Родиной призванные
(Повесть) - Соколов Владимир Н. - Страница 19

— Как ты сказал, скотина? — заорал Вернер. — Повтори!..

— Да я, господин… Я… Вот… Нате, — заикался Коржинов. — Голову мою берите. Все отдам рейху… Все… Все… — истерично кричал он. — Вот смотрите… От души я… — И упал перед столом на колени. — От души… вот вам душа моя… — Он рванул засаленный китель, оголяя волосатую грудь. — Ваш! Весь ваш!

Дюда и Вернер довольно переглянулись. Вероятнее всего, такой взгляд означал, что теперь надо говорить помягче.

Вернер закурил, успокаиваясь.

— Так вот, господа полицейские, Алешня от нас всего в пяти километрах. На границе с аэродромом, в запретной зоне. Сегодня ночью один бандит, засланный партизанами, увел в лес отряд вооруженных полицейских. — Вернер снова задергал бровью и скривил рот. — Пулеметы, автоматы, гранаты рейха — в руках бандитов. И где? Рядом с аэродромом! Мы приказали населению немедленно сдать оружие, в том числе и трофейное. Где оружие? Где? — яростно заорал гитлеровец. — Что принесли вы, дармоеды? Десяток охотничьих дробовиков. Ха-ха-ха, — затрясся Вернер и ударил кулаком по столу. — Где оружие, хамы? Десяток ржавых шомполок. Какие же вы полицаи? На что надеетесь? А? На что? У меня есть фатерланд! Что вы имеете, господа? Вы все, как один, связаны одной веревочкой. Понятно? Встань! — крикнул он Коржинову.

«Господи, кажется, пронесло», — подумал начальник полиции.

А Вернер с гневом продолжал:

— Немедленно заставьте население сдать оружие и указать, где оно спрятано. За усердие — три тысячи рублей и корову. За поимку партизанского командира или комиссара — десять тысяч рублей, корову и дом. За указание местонахождения лагеря или продовольственного склада бандитов — десять тысяч рублей, две коровы, новый дом.

— Я тоже хочу сказать о наградах, — поднялся Дюда. — Если на аэродроме и в окружающей зоне будет тихо, все полицейские получат дополнительные пайки, жалованье не менее тридцати марок в месяц, новое немецкое обмундирование.

— Понятно? — спросил Вернер.

— Понятно, — ответили полицейские. — Хайль Гитлер!

— Хайль! — громче всех крикнул начальник полиции, и в глазах его заблестели слезы.

— А теперь по местам! — скомандовал Геллер. — Ты, Коржинов, останься.

Все вышли, и Вернер подошел к начальнику полиции.

— Пьешь? — спросил мягко.

— Пью, — тихо ответил Коржинов.

Вернер достал из шкафа бутылку шнапса, стаканы, налил себе и Коржинову.

— За наши успехи! Гляди в оба.

Выпили. Сдерживая болезненную улыбку, Коржинов низко поклонился.

Глава двадцатая

— Дядя Коля! — позвал мальчонка. — Вас хотел видеть Костик.

— Скажи ему — приду сегодня вечером, — ответил машинист движка.

Партизанская и армейская разведка хорошо знала дом Поворовых. Дверь дома, выходящая в сад, никогда не закрывалась на ночь. Марфа Григорьевна чем-то напоминала горьковскую мать. Она рада была, что наконец-то участвует в большом деле, которому посвятил себя ее любимый сын. Мать не думала, какая гроза нависнет над всей семьей, если фашистские холуи заметят, что к ним в дом по ночам приходят партизаны. Всего за два дома от Поворовых жил староста деревни, уже несколько лет враждовавший с ними. Когда соседа назначили старостой, он сразу пригрозил:

— Ну теперь я с вами за прошлое рассчитаюсь… Только посмейте сделать что-нибудь против немцев!

Угроза не испугала семью. Желание помочь Родине было превыше всего. Вот и сегодня к Поворовым пришел дядя Коля с неизвестным.

— Из отряда Коршуна! — хитро улыбаясь, отрекомендовался молодой человек. Он сидел около Василия Яковлевича — тот готовил мешки для отправки продовольствия в отряд. — Сегодня ночью, — предупредил гость, — придут наши ребята с важным поручением. А завтра появится разведчик. — Партизан описал его внешность. — А вас, дядя Коля, — обратился он к Никишову, — Федор просил договориться с Костиком о помощи этому разведчику.

Партизану надо было встретиться с Митрачковой и взять у нее лекарства для отряда.

— Коршун хотел знать ваше мнение, дядя Коля, как быть с Митрачковой. Может, забрать ее в отряд?

