Самая страшная книга 2021 - Гелприн Майкл - Страница 30

Покачиваясь и поддерживая друг друга, сделали по шагу. Дождь и ветер тут же набросились на них.

– Медку бы! – заорал позади Мишка. – Сладко! Медово!

Следом завопил Павлушка. Не иначе, рвали друг другу глотки.

Шли до рассвета. Медленно, тяжело. Григорий все больше хрипел и плевался алым, пока наконец не попросил передыха. Федор усадил его под пихтой, обложил лапником.

Пытался ободрить, но пушкарь уже не слушал. Бесшумно шевелил губами и глядел остекленевшими глазами на лес.

Последним спутником Федора сделалась боль: терзала руку, то бросала в жар, то вышибала холодный пот.

А старик все шел и шел по тропе, радуясь хотя бы тому, что лес защищает от дождя. Где и когда рухнул, он уже не помнил.

– Да чего уж тут. – Лекарь почесал мясистый нос и протянул Федору смоченную чем-то едким тряпицу. – Жить и с одной можно.

Старик смотрел в качающийся потолок. Походная палатка заметно дрожала. Пахло дымом, травами.

Чувство боли сменилось чувством потери.

Он скосил глаза, чтобы увидеть культю. Всхлипнул.

– Ты не дрожи, служивый. – Лекарь осторожно похлопал его по небритой щеке. – Всю гниль вырезали и выжгли из раны. Увы, откушать горячего пока не получится. Налегай на солонину и пей перевар. Согреешься.

Ни пить, ни есть Федор не мог – от всего веяло мертвечиной. Даже уснуть не получалось. Он просто лежал и пытался понять, как так вышло, что подводы добрались именно сегодня. Не неделю, не два дня назад, пока не стряслось все самое жуткое!

На следующий день лекарь заявился с ворохом старой одежды.

– Идем к сотнику.

Этот бивуак с трудом можно было назвать лагерем или зимовищем. Телеги стояли кругом, внутри него едва нашлось место кострам, палаткам, простенькой привязи для утомленных лошадей, накрытых попонами.

Было тесно и холодно. Небо сеяло то ли дождь, то ли ледяную морось. Где-то в горах, словно боевой горн, гудел ветер, и от звуков этих замирало сердце. Не иначе, лесное воинство шло на незваных гостей…

– Чего рот раззявил? Шевелись!

Мрачные стрельцы жались к огню, сушили сапоги и обмотки. Дозорные глядели в лес покрасневшими от усталости глазами.

Федор кинулся было топтать костры, кричать, чтобы не рубили деревья, а собирали валежник, но его живо угомонили пинками и затрещинами, после чего вернули лекарю.

Хнычущего стрельца привели к небольшой палатке с толстенным тяжелым пологом, возле которого стоял караульный с бердышом наперевес. Борода караульного смерзлась, он притоптывал, гоняя кровь в ногах.

– Митрий, чего возитесь? – стуча зубами, спросил он у лекаря. – Сотник извелся весь!

– Нешто пироги на столе стынут? – хмыкнул Митрий, поднимая полог. – Мы уже кругом опоздали.

Внутри сидел, кутаясь в красный кафтан с соболиным подбоем, мрачный сотник. От жаровни валил дым, пахло топленым салом и кислым потом.

– Тебя, никак, святой в чело поцеловал, Федор! – прохрипел офицер. – Стрельцы тебя признали, когда на тропе нашли.

Федор подумал, что смерть не самый худший исход. По крайней мере не чувствовал бы боли в отнятой руке и был свободен от мыслей о глухарях.

– Ваше благородие, – он не сразу подобрал слова, – не дождались мы. Думали, до заморозков успеете, а тут…

Офицер хмыкнул, сверкнул карими глазами.

– Паршивый край. По лесу даже волоком не везде пройдешь, вот и мяли тропы, увязая в грязи и ломая оси. Думали, вовсе не доберемся никуда, бросим обоз и повернем.

Сотник велел подать кипятку Федору, но тот не притронулся к питью.

– Где остановились? Зимовище справили?

– Нас отрядили ждать вас либо струг с заставы на Лозьве, – стрелец нахмурился. – Остальных сотник повел через лес к правому притоку. Отшельник, показавший нам избу, твердил, что пройти получится до первого снега.

Сотник выругался. Явно надеялся, что Федор вышел из уже заложенного острога и заблудился во время охоты.

– И давно отрядили? – мрачно спросил офицер.

– В конце лета.

