Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр - Страница 9

Глава 4

— Остается только… — я запнулся, отошел в сторону, присел на заросший мхом валун около конюшни и только тогда завершил фразу. — Атаковать первым…

Отчаянно захотелось залить в глотку чего-то крепкого, но ничего кроме японского пойла в наличии не имелось, поэтому пришлось поумерить желание. Еще не хватало глотать эту вонючую дрянь.

Ладно, обойдусь, пока не найду арманьяка. Н-да… и откуда такие замашки? Ведь сроду не пивал, только слышал. Не иначе опять что-то из подсознания лезет. Ну и хрен с ним, не о том голова болит.

Итак, как я уже говорил, выбор у меня невелик. Понятно дело, бросать своих в беде, особенно женщин, последнее дело. Но если отставить в сторону пафос и лирику, получается то на то, я сейчас привязан к сестрам, как младенец пуповиной к матери. Деваться мне некуда; где искать партизан, я напрочь не знаю, а отправляться в свободное плаванье с минимумом снаряжения и незалеченной раной — это полный идиотизм. То есть, только рядом с Майей и Мадиной, у меня есть хоть какие-то шансы на выживание. А значит… значит мне придется беречь их как зеницу ока.

А посему, придется попытаться устроить косоглазым карачун. На первый взгляд, точно такое же самоубийство, переть одному на два десятка вооруженных солдат, но это только на первый взгляд.

Во-первых, хорошо устроенная засада может как-то уравнять шансы. Опыт стычек в тайге у меня вроде как есть и даже неплохой опыт. Хунхузы хорошие учителя, немало крови попортили, это в прямом и переносном смысле.

А во-вторых, кроме меня есть еще айны…

Я посмотрел на аборигенов. Все кроме вождя помогали собираться Майе и Мадине, увязывали вещи во вьюки и расторопно грузили их на двух лохматых низкорослых лошадок и на оленей. Еще пара, быстро сооружала что-то вроде вьючных носилок, видимо для больной девушки.

А вождь, стоя перед сидевшим на корточках незадачливым дозорным, что-то гневно выговаривал ему вполголоса и периодически, через равные промежутки времени, лупил по башке короткой, но увесистой палкой.

«Н-да… — невесело подумал я. — Как-то не верится, что волосатики помогут мне со своими давними «друзьями». Они и сами до смерти боятся японцев, вон как шустрят. Впрочем, за спрос не бьют в нос. Попробую подойти к вопросу творчески, так сказать, с психологическим подвывертом. Ну а нет, так нет, деваться все равно некуда…»

Встал и подошел к вождю. Тот сразу перестал лупцевать бедолагу и изобразил повышенное, почтительное внимание.

Но я его проигнорировал и сунул японскую карту под нос дозорному.

— Где сейчас японцы и как они будут сюда идти? Какого хрена таращишься? Где, спрашиваю?

До того так и не дошло, место и примерный маршрут указал сам староста.

— Понятно. А вы куда направляетесь? Господи милостивый и ты туда же. Куда, спрашиваю, лохматое ты чудовище?

К счастью, сценка привлекла Майю, и она сама показала мне место на карте.

— Сначала к реке Пиленга, здесь рядом, потом сплавимся по ней в Большую Тымь и пойдем дальше на север, к одному из ее притоков. Мы там раньше жили, к тому же рядом одно из утари айнов. Японцам будет проблематично туда добраться.

— Хорошо… — я сухо кивнул и показал тыльной стороной карандаша место на карте. — Вот здесь будете ждать меня до завтрашнего вечера, если не появлюсь, уходите дальше. Не переживайте, скорее всего, японцам к этому времени станет не до вас.

— Как это понимать, Александр Христианович? — Майя нахмурилась. — Вы куда собрались и главное зачем?

— Я останусь здесь, — спокойно ответил я. — Попробую задержать японцев.

— Но зачем? — вспыхнула девушка. — Это глупость! У нас есть время уйти.

— Нет у вас времени, — жестко оборвал я. — Бросите девушку с младенцем — уйдете, с ней — нет.

— Догонят — будем отбиваться, — попробовала возразить Майя.

— Тогда будет поздно. Подумайте о сестре, ей рановато подставляться под пули.

— Но… — попробовала возразить Майя.

— Разговор окончен, — резко оборвал я ее. — Живее собирайтесь.

Все это время айн внимательно нас слушал, переводя взгляд с Майи на меня и обратно, а потом вполголоса что-то спросил у девушки. Она бросила ему в ответ короткую фразу, после чего развернулась и пошла к дому.

— Вот так-то, волосатик, — я хлопнул старосту по плечу, как можно паскудней улыбнулся ему и направился к сеннику, где сложил свое снаряжение.

