Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Гетта Юлия - Опасная ложь (СИ) Опасная ложь (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Никто не отзывается и дверь по-прежнему не поддается.

— Я умоляю, откройте меня! Николай! — разворачиваюсь спиной, и начинаю остервенело долбить в дверь каблуком. — Не смейте оставлять меня здесь! Слышите?! Эй! Николай! Коля! Открой, пожалуйста! Не оставляй меня здесь…

Все бесполезно. Может, он уже ушёл, и не слышит меня. А если и слышит, то все равно не откроет.

— Николай, миленький, ну прости меня, что нахамила! — предпринимаю отчаянную попытку разжалобить его в надежде, что он, все-таки, меня слышит. — Я же просто злая была! А представь, если бы тебя силой куда-то волокли, ты бы не хамил?! Ну, открой, пожалуйста, Коль! Черт…

Сползаю по двери вниз, падаю на колени и утыкаюсь лбом в деревянный массив. Дышу с трудом, кажется, мне не хватает воздуха.

Что я говорила о страхе? Нет, все, что я испытывала, сидя в запертой машине, это детский лепет, а не страх. Только сейчас я в полной мере осознала, что значит бояться по-настоящему.

И пусть на парковке концертного зала куча камер. На них, должно быть, видно, что в машину я села добровольно. Потом, ведь могла и выйти где-то по дороге. Не думаю, что все шоссе отслеживается камерами, а если даже и так, то наверняка есть мертвые зоны. У «Майбаха» тонированные стёкла, меня внутри машины никто не мог увидеть. И мы сразу въехали в подземный гараж. Если в доме Баженова есть охрана, персонал, то никто из них так же не мог увидеть меня.

Черт, а ведь я могу уже не выйти отсюда живой. И меня никогда не найдут.

Взгляд падает на клатч, который я выронила, когда поняла, что дверь заперта. Поднимаю его дрожащими пальцами, судорожно достаю свой телефон, разблокирую экран, напряженно смотрю на него несколько секунд… и трубка выскальзывает из моих рук, с глухим звуком ударяясь о бетонный пол. Гараж ведь находится под землёй. Связи тут нет.

7

Минуты в заточении тянутся мучительно долго. Сначала я просто хожу из стороны в сторону до тех пор, пока ноги не начинают ныть. Какое-то время ещё надеюсь, что охранник Баженова вот-вот вернётся, и заберет меня отсюда — мало ли, вдруг он забыл что-то в машине, или возникло какое-то неотложное дело, и он запер меня здесь, чтобы не шаталась по гаражу, или вообще не сбежала. Но с каждой минутой слабая надежда на лучший исход событий тает. Чтобы чем-то себя занять, начинаю перерывать все коробки, в надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы послужить оружием — если меня захотят убить, буду отбиваться до конца. Но как назло, ничего походящего в них не обнаруживается. Ни отверток, ни острых железяк, ни даже палки какой-нибудь тяжелой.

Отчаяние и безотчетный страх не покидают меня ни на секунду, и как результат — приступ паники. Бросаюсь к двери и с четверть часа колочу по ней, царапаю ногтями поверхность. Потом внезапно отпускает. Все снова становится безразличным. Я даже опускаюсь на любезно предоставленный мне матрас и лежу на нем какое-то время, прикрыв глаза и ни о чем не думая. Зачем беспокоиться о том, чего нельзя изменить? Даже если меня собираются убить — истерика тут не поможет.

Но, к сожалению, волшебная сила самовнушения работает недолго. Когда полностью разряжается и отключается мой телефон, а желудок начинает сводить от дикого голода — отчаяние вновь подбирается со всех сторон, заволакивая сознание черной пеленой. Я тащу свое измотанное тело в туалет, умываюсь, пью воду из-под крана, но легче не становится. Очень долго пытаюсь уснуть, но ничего не выходит.

Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как меня заперли в этой комнатке, но кажется, будто целая вечность. Каждый нерв в теле сводит от напряжения, и я уже не понимаю, что пугает больше — перспектива застрять здесь надолго, или, наоборот, что за мной вскоре придут. В таком состоянии я бы сейчас, наверное, вздрагивала от каждого шороха, но никаких шорохов нет. В помещении царит гробовая тишина, и это давит на меня, пожалуй, еще сильнее, чем все остальное.

