Последние часы. Книга I. Золотая цепь - Клэр Кассандра - Страница 4

Обычно в таких местах Сумеречных охотников встречали довольно прохладно, но завсегдатаи «Дьявола» привыкли к молодым людям. Они приветствовали Джеймса, Кристофера, Мэтью и Томаса ревом и шуточками. Джеймс остался в зале, чтобы забрать напитки у барменши Полли, а остальные с топотом поднялись наверх, в свои комнаты, оставляя на ступеньках следы демонического ихора.

Полли была из оборотней. Она взяла мальчишек под свое покровительство, когда Джеймс три года назад снял здесь комнаты в мансарде; ему нужно было личное пространство, где он и его друзья могли бы время от времени укрываться от бдительного ока родителей. Именно Полли начала называть их «Веселыми Разбойниками», в честь Робин Гуда и его людей. Джеймс подозревал, что его за глаза прозвали Робином из Локсли, а Мэтью – Уиллом Скарлеттом. Томасу определенно отводилась роль Крошки Джона.

Полли хмыкнула.

– Я вас едва узнала, когда вы четверо ввалились в зал, с ног до головы обмазанные невесть чем.

– Ихор, – пояснил Джеймс, принимая бутылку рейнвейна. – Это кровь демонов.

Полли наморщила нос, достала из-за стойки бара несколько застиранных посудных полотенец и повесила ему на плечо. Потом протянула еще одну тряпку, которую он прижал к порезу на ладони. Рана перестала кровоточить, но в руке пульсировала боль.

– Чтоб мне провалиться.

– В Лондоне уже сто лет не видели демона, – сказал Джеймс. – Наверное, мы немного растеряли боевые навыки и уже не так проворны, как прежде.

– Думаю, они все слишком перепугались, вот и не высовываются, – дружелюбно произнесла Полли и отвернулась, чтобы налить стакан джина Пиклзу, местному водяному.

– Перепугались? – повторил Джеймс и застыл на месте. – Чего перепугались?

Полли вздрогнула.

– О, ничего, ничего, это я просто так сказала, – торопливо пробормотала она и поспешила к противоположному концу стойки. Джеймс нахмурился и направился к лестнице. Повадки обитателей Нижнего Мира иногда ставили его в тупик.

Два пролета скрипучих ступеней вели к деревянной двери, на которой много лет назад было вырезано изречение: «Важно не то, как человек умирает, а то, как он живет. С. Дж.»[4].

Джеймс открыл дверь плечом и обнаружил Мэтью и Томаса, вальяжно рассевшихся за круглым столом посередине комнаты. Стены комнаты были отделаны деревянными панелями; окна с неровными, потемневшими от времени стеклами выходили на Флит-стрит, освещенную мигавшими фонарями. Напротив, на другой стороне улицы, на фоне серого ночного неба смутно вырисовывалось здание Королевского суда Лондона.

Молодые люди давно привыкли к этой комнате, и она казалась им уютным «гнездышком», несмотря на изъеденные насекомыми и мышами панели и старую мебель с барахолки. В камине трещали поленья. На каминной полке красовался бюст Аполлона с давно отбитым носом. Книжные шкафы ломились от оккультных сочинений, написанных магами из простых людей: в библиотеку Института не допускалась подобная литература, но Джеймс собирал книги, посвященные колдовству. Его завораживала мысль о простых магах. Он испытывал невольное уважение к людям, которые не были рождены для жизни в мире чар и теней, но стремились в этот мир так страстно, что научились взламывать надежно запертые двери.

Томас и Мэтью уже отмылись от ихора, переоделись в неглаженую, но чистую одежду, и волосы их – рыжевато-каштановые у Томаса и золотистые у Мэтью – были еще влажными.

– Джеймс! – радостно воскликнул Мэтью, увидев друга. Глаза его подозрительно блестели, и Джеймс заметил на столе наполовину пустую бутылку бренди. – Неужто выпивка наконец-то прибыла?

Джеймс поставил вино на стол, и в этот момент Кристофер появился на пороге небольшой спальни, находившейся в дальнем конце помещения. Спальня уже была устроена здесь, когда «Веселые Разбойники» сняли комнаты, но ею пользовались только для того, чтобы мыться, хранить запасную одежду и оружие.

– Джеймс, – с довольным видом произнес Кристофер. – А я думал, ты пошел домой.

– С какой стати мне идти домой?

Джеймс уселся рядом с Мэтью и бросил на стол посудные полотенца Полли.

