Солнечная лотерея - Дик Филип Киндред - Страница 15

— Бюст — символ, — глаза Элеоноры победно блеснули. — Ты знаешь это, Тед. Преданность — самое ценное, что у нас есть. Преданность, соединяющая нас, связывающая слугу с его покровителем, мужчину с его любовницей.

— А может, — сказал Бентли, — мы прежде всего, должны быть преданы идеалу?

— Какому идеалу?

Бентли не нашел, что ответить. У него появилось ощущение, что мозг вдруг отказался повиноваться ему. В голове закружились обрывки мыслей, к которым сам Бентли, казалось, не имел никакого отношения. Откуда шел этот поток, Бентли не знал.

— Конечно, нам ничего не остается, — наконец сказал он, — как только быть верными клятве. Преданность, клятва — это основа, на которой все держится. Но чего она стоит? Немногого. Все вокруг начинает обесцениваться.

— Неправда, — возразила Элеонора.

— Разве Мур предан Веррику?

— Нет, но именно поэтому я его оставила. Он признает только свои теории. А я это ненавижу.

— А ведь Веррику тоже нельзя доверять, — заметил Бентли. — Зря ты ругаешь Мура. Он стремится подняться как можно выше, как все в этом мире, в том числе и Риз Веррик. И какое это имеет значение, что кто-то переступает через свои клятвы, чтобы сорвать большой куш, приобрести больше влияния и власти. Идет гигантская давка у подножия вершины. Вот когда все карты будут раскрыты, тогда ты и узнаешь истинную цену многих людей. В том числе и Риза Веррика.

— Веррик никогда не допустит падения тех, кто зависит от него!

— Он уже это сделал, когда позволил мне присягнуть ему. В той ситуации это было нарушением морального кодекса. Ты это знаешь лучше, чем кто-либо!

— Боже! — воскликнула Элеонора. — Ты этого никогда ему не простишь! Ты считаешь, что он посмеялся над тобой…

— Нет, Элеонора, это серьезнее, чем ты хочешь представить. Это наша подлая система начинает показывать свое истинное лицо. И с меня уже довольно. Что можно ждать от общества, основанного на играх и убийствах?

— Но это не вина Веррика. Конветет учрежден задолго до него, с того времени как принята система Минимакса.

— Веррик не из тех, кто честно следует принципам Минимакса. Он пытается обойти их с помощью стратегии, реализуемой через Пеллига.

— И это пройдет, не так ли?

— Возможно.

— Но, Тед, какое это все имеет значение? Ты занимаешься ерундой! Не надо! Мур чересчур болтлив, а ты чересчур совестлив. Наслаждайся жизнью. Завтра будет великий день!

Элеонора налила в бокалы виски и пристроилась рядом с Тедом на диване. Ее прекрасные темно-рыжие волосы блестели в полумраке комнаты. Поджав под себя ноги, с бокалом в руке, она наклонилась к Бентли:

— Ты с нами? Я хочу, чтобы ты решил.

— Да, — вздохнул Бентли.

— Я просто счастлива! — обрадовалась Элеонора.

— Я присягнул Веррику. У меня нет другого выбора, разве только нарушить клятву и сбежать. А я никогда не нарушал своих клятв. Мне уже давно все осточертело на Птице Лире, но я никогда не пытался сбежать оттуда. Сделай я это — и я был бы пойман и убит. Я приемлю закон, дающий покровителю право казнить или миловать сбежавшего слугу. Но я считаю, что никто: ни слуга, ни покровитель не имеют права нарушать клятву.

— Ты только что говорил, что система рушится.

— Так и есть, но мне не хочется прикладывать к этому руки.

Элеонора обвила Бентли своими теплыми руками.

— Как ты жил? У тебя было много женщин?

— Несколько.

— А какие они были?

— Всякие.

— Милые?

— В общем, да.

— Кто последняя?

— Она была класса семь-девять, по имени Юлия.

Элеонора заглянула Бентли в глаза:

— Расскажи, какая она?

— Маленькая, хорошенькая.

— Она похожа на меня?

— У тебя волосы гораздо красивее. У тебя красивые волосы и прекрасные глаза, — Бентли привлек к себе Элеонору. — Ты мне очень нравишься.

Элеонора прижала ладошку к амулетам, болтающимся у нее на груди.

— Все идет хорошо. Мне везет. Это, согласись, замечательно, что мы будем работать вместе.

