Пешком над облаками - Садовников Георгий Михайлович - Страница 19

В тесной рубке я увидел весь экипаж нашего славного буксира. Мои товарищи сгрудились вокруг корабельной рации, из которой в разные стороны разносился встревоженный мужской голос:

«Всем! Всем! Всем! Передаем ужасное сенсационное сообщение: юнга Иван Иванович не выдержал бремени славы! Его несокрушимая скромность пошла на дно! Юнга только что прибыл на остров наи-вняг. Он заявил наи-внягам, будто бы является человеком божественного происхождения. Как ни горько осознавать, товарищи, но это свершившийся факт!»

Диктора тут же заглушили другие всполошенные голоса. Эфир неистовствовал, сходил с ума, повторяя на всех языках известие о моральном падении юнги.

Мои друзья смотрели на меня с молчаливым укором.

«Как же ты так, Иван Иванович?» — горестно спрашивали их добрые глаза.

«Но я же здесь, перед вами!» — напомнил я, невольно улыбаясь.

«Братцы! Действительно, он здесь, перед нами!» — обрадовался боцман, первым придя в себя.

И в рубке поднялось неописуемое ликование, полностью заглушившее рацию. Но едва затих самый бурный порыв веселья, капитан взял себя в руки и озабоченно произнес:

«Товарищи, с одной стороны, юнга, конечно, с нами. Вот он стоит. Такой, каким мы его знали всегда. Но в то же время юнга находится там, на острове наи-вняг в качестве человека божественного происхождения. Как ему удалось оказаться и здесь и там, лично я объяснить затрудняюсь. Но об этом нельзя забывать».

И тут моими товарищами опять овладела тревога. Мне тоже стало не по себе. От мысли, что в это время я нахожусь на острове наи-вняг, потеряв свою былую скромность.

«Юнга, может, вы объясните нам, что с вами случилось? То есть не объясните, а просто попробуете высказать свое еще незрелое, наивное и даже, может быть, по-детски абсурдное предположение?» — с надеждой спросил капитан.

Я наморщил лоб, втайне рассчитывая: а вдруг меня, как это уже не раз бывало, осенит счастливая догадка? Но случай на этот раз обошел меня стороной.

«Что вы, капитан? Куда уж мне такому зеленому, если даже вы отступили перед этой загадкой! — удивленно воскликнул я. — Мне кажется, что ее разрешить можно только на острове, где живут сами наи-вняги. Но это во мне, конечно, говорит типичная мальчишеская горячность».

Услышав мои слова, экипаж загрустил. Все поняли, что снова настал час нашей разлуки. Юнге пора совершать очередной безрассудный поступок, убежав с корабля за разгадкой очередной тайны. Но пасть окончательно духом им не давала мысль о том, что зато какой радостной будет встреча, когда их любимец вернется потом живым и невредимым, успешно пройдя через воду, огонь и — наконец-то! — медные трубы.

«Что ж, придется стать на ремонт. Штурман, мы отправляемся в доки! — деловито скомандовал капитан и многозначительно добавил: — В какие — знаете сами!»

«Есть, в доки! — лихо откликнулся штурман и понимающе добавил: — В те, что поближе к острову наи-вняг».

На буксир вернулось здоровое рабочее настроение, и вскоре он встал в доки. А едва наступила ночь, мне пришлось, не мешкая, бесшумно спустить на воду свой личный (предназначенный для приключений юнги) ялик и отправиться на поиски острова наи-вняг. Я энергично греб веслами и представлял, как утром вахтенный поднимет тревогу, обнаружив загадочное исчезновение юнги, экипаж поспешно поднимет якорь и, в свою очередь, бросится на поиски своего легкомысленного любимца. Но только так уж получится, что курс он возьмет в противоположную сторону. Я гребу на запад, а буксир поплывет на восток. И в этом нет ничего удивительного. По какой-то причине, то ли из-за отсталости своей, то ли еще почему, наи-вняги до сих пор не смогли точно определить свои координаты, и потому толком никто не знал, где находится этот загадочный остров.