– Понятия не имею, – все так же радостно отозвался Кристофер, отодвигая стул. – Но ведь такое могло случиться, верно? Люди постоянно совершают странные, необъяснимые поступки. У нас однажды была кухарка, и вот как-то утром она отправилась за покупками и исчезла. Ее нашли две недели спустя в Риджентс-парке. Она нанялась служить в зоосад.

Томас приподнял брови. Ни Джеймс, ни остальные до сих пор толком не знали, стоит ли верить историям Кристофера. Не то чтобы он был отъявленным лжецом, но когда дело не касалось его мензурок и пробирок, он обращал мало внимания на происходящее вокруг него.

Кристофер был сыном Сесили Эрондейл, тети Джеймса, и Габриэля Лайтвуда. От родителей он унаследовал худощавое телосложение, темные каштановые волосы и глаза, цвет которых можно было описать, пожалуй, только как «сиреневый».

«И все это досталось мальчишке и пропадает понапрасну!» – часто говорила Сесили со вздохом мученицы. Кристофер, по всем признакам, должен был пользоваться популярностью у девушек, но увы: большую часть его лица скрывали очки с толстыми линзами, а кожа под ногтями была черной от намертво въевшегося пороха. Большинство Сумеречных охотников относились к огнестрельному оружию смертных с подозрением или вообще без всякого интереса, потому что руны, наложенные на металл или пули, не давали пороху воспламеняться, а оружие без рун не действовало против демонов. Тем не менее, Кристофер был одержим идеей приспособления огнестрельного оружия и всяческих зажигательных смесей для нужд нефилимов. Джеймс вынужден был признаться себе в том, что мысль о пушке на крыше Института представляется ему не такой уж абсурдной.

– Твоя ладонь, – внезапно произнес Мэтью, наклонился вперед и пристально уставился на Джеймса зелеными глазами. – Что случилось?

– Просто порез, – ответил тот, разжимая пальцы. Рана пересекала ладонь по диагонали. Когда Мэтью взял пострадавшую руку, серебряный браслет, который Джеймс всегда носил на правом запястье, звякнул о бутылку с вином.

– Ты должен был мне сказать, – нахмурился Мэтью и сунул руку в карман жилета, чтобы достать стило. – Я бы в два счета разобрался с твоим порезом еще в том переулке.

– Я забыл, – буркнул Джеймс.

Томас, который водил кончиком пальца по краю бокала вместо того, чтобы пить, произнес:

– Что-нибудь случилось?

Томас был слишком проницателен, и иногда это раздражало.

– Все произошло очень быстро, – неохотно отозвался Джеймс.

– Многие «очень быстрые» вещи также являются очень плохими, – заметил Мэтью, прикладывая острие стила к ладони Джеймса. – Например, нож гильотины падает очень быстро. Взрывы в лаборатории Кристофера также происходят исключительно быстро.

– Как видите, это была не гильотина и не взрыв, – усмехнулся Джеймс. – Я… я перенесся в царство теней.

Мэтью резко поднял голову, но рука его не дрогнула, он продолжал аккуратно выводить на коже Джеймса иратце, исцеляющую руну. Джеймс почувствовал, что боль начинает утихать.

– А я думал, что с этим уже покончено, – пробормотал Мэтью. – Я думал, Джем помог тебе.

– Он действительно мне помог. С последнего раза прошел целый год. – Джеймс покачал головой. – Наверное, глупо было надеяться на то, что я смогу избавиться от этого навсегда.

– Но ведь это обычно происходит с тобой, когда ты чем-то встревожен или расстроен, – заметил Томас. – Может, это из-за нападения демона?

– Нет, – быстро ответил Джеймс. – Нет, нет… но я представления не имею, что послужило толчком.

Джеймс почти с радостью ждал этой схватки. Все лето он пребывал в раздраженном, мрачном состоянии духа – впервые больше чем за десять лет он не поехал с семьей в Идрис, на каникулы.

Идрис располагался в центральной Европе. Страна была со всех сторон окружена невидимой «стеной» из защитных чар, скрывавших ее от взглядов простых людей и их примитивных изобретений: прекрасная страна без железных дорог, без заводов, без смога и дыма от печей, в которых жгли каменный уголь. Джеймс знал, почему в этом году его семья вынуждена была остаться в Лондоне, но у него имелись собственные причины желать возвращения в Идрис. Лишь немногие занятия, и среди них патрулирование улиц, могли отвлечь его от неотступных мыслей.