Бентли промолчал.

Элеонора закурила сигарету.

— Ты далеко пойдешь, Тед, — сказала она, одарив Бентли восторженным взглядом. — Веррик о тебе высокого мнения. Как я испугалась за тебя вчера вечером! Но он был к тебе снисходителен. Он уважает тебя и чувствует: в тебе что-то есть. И он прав! В тебе есть что-то сильное! Индивидуальное! Как бы мне хотелось прочесть, что у тебя на уме. Но с этим, к сожалению, навсегда покончено.

— Хотел бы я знать, осознает ли Веррик серьезность той жертвы, которую ты принесла ему?

— У Веррика есть дела поважнее. Возможно, завтра все пойдет, как прежде. Ведь тебе этого хочется тоже? Фантастика, да?

— Да, конечно.

Элеонора обняла Теда.

— Итак, ты действительно идешь с нами? Ты поможешь нам задействовать Пеллига?

Бентли кивнул.

— Да.

— Отлично!

— Тебе нравится эта квартира? Она довольно-таки просторная. У тебя много вещей?

— Нет, не много, — грудь Бентли что-то сдавило и не отпускало.

— Ничего, образуется.

Элеонора залпом осушила свой бокал, погасила свет и обернулась к Теду. Отсвет, идущий от сигареты Элеоноры, окружил ее волосы, ее губы и грудь красноватым сиянием.

Бентли протянул к ней руки.

— Тед, тебе хорошо со мной?

— Да, — машинально подтвердил Бентли.

— Тебе не хотелось бы быть сейчас с другой?

Бентли молчал, и Элеонора тревожно добавила:

— Я хочу сказать… Быть может, я… не так уж хороша, а?

— Нет-нет, ты превосходна…

Только через два-три часа Тед вспомнил о своих проблемах.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, не обращая внимания на умоляющие глаза Элеоноры, и добавил жестко: — Ты верно заметила. Завтра, без сомнения, великий день.

Глава 9

Леон Картрайт, Рита О'Нейл и Питер Вейкман завтракали, когда оператор инвик-связи сообщил, что по секретному каналу получен вызов с корабля.

Бледный, с осунувшимся лицом Картрайт повернулся к экрану инвик-связи.

— Где вы находитесь? — дрожащим голосом спросил он.

— В четвертой астрономической единице, — ответил капитан Гровс.

Удрученный вид Картрайта явно обеспокоил его, и капитан, видимо, старался понять: выглядит ли Картрайт так плохо на самом деле или же в этом виновато нечеткое изображение?

— Мы скоро выберемся в нетронутое пространство, — сказал Гровс. — Официальные карты здесь уже непригодны, и я руководствуюсь данными Престона.

Итак, корабль миновал половину пути. Орбита Диска Пламени, если таковой вообще существует, имеет радиус-вектор в два раза больший, чем радиус орбиты Плутона. Далее — неизведанная бесконечность. Вот-вот корабль пролетит мимо последних сигнальных бакенов и оставит позади мир, обжитый людьми.

— У нас не все гладко. Кое-кто хотел бы вернуться, — доложил Гровс. — Еще есть возможность отправить их назад.

— Сколько человек собирается покинуть корабль?

— Десятеро.

— Вы сможете обойтись без них?

— Да.

— В таком случае, отпустите их.

— К сожалению, я еще не имел возможности поздравить вас, — сказал Гровс.

— Меня поздравить? А! Да, спасибо.

— Хочется пожать вам руку, Леон. Гровс протянул огромную черную ладонь к экрану инвик-связи. Картрайт сделал то же, и на какое-то мгновение их пальцы соприкоснулись.

— Я полагаю, — улыбнулся Гровс, — когда я вернусь на Землю, мы обменяемся рукопожатиями по-настоящему.

— Честно говоря, не надеюсь, что вы застанете меня. То, что я переживаю, это кошмар, от которого невозможно пробудиться.

— Все это из-за убийцы?

— Да, — ответил Картрайт. — Он уже в пути, и я жду его…

Окончив сеанс связи, Гровс позвал Конклина и Марию.

— Картрайт согласен отпустить их. Во время обеда я объявлю об этом официально.

Гровс посмотрел на сигнальный огонек, вспыхнувший на пульте управления.

— Посмотрите. Этот индикатор сработал впервые с начала эксплуатации корабля.