Я не покладая рук раздвигал веслами льды, углубляясь в море Уэдделла, и на десятый день путешествия передо мной выросло чудо. Посреди белых пустынных льдов возвышался ярко-зеленый, украшенный буйной растительностью остров. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит исключительно из садово-огородных культур. Среди густых зарослей лука и петрушки краснели томаты, толстые ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью сочных плодов.

От изумления я выронил в воду весла, но затем быстро пришел в себя и начал лихорадочно грести просто руками.

На берегу тем временем появились первые туземцы и закричали:

«Это он! Смотрите он и здесь! Он и там, он и тут!»

Они указывали то на меня, то в глубины острова, скрытые за стеной деревьев.

Я пришвартовал свой ялик в тихой прелестной бухте, вылез на берег, и туземцы тотчас пали передо мной на колени, уткнувшись лицом в песок. Мне стало очень обидно. За что они меня так?

«Минуточку, минуточку! Давайте прежде разберемся: что это за остров и кто вы такие?» — запротестовал я на совершенно законном основании.

Один из туземцев поднял голову и с мягким упреком промолвил:

«О божественный! Это же мы, наи-вняги, твои темные, совершенно беспомощные чада. Неужели ты успел нас позабыть? Ведь с того момента, как ты осчастливил нас последней мудрой беседой, прошло всего лишь десять минут!»

Я хотел напомнить туземцам, что только сию минуту прибыл на остров и, следовательно, вижусь с ними впервые, но передумал, побоявшись нанести им, может быть, кровную обиду, и уклончиво сказал:

«Если вас это не затруднит, будьте любезны, покажите мне этого меня, который с вами только что вел беседу… И встаньте же на ноги, в конце концов! Сколько можно?»

«Слушаемся, всемогущий!» — обрадовался все тот же туземец, который первым завел со мной разговор.

Он был очень толст, но вскочил на ноги с необычайной для своего веса резвостью. Остальные островитяне охотно последовали его примеру, поднялись, отряхивая приставший к одежде песок.

«Ты желаешь взглянуть на себя, лучезарный? Ступай за мной! Мы тебе покажем тебя. Ты там!» — продолжал толстяк, указывая за верхушки деревьев, и прытко зашагал по тропинке сквозь сад.

И я поспешно бросился за ним, сопровождаемый толпой островитян.

«Нам очень повезло. Ну то, что именно ты согласился взять наше племя под свое высокое покровительство, — говорил толстяк, оглядываясь на ходу. — Мы как узнали, впали в сильный восторг».

«У кого, у кого, а у юнги Иван Ивановича его божеское происхождение видно за восемь морских миль, — говорили мы. Послушаешь про его дела, и ясно, что он существо сверхъестественное».

Это я-то сверхъестественное существо? Но на льстеца он не был похож. Им руководило его невежество. И я его простил.

«А вот божеству, которое было до вас, — не утихал мой словоохотливый проводник, — тому — стыдно сказать: все-таки бог! — мы не сразу поверили. Пришлось ему заложить новый сад, только тогда он сподобился почестей».

Над моей головой свисали огромные темно-синие сливы, а кочаны капусты доходили до плеча.

«С ума сойти! — вскричал я, не удержавшись от восторга. — И все это в центре вечных льдов!»

«Эти культуры вырастило божество, которое было за два божества до тебя», пояснил толстяк.

Я в бога не верил, но тот, кто создал эти огороды и сады безусловно был наделен сверхъестественной силой.

Тропинка привела нас в симпатичный поселок, состоящий из красивых жилых строений. Посреди просторной площади возвышалось многоэтажное сооружение, на крыше которого причудливо соседствовали луковки церквей, ступенчатые верхушки пагод и химеры языческих капищ.

«Все, что ты видишь, тоже возникло по мановению наших всемогущих покровителей, — трепетно сообщил толстяк. — А от тебя мы ждем еще большего!»

«Но мне недоступно даже такое», — предупредил я толстяка и остальных сопровождавших меня островитян.

«О, о твоей скромности мы наслышаны много», — почтительно напомнил толстяк.

«О да! Очень много наслышаны», — загудели туземцы.

«А где же они, ваши всесильные покровители? Что с ними случилось?» — спросил я, уводя их от лести, которой они по темноте своей начали было меня осыпать, и за одно с этим восхищаясь архитектурным искусством могучих и таинственных существ.