Думал, что айн побежит за мной, с горячим предложением вписаться против косоглазых, на это и был расчет, но… но он остался на месте.

Ну что тут скажешь. Хреновый из меня психолог. Не получилось, ну и не надо. Эх, мне бы сейчас хотя бы десятка два десятка арбалетчиков или лучников. Ни один косоглазый не ушел бы!

Абсурдность желания заставила вслух ответить себе самому.

— Совсем сбрендил, ты еще татаро-монголов или конных рыцарей с копьями закажи, идиот.

После чего, еще раз чертыхнувшись, принялся обдумывать план. На ночь глядя идти япошкам навстречу — полный идиотизм — заплутаю, как пить дать, или проскочу мимо. Остается только принять их здесь, а потом, на отходе, отстреливать по одному. В Заамурье, подобным образом, один из матерых хунхузов почти весь разъезд стражников повалил. И ушел бы с концами, если бы не попал под случайную пулю. Ладно, посмотрим.

Пока думал, чтобы не терять время и занять себе, взял одну из солдатских японских портупей и принялся вкладывать обоймы в подсумки. Впереди два, по тридцать патронов, сзади один, но больше размером, в нем три отделения по двадцать. Но в него я положил всего четыре обоймы. Сотни выстрелов, должно с головой хватить. Больше тяжеловато будет таскать на себе, еще эти надо успеть отстрелять. А если что, в дело пойдут револьвер и шашка. Так сказать, для последнего и решительного. Ну а как по-другому. На том и стоим. Тьфу ты, как пафосно. Ну да ладно, пафосно — это не стыдно. Совсем хреново, когда перед самим собой стыдно. Это вообще последнее дело.

Неожиданно позади послышались тихие шаги. Я обернулся и увидел Майю, она уже стояла в двери сенника.

— Вы не измените свое решение, Александр Христианович? — тихо поинтересовалась девушка.

— Рад бы, да не могу, — я виновато улыбнулся. — Но вы не переживайте, я знаю, что делаю. Все получится.

— Точно так же улыбался мой отец, — вдруг призналась Майя. — Вы очень похожи на него. Не внешне, только улыбкой и глазами, а еще своим вежливым упрямством, — девушка замолчала, словно решаясь на что-то, а затем мягко сказала. — Пожалуйста, идемте со мной, у меня есть кое-что для вас…

Я молча встал и пошлел за ней.

Майя привела меня в каморку, к которой ночевала с Мадиной.

В маленькой, по-спартански обставленной комнатушке, стояло две самодельные кровати, аккуратно, застеленные потертыми шерстяными одеялами. Над правой, на гвоздиках, вбитых в стену, висела винтовка «монтекристо» и небольшой лук с колчаном, а рядом с тощей подушкой лежал плюшевый одноглазый медведь. Над левой — Майин винчестер и изящный бюксфлинт, явно штучной работы.

А вот по центру, было устроено что-то вроде импровизированного алтаря. На полке лежали разные предметы обихода и разные безделушки и стояла ваза со свежими цветами. А над ней висела черно-белая фотография в рамке, на которой были запечатлены мужчина и женщина. Мужчина, широкоплечий бородач, в длиннополом сюртуке — сидел на венском стуле, а женщина, удивительно похожая на Майю, молодая величавая красавица, в кавказском национальном женском наряде, стояла рядом, положив руку на плечо мужчине.

— Это отец с матерью… — тихо прокомментировала Майя.

— Мама…

— Отец русский, а мама осетинка, — упредила вопрос девушка.

— Довольно редкий союз… — непонятно зачем, я хотел добавить «в это время», но вовремя удержался.

Майя кивнула.

— Редкий, да. Отец почти насильно увез маму в Санкт-Петербург, чем спас ей жизнь. К тому времени весь наш род истребили из-за кровной вражды, маме тоже грозила смерть. А Петербурге они поженились, появилась я, а потом… — Майя запнулась, — а потом, мама случайно встретила одного из своих кровников и не задумываясь убила прямо на улице — она всегда носила с собой оружие. Был суд, отец нанял самых лучших адвокатов, но ничего не помогло — убитый был князем и находился в прекрасных отношениях с царской семьей. Маме дали пятнадцать лет каторги и этапировали на Сахалин. Отец забрал меня и приехал сюда, так как по закону, маму должны были выпустить на вольное поселение по приезду родственников. Все так и случилось, затем уже здесь родилась Мадина. Но мама уже была больна чахоткой и вскоре умерла. Папа пережил ее всего на два года — и мы остались одни. Но выжили: я уже была взрослая, к тому же отец лечил туземцев, и они взяли опеку над нами. Вот и вся история…