Моя панацея (СИ) - Манило Лина - Страница 32

— Это мой сын, — напоминаю и всё-таки закуриваю. Густой дым растворяется в туманном воздухе, обволакивает меня, отделяет от Наташи. — Ты от него отказалась и прав на ребёнка у тебя нет никаких.

— Макс, верни мне ребёнка! — кидается в мою сторону, хватает за рукав, но я вырываюсь из цепкой хватки с брезгливостью. — Он мой сын, ты разве этого не понимаешь? Ему нужна мать! Не левая баба, мать! Настоящая!

— Иди на хуй, — выдыхаю вместе с дымом, и поднимаюсь на ноги. Даже сидеть с ней рядом мерзко.

Словно в луже с дерьмом окунулся.

— Что ты хотела от Инги? Она тут при чём?

— Максим, ты очень жестокий… я это знаю. Я следила за вами с Яриком, я хотела каждый раз подойти, не решалась. А тут случайно увидела твою бабу, она с нашим сыном… он её обнимал, мамой называл. Макс, разве так можно?! Чужую бабу наш сын называет матерью!

Она вся в эмоциях, слезах и соплях, тянет ко мне руки, заламывает, но во всём этом фальшь. Марат — один из моих охранников — чуть заметно дёргает головой. Мол, убрать прилипалу? Но я отрицательно качаю головой — пусть выболтается, так мне понятнее будет, чего хочет эта дура.

В то, что в ней проснулся материнский инстинкт, ни на мгновение не верю. Но мне интересно, к чему вся эта суета.

Наташа трёт предплечья, а я понимаю, что в этом может быть главный ответ. Выбрасываю сигарету, хватаю её за руку и задираю рукав толстовки. У меня есть смутное подозрение, но пока не вижу “дорожек” на коже, всё ещё могу верить, что показалось.

— Ты, блядь, наркоманка, — озвучиваю очевидное, а Наташа дёргает руку на себя.

В глазах паника — она точно собиралась это скрыть от меня.

— Наташа, зачем тебе Ярик?

Некогда очень красивое лицо сморщивается, слеза катится по бледной щеке, но Наташа всё ещё рвёт руку на себя, а в глазах страх.

— Ты кололась, когда Ярика носила? Говори, сука!

Я в бешенстве, потому что с самого рождения никак не могу вычухать Ярика из его бесконечных болячек. А ещё ему очень тяжело даются науки, словно в голове какой-то блок.

— Отпусти, мне больно.

— Я тебя убью сейчас, тварь такую, если не ответишь!

— Максим, я… ты бросил меня! Я осталась беременной. Мне было тяжело!

— Ты кололась, когда беременной была?

— Немного, — орёт мне в лицо. — Нечасто!

Я отталкиваю её от себя, отхожу на несколько шагов, словно липкую жабу трогал.

— Максим, мне нужны деньги, сейчас нужны, — плачет жалобно, пытается вывести меня на эмоции, только хера ей лысого, а не моих эмоций. — Я же мать твоего сына, Максим. Мать! Неужели я ничего не заслужила? Макс, во имя всего святого, что было между нами, ради нашей любви.

— Какая на хуй любовь? Мы месяц трахались без всяких обязательств.

— Максим, если не поможешь мне, я же разрушу всю твою жизнь, твою репутацию. Что если я пойду к журналистам и расскажу, что уважаемый бизнесмен Максим Пожарский оставил беременную девушку, а потом силой забрал у неё младенца? Что если я расскажу, что именно ты подсадил меня на наркоту? А что? Кому поверят: мне — несчастной девушке или зажратому бизнесмену? Максим, подумай!

Она брызжет в меня слюной, а я отхожу ещё дальше.

— Да пошла ты.

Я киваю Марату, чтобы подошёл, обрисовываю ему ситуацию. Мне эта тварь не нужна рядом ни в каком виде. Увы, я жестокий — Наташка права. Они все правы.

И когда её утаскивают и запихивают в один из джипов, мысленно выдыхаю. Пусть будет счастлива. Но не рядом со мной. И уж тем более не рядом с моим сыном.

Такая мать Ярославу точно не нужна.

28. Инга

Дом Максима — это какая-то шкатулка с сюрпризом. Мало того, что он очень большой и красивый, он ещё и напичкан всем необходимым для жизни.

В подвальных помещениях находится спортивный зал. Маленький, но очень функциональный. Каких тренажёров тут только нет! Я так себе спортсмен, но когда сердце не на месте, хочется заняться чем-то вот таким — простым и понятным. Например, пробежать несколько километров на беговой дорожке. Ну или хотя бы пройти.

