолвился о существовании этого крошечного подземного водоема. Но, подумав немного, мальчик понял причины молчания Мудрого Старца. Абахо не хотел, чтобы Нум возвратился к нему, не дойдя до цели, и отпустил мальчика, не дав ему с собой сосуда для воды.

Нум покраснел от стыда. Теперь он горько сожалел, что задержался так долго около бассейна, в прозрачной воде которого дробился золотыми бликами свет его факела. Проворно выжав воду из длинных черных волос, он откинул их назад, поднялся с колен и решительным шагом двинулся дальше, прислушиваясь к постепенно слабеющей музыке водяных капель, стекающих в белоснежный подземный водоем, вековой покой которого он на мгновение потревожил.

VIII

ВО МРАКЕ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Нум приближался к выходу из подземного лабиринта. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что выход этот находится в его собственной пещере, в глубине маленькой кладовки, где под потолком зияла черная отдушина, внушавшая ему такой страх в далеком детстве.

Завидев впереди слабо брезживший свет, Нум ускорил шаг и через несколько минут добрался до выхода. Воткнув факел в расщелину стены, он спрыгнул вниз, выскочил из кладовки и очутился в отцовской пещере.

Сумрачный свет зимнего дня, проникая через наружный выход, слабо освещал просторное жилище вождя племени. В центре его сиротливо серела кучка холодной золы, свидетельствуя о том, что огонь в очаге уже давно угас. На земляном полу были в беспорядке разбросаны домашняя утварь, одежда, глиняная посуда и оружие. Многих знакомых Нуму с детства предметов не хватало. Количество мехов значительно уменьшилось, наполовину исчезли запасы вяленого мяса и рыбы, висевшие на перекладинах вдоль стен и под потолком. Несколько сухих рыбин валялось на полу, словно кто-то в неистовой спешке срывал их с тонких жердей, на которые они были нанизаны.