Наверное, поэтому, когда я слышу щелчок провернувшегося в двери замка, подскакиваю на месте и трусливо забиваюсь в угол. Воображение рисует картины одну ужаснее другой: будто сейчас на пороге появится чуть ли не сама смерть с косой. Но когда дверь открывается, я вижу перед собой всего лишь ненавистную рожу Николая.

— Ну? Как спалось? — с наглой ухмылкой интересуется он, а я буквально прихожу в бешенство от его веселья.

— Думаешь, я спала, козел? — злобно шиплю из своего угла, все еще продолжая трястись от страха.

Терминатор негромко усмехается, и интересуется с неприкрытым любопытством во взгляде:

— И откуда ты взялась такая смелая?

— Лучше скажи, откуда ты и твой придурок хозяин взялись на мою голову? И что вам от меня надо?!

— За языком следи, девочка, — холодно произносит он, вмиг становясь серьезным. — Не в том положении сейчас находишься, чтобы борзеть.

— Ты прав, я в ужасном положении нахожусь. Еще бы узнать, какого черта вы меня в него загнали?

— Пошли, — кивает он головой на выход.

— К..куда? — блею я, мгновенно растеряв всю уверенность.

— В дом. Константин Владимирович хочет поговорить с тобой.

***

Как я и предполагала, из гаража есть вход в дом, но он находится в противоположной стороне от места моего заточения. Я иду сама, Николай не ведет меня, как овцу на заклание, не толкает в спину, даже не подгоняет грубыми фразами, типа «Пошла!» или «Шевелись, давай!», когда я торможу. А торможу я, надо сказать, часто, потому что от голода и бессонной ночи, проведенной на грани нервного срыва, меня шатает, голова кружится, и кажется, будто я вот-вот упаду. Плюс ко всему от страшных догадок о причинах происходящего меня снова колотит, а в ногах поселилась трусливая слабость.

Особенно сложно дается подъем по ступенькам, где терминатору приходится схватить меня за локоть, потому что я случайно спотыкаюсь и едва не падаю вниз лицом.

К счастью, преодолев лестницу, мы попадаем сразу в дом. Я понимаю это, потому что в помещении, в котором мы оказались, есть окна, и сквозь них сочится яркий солнечный свет. Значит, уже наступило утро, или даже день. Выходит, меня продержали в гараже всю ночь.

После искусственного освещения яркий дневной свет режет глаза, и мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к нему, а когда, наконец, становится легче, я начинаю яростно сканировать взглядом пространство. Николай ведет меня сквозь холл, или гостиную, которая производит на меня неожиданно приятное впечатление. Дом Баженова я представляла себе иначе изнутри. Этакой мрачной мужской берлогой в стиле минимализма. Или, наоборот, ожидала увидеть нечто пафосное, вычурное, безвкусное, под стать его гнилой натуре и раздутому самомнению. Но здесь все не так. Здесь уютно, и даже как-то по-домашнему… Мебель из светлого дерева, мягкие диваны, панорамные окна в пол с воздушными портьерами. Складывается такое впечатление, будто к выбору интерьерного стиля приложена женская рука. В такой гостиной с легкостью можно представить себе счастливое семейство с кучей детишек, бегающих и резвящихся повсюду, но никак не безжалостную тварь Баженова.

Из гостиной мы перемещаемся в следующую комнату, которая мало чем отличается от предыдущей, разве что в центре стоит сервированный на две персоны большой прямоугольный стол. Но стоит мне заметить у окна высокую мужскую фигуру в деловом костюме, как все мимолетное очарование окружающим интерьером бесследно исчезает, сменяясь острой смесью ненависти, презрения и страха.

Мой надзиратель подводит меня к столу и застывает на месте едва ли не с солдатской выправкой. Баженов стоит к нам спиной, ведет диалог с кем-то по телефону. Договорив, он поворачивается и скользит по мне равнодушным взглядом.

— Николай, ты свободен.

Не проронив ни слова, терминатор разворачивается и уходит, а я едва заставляю себя подавить слабовольный порыв попросить его остаться. Мне до зубовного скрежета, до холодного пота по спине не хочется сейчас оставаться наедине с Баженовым.