Пешком над облаками - Садовников Георгий Михайлович - Страница 28

— Можете трогать. Айсберг взят на буксир. Мы оба вернулись на корабль. Вначале, как вы заметили, прошел один, за ним явился другой.

В скафандрах нас и вовсе можно было принять за одного и того же человека, и экипаж, как показали события, легко поддался на пыпинскую уловку. А я в это время усердно пыхтел над глыбой льда, стараясь отделить ее от хвоста кометы, и потому не придал значения ни загадочной улыбке своего врага, ни его странным хождениям через люк. И тем более обманным словам, донесшимся до меня из звездолета.

Сверкающий хвост кометы неистово бился в моих руках. Отделив намеченный айсберг, я, к своему и ее облегчению, выпустил пленницу в глубины Вселенной, та, почуяв свободу, бросилась в созвездие Водолей и, вильнув напоследок хвостом, мгновенно исчезла в скоплении звезд.

Я засмотрелся ей вслед и не заметил, как зашумели двигатели корабля, и звездолет отчалил от льдины.

И тотчас каким-то образом в открытом космическом пространстве появился уже знакомый симфонический оркестр. Музыканты, дуя на пальцы — температура здесь стояла 273 градуса ниже нуля, — торопливо раскрывали ноты. Дирижер выхватил свою палочку и скомандовал:

— Три!.. Четыре!.. Жутко… Еще жутче!.. Совсем жутко! Брррр!..

Даже такой тугодум, как я, и тот понял, что совершилось преступление. Я обернулся и обнаружил, что кормовые огни корабля удалились уже на тысячу километров. Только теперь мне открылся дьявольский план хулигана. Он задумал избавиться от своего второго, и положительного, «я» одним решительным ударом. И как ни печально, это ему удалось. Пыпин бросил его одного посреди безбрежного холодного космоса и сейчас возвращался домой, торжествуя победу. Да, да, после того, как оркестр умчался на место другого крупного преступления, я остался один.

Потом о моей смекалке будут написаны сотни книг. Но на самом деле все выглядело иначе. Потеряв надежду на спасение, я машинально ухватился за ленту из отработанных частиц, которая тянулась за кормой уходящего звездолета. К моему изумлению, лента оказалась достаточно прочной. Тогда я сел на айсберг верхом, и мы полетели за кораблем, как бы ведомые им на буксире.

Лента тянулась, как я уже говорил, на тысячи километров. Звездолет уже вернулся на базу, когда моя ледяная баржа еще только приблизилась к плотным слоям атмосферы. Обнаружив, что нет ни меня, ни долгожданных запасов воды, экипаж и друзья майора Стенли пришли в справедливый гнев и стали обличать хулигана. Но Пыпин только усмехался и грыз лед, прихваченный перед уходом с айсберга. И вдруг на головы участников этой сцены хлынул спасительный ливень. Именно в этот момент моя ледяная гора вошла в плотные слои атмосферы. Лед таял подо мной, нагреваясь от трения, и я опустился на наш экспедиционный космодром, можно сказать, на последней капле воды.

ГЛАВА IX, в которой юнга уже в который раз, и как всегда совершенно случайно, находит выход из очень сложного положения

После невиданного дождя климат в этом районе Сахары стал почти что морским. Мимо наших палаток побежали широкие ручьи, и в них заплескалась рыба. Обеспечив себя водой, мы энергично включились в научно-исследовательскую жизнь экспедиции, и каждый день приносил какое-нибудь замечательное открытие. Но больше всего меня радовало превращение, происшедшее с Толиком за время моего путешествия за водой. То, чего не удалось добиться мне, легко получилось у Фыровой Маши. За короткий, но очень плодотворный срок ее шефства маленький авантюрист стал маленьким серьезным человеком. И при этом Маша, по словам майора Стенли, не сделала ничего особенного. Просто сказала Толику несколько слов.