Кое-как разбираюсь с хитрым устройством тренажёра, выбираю самую щадящую скорость и шаг за шагом убегаю от мрачных мыслей. Мышцы начинают гореть практически сразу, но я иду и иду “под горку”, растворяя в дискомфорте тревоги.

На стене напротив круглый циферблат часов. Стрелки тикают, задавая ритм моей ходьбе, и я пытаюсь отвлечься от стремительного бега времени, но не получается. Сейчас три, и это значит, что Максим должен был уже встретиться с той девушкой. Кто она ему?

Помимо того, что она может оказаться горе-мамашей, она же может быть и постоянной любовницей Максима. Вдруг у них уже давно отношения, и теперь она хотела рассказать мне о его двойной жизни? А что? Такое ведь может быть и запросто.

Шаг, ещё один, третий, десятый. Как-то незаметно показания на дисплее перевалили за пять километров, а я всё иду и иду вперёд, словно в конце воображаемого путешествия меня ждут какие-то ответы.

Зачастую моя жизнь не была хорошей, но она была понятной. Вот я, маленькая, а вот злая тётка и её придурочные сыночки. Их кривая вера в Бога, отбившая у меня напрочь желание переступать порог церквей, молиться на иконы и простаивать у алтаря. Был свод правил, за нарушение которых положено наказание. Рука у тётки была тяжёлая, но и к этому я привыкла. Только сейчас, спустя столько лет, я понимаю, насколько это было страшно — привыкнуть к насилию. Но я не только привыкла, я однажды убедила себя, что именно так живут все дети, и ничего эдакого в порке и оскорблениях нет. Мне, ребёнку, было проще поверить, что всё, происходящее со мной, нормально, а не пытаться бороться.

Да и какой с меня борец?

Но да, я всё-таки боролась — только сейчас это в полной мере понимаю. Когда училась изо всех сил, просиживала ночи над учебниками, жадно впитывала школьные знания, чтобы однажды вырваться из дома тётки. Успеть до того момента, как они нашли бы мне такого же жестокого мужа — одного из придурков-сектантов.

Этого я не хотела, и всё-таки сбежала однажды. Спасибо Семёнычу, что дал немного денег и помог купить билет на пригородный автобус. Потом, будучи замужней, я всё-таки вернулась в “отчий дом”, но власти надо мной семья уже не имела. Чужая жена, порченная, никому уже не нужна была.

Сейчас же всё завертелось с бешеной скоростью: будущий развод, приличная сумма на счету — всё-таки мы почти скопили на первоначальный взнос, — Ярик и Максим. Честное слово, я впервые не волнуюсь о том, что будет завтра. Отъелась, пригрелась, успокоилась. И готова идти вперёд.

Улыбаюсь и выключаю тренажёр. Нахожу на специальной полочке чистое и благоухающее полотенце, промакиваю взмокший лоб и присаживаюсь на длинную лавку. Всё-таки, несмотря на то, каким козлом оказался Павлик, я ему очень благодарна. Да-да, благодарна, потому что он однажды дал мне возможность перечеркнуть прошлое. Всё-таки мухи отдельно, а котлеты совсем в другой тарелке.

За спиной скрип и шорох, я резко разворачиваюсь, испугавшись странных звуков, и замечаю Егора. Он знаками показывает, что очень извиняется, но дело не терпит отлагательств, и протягивает мне телефон. А в ответ на удивлённый взгляд “говорит”:

Начальство звонит.

Чёрт, я ж оставила свой мобильный в кухне, а значит, Максим не смог до меня дозвониться.

— Инга? С ума меня сводишь. Почему трубку не берёшь?

— Я бегала.

— Спортсменка моя, — тихо смеётся, а моё сознание цепляется за слово “моя”. А ведь и правда, его. Целиком и полностью.

— Ладно, об этом потом, — теплеет голос, хотя в нём всё равно слишком много усталости и тревоги. — Ответь мне на вопрос срочный: у тебя загранника же нет?

Вопрос мне кажется очень смешным, и я хихикаю, словно мне пять лет.

— Нет, конечно. Зачем бы у меня такая мысль родилась в голове — на бесполезную бумажку деньги тратить?

— И правда, — хмыкает, и мне кажется, что сейчас Максим в раздумьях потирает пальцами подбородок. — Значит, так. Сейчас собирайся, а я пока позвоню знакомому. Егор отвезёт тебя, куда там нужно. Ну, сфотографироваться, заявление в паспортном написать. Сделаем быстро, но всю эту тряхомудию не обминуть.