— Передай Федору, что Митрачкова очень нужна здесь. Она будет поставлять вам медикаменты. К ней обращаются за помощью партизаны разных отрядов. А теперь ступай, скоро комендантский час.

— Миленький мой, труженик мой, да ты сядь, покушай, — пригласила парня к столу мать.

— Фрицы, фрицы по дворам ходят! С обыском… У соседей уже, — вбежал маленький Ванька.

Дядя Коля выскочил во двор, спрятался в сарае, Партизан замешкался. Около него лежали инструменты, которыми работал Василий Яковлевич. Парень схватил ножовку и стал распиливать деревянный брус.

Вошли гитлеровцы.

— Матка, яйки, яйки!

Они не заметили, с каким напряжением мужчина пилил брусок.

Мать торопливо положила в корзину яйца, и через минуту солдаты ушли.

— Пронесла нелегкая, — улыбнулся дядя Коля, входя в дом.

— Теперь они два-три дня не заглянут к нам, — сказала мать. И обернулась к партизану: — Покушай, сынок, и ступай к своим. Скажи — ждем их сегодня ночью.

Сразу после ухода партизана собралась почти вся семья Поворовых. Приехал из дальних деревень Отец, где шил и перешивал всякое тряпье, чтобы как-нибудь прокормить семью. Трудно жилось безногому ветерану империалистической войны, зато неоценимую пользу приносил он солдаткам и всем деревенским людям. В любую погоду костылял по завьюженным дорогам, переходил из села в село, и всюду встречали его словами благодарности. Возвращаясь домой, старик рассказывал сыну о великом горе, принесенном оккупантами, о кипящей против них злобе и ненависти. Все знал отец: где появились следы партизан, в каких домах живут предатели, сколько полицейских в том или ином селе. По его сведениям Поворов составил подробную карту полицейских станов, передал ее Данченкову и за Десну — партизанскому комиссару Мальцеву.

— Ну как, работает твоя фирма? — шутил дядя Коля.

— Э, братец, фирма Поворова не подведет… Действуем по заранее обдуманному плану. Сообщи Федору, что староста в Дмитровке продает наших людей. В селе Рябчи, близ аэродрома, начальником полиции служит бывший дьякон по прозвищу Савенок — сущий бандит… Рыщет по округе, убивает комсомольцев, коммунистов. Этого бандита тоже надо убрать. Но как? В Рябчи и Дмитровке действовать нужно очень осторожно.

Часов в девять вечера в дом Поворовых пришла группа партизан. В приговоре значилось, что дмитровский староста забирает у крестьян последнее зерно, хранимое для весеннего сева, выдает гитлеровцам красноармейские и партизанские семьи, которые вконец ограблены, что сей подлец насквозь пророс холуйством перед фашистами.

— Именем Советской Республики… — зачитал приговор Никишов.

— Ну и подлюга этот Савенок, — кипятился Яков Поворов. — Ну и гад! Такой вот гад выдал фрицам молодую жену комиссара. Говорят, красавица. Ребеночек у ней — мальчонка, два годочка еще не стукнуло. Старуха еще с ними — мать комиссара. Костя говорил — держат командиршу в Сеще.

— Костя говорил тебе, как ее фамилия?

— Да, говорил, будто Жарова. Стерегут ее звери. Куда-то запрятали. А все вот из-за таких гадов-предателей. Никишов, черт возьми, почему это так? — Яков Поворов даже притопнул протезом. — Вроде бы равно всем Советская власть добро поделила. Нет у нас ни баров, ни кулаков, ни купцов. Трудились, жили как полагается… А ведь вот, поди! Один человек готов погибнуть за наше великое, а другой приспосабливается и творит черное дело. Вроде этого старосты. Колхозником был, работал. А что теперь надумал? Своих предавать. Бывает ли страшней этого? А, Никишов? Ты ведь партеец… Значит, за таких в ответе. Верно, что-то недоглядели. Слов-то много, а душу не обновляли. Вот оно что. Одни вон взлетели духом, а другие ради своей выгоды продали совесть. — Пот прокатился по бледному, усталому лицу Якова.

— Да, брат, прорастала и среди нас такая дрянь. Пойми, Яков, я не нахожу всему этому оправданий. Мы видели хороших людей. А вот людишек с гнилой душонкой — недоглядели. И я виноват, что не помог нашим партийным органам. — Никишов поморщился, нахмурился. Взял карандаш и твердой рукой подписал приговор изменнику. — Кто поведет ребят? У тебя в семье, — обратился он к Якову, — есть паренек, тонко работает, в доверие к сещенским комендантам вошел… Молодец!