Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия - Страница 31

— Что ж, это интересно, — задумчиво отзывается Баженов. — А я все думал, как этот черт с удавкой тогда так быстро сориентировался…

— Похоже, ему оперативно сообщили, что ты отправил меня домой, — отрешенно произношу я, только в этот момент полностью убеждаясь в несостоятельности версии Захарова.

На какое-то время между нами повисает молчаливая пауза, он думает. Мне не хочется его прерывать, но вопрос срывается с губ сам собой:

— Как Николай?

Баженов переводит на меня взгляд, все еще находясь где-то глубоко в своих мыслях.

— Ему лучше, — ставит руку локтем на свое колено, уперев средний и указательный палец себе в висок, и фокусирует взгляд на моих глазах. — Что ты ему ответила? Отказалась?

— Нет, — качаю головой, понимая, что речь уже снова идет о Захарове. — Сказала, что попробую это сделать.

— Хорошо, — удовлетворенно кивает он, и добавляет в повелительном наклонении. — Узнаешь у него, кто крыса.

Я округляю глаза и нервно усмехаюсь:

— Каким это образом? Позвоню и спрошу, Роман Евгеньич, а подскажите, пожалуйста, кто ваша крыса? А то тут Константин Владимирович, знаете ли, интересуется!

— Позвонишь и скажешь, что нашла нужные документы, спросишь, как их ему передать, — невозмутимо отвечает он.

Я отчаянно верчу головой, ощущая, как внутри все скручивается в тугой узел от протеста.

— Нет. Извини, но я не хочу больше в этом участвовать. Разбирайтесь сами.

Я почти уверена, что он не позволит мне так легко отказаться. Что сейчас обязательно начнет давить, угрожать, запугивать. Но он молчит, и просто разглядывает меня, слегка сузив глаза.

— А чего ты хочешь? — вкрадчиво спрашивает после недолгой паузы.

— Хочу улететь отсюда. Навсегда. И забыть все, как страшный сон.

— Куда ты хочешь улететь?

— В Цюрих.

Брови Баженова удивленно приподнимаются.

— Что, там действительно кто-то ждет?

— Какая тебе разница? — отвечаю резко, и тут же прикусываю губу, вспоминая его «просьбу» не дерзить.

Но на удивление, он реагирует на мой выпад довольно миролюбиво.

— Давай договоримся так, Алена, — устало произносит. — Ты помогаешь мне разобраться с Захаровым, а я отправляю тебя в твой Цюрих, и забочусь о том, чтобы долетела ты без происшествий. И даже денег дам на первое время. Договорились?

— Откуда мне знать, что ты не обманешь?

— Ниоткуда. Просто поверить на слово.

— Просто поверить? Тебе?! — возмущенно усмехаюсь я.

— Да.

Баженов поднимается с кровати, и на мгновение я испытываю самое настоящее облегчение, решив, что он собирается уходить, но как же преждевременно. Он никуда не уходит. Вместо этого, наоборот, неожиданно приближается к изголовью кровати, где сижу я, испуганно прикрываясь подушкой, заставляя вмиг отскочить от него в противоположную сторону, опрометчиво выпустив из рук свою защитницу.

— Да что же ты так шугаешься? — недовольно поморщившись, произносит он, наклоняясь и ловко цепляя меня за локоть, чтобы в следующее мгновение протащить по кровати к себе. — Как будто я сожру тебя…

От шока и растерянности я даже не могу воспротивиться, когда он укладывает меня на спину, а сам опускается сверху, продавливая коленями кровать по обе стороны от моих бедер. Наклоняется низко к моему лицу, повелительным жестом кладет ладонь на подбородок, с нажимом ведет по губам большим пальцем. У меня все замирает внутри, кажется, даже сердце перестает биться. И дыхание перехватывает так, что невозможно сделать вздох.

— Рассказывай давай, за что меня ненавидишь? Я уже всю голову себе сломал… — вкрадчиво произносит, обдавая запахом алкоголя, который против всякой логики кажется мне дико приятным, и я с жадностью втягиваю его носом.

Да, ненавижу… И реакцию своего тела на его близость ненавижу еще сильнее!

Начинаю трепыхаться изо всех сил в попытке выбраться из-под него, но хватка на моем лице твердеет и становится железной, давая понять, что никто не собирается меня выпускать.

— Отпусти, пожалуйста, — жалобно прошу, чувствуя, как всю буквально трясет, и с мольбой заглядываю ему в глаза.