— Толик, так поступать нельзя, — сказала Маша. — Юнга Иван Иванович самый обыкновенный человек. И у него когда-нибудь может не получиться, он не сумеет спасти. И вообще, на свете не бывает сверхъестественных людей. Это во-первых. А во-вторых, отвага уже не отвага, если ты знаешь, что есть человек, который явится в последний момент и тебя избавит. Это нечестно, вот что я тебе скажу, как девочка мальчику. В-третьих же, настоящая слава приходит только к тем, кто борется за правое дело. У тебя же сплошные приключения ради приключений.

Она произнесла это с таким терпением, словно осталась с Толиком в классе после занятий и объясняла не понятый им урок.

— Это правда? — встревожился Толик.

— Толик, ты же понимаешь, как я добросовестно учу. Не зубрю, а вникаю в самую суть материала, — напомнила Маша.

— Маша, я подумал: ты абсолютно права. Я больше не буду, — ответил искренне Толик.

После этого он ходил за Машей по пятам и прислушивался к ее каждому слову, вызывая у Пыпина сильное чувство досады. Признаться, мне тоже было обидно. Ну конечно, я самый обыкновенный человек, простой смертный. Я и сам это подчеркивал не раз. И все же и мне хотелось надеяться в душе на свою некоторую необычность. Но если уж так отличница говорит, какие тут можно питать надежды. Это, выражаясь ее словами, во-первых. А во-вторых, я то же самое Толику внушал, но мне-то мальчик почему-то не верил.

Я было решил с Машей поговорить, — выяснить отношения, но в последний момент не посмел. С детства испытываю перед отличницами этакую робость. А вот у Толика я не удержался и спросил: почему он меня не послушал.

— Иван Иванович, вы взрослый, — ответил вежливо Толик Слонов. — Взрослые всегда так говорят, потому что они взрослые. И детство у них было давно. А если уж так моя сверстница говорит, значит, так и есть на самом деле. Вы понимаете?

Я ничего не понял, но скрыл это. Главным ведь было другое: Толик совсем ушел из-под влияния Пыпина.

— Все равно он далеко не уйдет! Это дело моей чести! — грозился Пыпин, когда мы оставались одни.

Так прошло несколько дней. Инопланетяне постепенно смирились со своей нескромностью и однажды вечером, когда в нашем лагере разожгли костер и пили чай из чистейшей родниковой воды, они перебороли смущение и подсели к нашему огню. Мы угостили их чаем и попросили рассказать о своей родной планете.

Пришельцы отошли в сторонку, посовещались, и потом командир с веселым отчаянием произнес свою присказку:

— Эх, пропадать так пропадать! Ладно, слушайте, земляне. Планета наша, как я уже говорил, называется Скромной. Ну, а мы, ее обитатели, зовем себя скромнягами. Вы уже, наверное, поняли, что главной добродетелью у нас является скромность. Совершенствуя с веками это достоинство, мои соотечественники стали невидимыми. Потому что показываться кому-либо на глаза считается крайней степенью нескромности. И в таком случае можно подумать, что человек воображает, считает себя необычайно красивым.

— А почему у вас немножко не так? У одного виден сапог, у другого пуговицы. А на вашем плече и вовсе красивое украшение, — строго спросила наша отличница.

— Вы правы, — согласился капитан, невидимо краснея. — Я и мои люди недостаточно скромны. Нам так и не удалось достичь совершенства. Нас собрали со всей планеты, потому что ни один стопроцентный скромняга ни за что не решится вступить в контакт с другой цивилизацией. И как видите, мы вступили. Теперь мы безнадежно нескромны. А лично я еще боюсь и того, что меня за этот удачный полет изберут президентом страны.

— Вас президентом? — удивился Толик. — Но ведь на этот пост избирают самых достойных!

— А у нас наоборот, — с сожалением произнес капитан. — Президенту оказывают такие почести, что их не перенесет ни один настоящий скромняга. И главе государства необходимы хоть какие-то знания. А стопроцентный скромняга учится в школе на двойки, чтобы не подумали, будто он всезнайка, будто бы он считает, что знает все.

— Значит, на вашей планете нет ни одного отличника? — нахмурилась Маша.

— К сожалению, есть. Но к счастью, они большая редкость. На свою беду, я в свое время учился только на четыре и пять, — признался капитан с тяжелым вздохом. — С этого и началось мое падение.