– Тьфу, пропади все пропадом! Значит, и мы не дойдем до притока. Тогда станем струги ждать. Или сами справим и спустимся по Пыновке к заставе, пока льды не встали… Где жили, почему ты один?

Федор уже и сам почти не верил во все, что приключилось с ними. Чем дольше говорил с сытыми, необезумевшими людьми, тем туманнее казались мысли о лесе, о его неведомых хозяевах и проклятии, что коснулось стрельцов.

– Старая изба недалече… А в живых, почитай, и не осталось больше никого.

Скрепя сердце он рассказал-таки и про голод, и про глухарей на священном кедре, и про то, что говорил отшельник. Бесовщину обошел, спихнув все на заразное червем мясо. Но сотник, к ужасу Федора, уже не слушал.

– Глухари? Много? – Он улыбнулся. – Мы на сале и желудевом толокне третью седмицу маемся. А ну-ка, давай, брат, собери пищальников поумелее да набейте дичи.

– Нет! – заорал Федор – Нельзя! Никак нельзя! Мясо паршивое, бесами заклятое, говорю же!

Сотник вскочил, мазнул его по морде жесткой крагой.

– Митрий, скажи Хоме, чтобы пару раз нагайкой угостил старика. Для острастки. Потом обрядите в кафтан, сапоги поновее, и пусть ведет к кедру. Бесы далеко, а голод рядом.

Всю дорогу Федор хлюпал носом, пытался уговорить стрельцов повернуть, но те только понукали.

Снег, показавшись утром, заявился к полудню во всем пугающем великолепии. Поначалу мокрые громадные хлопья медленно падали на землю, таяли, цеплялись друг за друга, пытаясь соткать холодное покрывало. Но вскоре хлопья стали мельчать, пока и вовсе не превратились в крупу. Ветер гостеприимно угощал ею стрельцов.

Федор пытался найти Григория, но место, где вроде бы оставил его, пустовало. То ли волки утащили пушкаря, то ли сам отполз. Искать покойника никто не стал.

Земля и деревья быстро поседели. Лесной край выглядел бездонно древним и оттого пугал еще сильнее.

Выйдя на поляну, Федор замер. Положил крест, но слов не нашел. Только всхлипнул.

На кедре, где раньше сидели птицы, громоздились тела стрельцов. Все там были. И те, кто умер раньше, и те, кого оставил в избе Федор. Скрюченные, страшные, обожженные морозом. У кого глаз не было, кого словно звери рвали. Безрукие, безногие, с багровыми ребрами наружу. Вместо перьев из-под кожи торчали листья и хвойные иголки. Вместо изуродованных ртов – птичьи клювы из дерева и кости. Вырванные языки и отрезанные уши кто-то нанизал на лозу, оплетающую дерево.

– Братцы… – прошептал Федор, обращаясь непонятно к кому.

Один из его спутников поднял пищаль, поглядел на старика.

– Глянь, какие жирные!

Прицелился в обледеневшего Пауревича. Из-за свороченной челюсти казалось, будто лекарь улыбается.

– И мясо, наверное, сладкое.

– Ага, – пробормотал Федор перед выстрелом. – Медовое.

Всеволод Болдырев

Виртуальная машина

– А я бывал в Тихом Доме, – вырвалось у Саши. Уже через секунду он пожалел о сказанном, почувствовав на себе тяжело налипшие взгляды. После провала с компиляцией ядра ему хотелось как-то реабилитироваться, заявить о себе, сбить спесь с этих надменных миллениалов.

Но нечаянно брошенная фраза вызвала пренебрежительный смех.

– Да у нас тут крутой хакер! – тряхнул дредами Морф, затянувшись вейпом, водянистые глаза его недобро блеснули. – «Цикаду-3301» тоже ты создал?

– Бери выше, – хохотнул парень в очках и растянутом свитере, со странным именем Емельян, – наш Нео «Силкроад» проложил, верно говорю?

Что такое «Цикада-3301» и «Силкроад», Саша понятия не имел – когда он учился программированию, всего этого дерьма в Сети было гораздо меньше. Еще не так давно он был на форумах Батей, а теперь выслушивает колкости от малолеток, которые еще пешком под стол ходили, когда он написал свое первое «Hello World!».

От этих мерзких смешков тянуло рвать и метать, но Саша не хотел подвести Алену – если и с этой командой не выгорит, то о переводе в престижную фирму придется позабыть. Так и останется кодить за тридцать тысяч в пыльном офисе, а Алена найдет себе кого-то успешнее, импозантнее и – главное – моложе.