Он отрицательно качает головой и наклоняется еще ниже, чтобы через мгновение обрушиться на мои губы глубоким, жадным поцелуем.

И мне окончательно сносит крышу. Все тело реагирует иррационально остро, неудержимо открываясь ему на встречу, не оставляя мне даже малейшего шанса на сопротивление. Начинаю отвечать на поцелуй так же неистово, как он нападает, и шею тут же перехватывает стальная ладонь, заставляя подчиниться. Он отрывается на мгновение от моих губ, чтобы посмотреть в глаза потемневшим от желания взглядом, и после снова нападает, углубляя поцелуй, подсовывая руку под голову, и крепко прижимая её к своему рту. Другой рукой жадно исследует тело, которое горит, изнывает от каждого его прикосновения, грубые пальцы мнут грудь, задирают подол моего платья… И лишь когда я слышу характерный треск рвущейся ткани, внутри будто что-то щелкает. На мгновение я прихожу в себя, упираюсь обеими ладонями в его каменную грудь, и изо всех сил пытаюсь оттолкнуть.

— Пожалуйста… Пожалуйста, не надо! — лепечу сквозь потяжелевшее дыхание, едва мне удается прервать наш сумасшедший поцелуй. — Я все сделаю, как ты сказал, я узнаю у Захарова кто крыса!

— Умница, — тихо произносит он, ласково поглаживая мое бедро под юбкой.

— Отпусти… — устало выдыхаю, предпринимая очередную попытку оттолкнуть его от себя.

— Нет, — он ловит мой взгляд, продолжая гладить бедро настойчивее, отчего мои ноги тут же покрываются неисчислимым количеством мурашек, а низ живота заполняется горячей тяжестью, и я готова стонать от досады, потому терпеть эту пытку с каждой секундой становится все невыносимее.

— Почему? — жалко выдыхаю, в тот самый момент, когда одно его колено перемещается между моих ног и грубо расталкивает их в стороны, не позволяя больше свести.

— Потому что хочу.

— Но я не хочу!

— Врешь…

Не вру. Я, правда, не хочу. Потому что знаю, что сгрызу себя потом за это, буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь… Но для моего не к месту одичавшего либидо это недостаточно убедительный аргумент. Потому что мое белье мокрое насквозь, и Баженов знает это наверняка, еще даже не коснувшись его.

А мне хочется, чтобы коснулся. Я до сих пор помню тот оргазм, тогда, в машине. Таких у меня еще никогда не было, и вряд ли когда-нибудь будут, если сейчас мне хватит сил ему противостоять. А я не хочу противостоять. Ненавижу себя за это, и не хочу.

Я уже знаю, что он легко добьется желаемого, хоть все еще не могу с этим смириться. Но он не спешит. Смотрит в глаза слегка плывущим взглядом, будто изучает, или, скорее, предвкушает. Его зрачки расширены, заполнили собой почти всю радужку, из-за чего глаза кажутся абсолютно черными. Я вижу в них свое отражение, свой взгляд, точно такой же черный и безумный, как и его.

Он наклоняется к уху, обжигая его горячим дыханием, проводит языком по краю, целует висок, скользит губами по скуле, по линии подбородка, прихватывает за мочку, слегка втягивая её в себя, отчего тело прошивает волной остро-сладкой дрожи, и с моих губ срывается тихий стон.

— Что тебе мешает? — выдыхает в ухо, поглаживая теперь уже внутреннюю сторону бедер, но по-прежнему, не прикасаясь к самому главному. — Расскажи мне.

Я молчу, закусив губу, потому что ничего уже не соображаю от дикого возбуждения. Потому что, если скажу, он остановится, а я не хочу. Хочу, чтобы продолжал. Чтобы взял меня силой. Как в моих фантазиях. Как в моих снах.

Он читает мысли, или читает мой взгляд, потому что больше не ждет ответа на свой вопрос ни секунды. Снова закрывает мне рот грубым поцелуем, и я сдаюсь окончательно, сама льну к нему всем телом, забыв, что еще секунду назад собиралась давать отпор и отбиваться изо всех сил.

Вздрагиваю, когда его рука накрывает изнывающую промежность, и в следующую секунду грубо рвет ткань нижнего белья. Перед тем, как треснуть по швам, оно беспощадно впивается в кожу, но я практически не чувствую боли. Слышу, как шелестит упаковка презерватива, не сразу осознавая, откуда он появился в его руке. Он знал заранее. Он готовился. Он шел сюда за этим.