Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр - Страница 21

По лицу японца пробежало облегчение, и он нагло потребовал.

— Пусть офицер подтвердит ваше обещание!

Подпоручик глянул на меня и нехотя тоже продублировал мои слова.

В этот момент с треском распахнулась дверь и в горницу влетела Майя.

Девушка равнодушно мазнула взглядом по японцу и палаческому антуражу, после чего категорически потребовала:

— Мне надо помещение под операционную и много горячей воды. Быстро!

Собакин как пружина слетел с табурета и, браво щелкнув каблуками, отрапортовал:

— Подпоручик Собакин! К вашим услугам. Я немедля распоряжусь!

Но Майя, даже не удостоив его взглядом, круто развернулась и ушла.

Подпоручик сконфузился и опять сел. Я про себя ухмыльнулся и приказал старику.

— Фомич, поступаешь в распоряжение господина доктора. Вперед…

На допросе нет смысла останавливаться — старший лейтенант все выложил как на духу. Я даже разочаровался — думал, что дети страны восходящего солнца — суровые, несгибаемые фаталисты — а тут такой афронт. Впрочем, по паре случаев судить нельзя. В любом стаде есть паршивая овца.

Отмена пытки тоже разочаровала, ненависть и злость рвались наружу, но взамен я приготовил этой сволочи уж вовсе незавидную участь.

Следом за японцем притащили отечественного «иуду» — для подтверждений показаний лейтенанта. Но этот, ссыльный поляк, Генрих Качинський, оказался не в пример упорней и мужественней: стойко терпел оплеухи и брызгая слюной рассказывал, как он ненавидит русских и Россию. Впрочем, отрезанного уха хватило, и он тоже принялся заливаться, как соловей.

А вот следующий, щуплый и невзрачный японский солдатик в звании готё, то есть ефрейтора — наотрез отказался говорить, не помогли даже раскаленные клещи. Вообще. Вот и думай…

На нем я перестал заниматься допросами. Все что хотел — уже узнал, к тому же, даже несмотря на загадочное средневековое нутро, мучительство ради мучительства меня не совершенно не привлекает.

Судя по полученной информации, в ближайших окрестностях японцы находились только в Тымово, следовательно, у нас получалось двое-трое суток на отдых.

Общего обсуждения по итогам не было — подпоручик, наконец, окосел и едва ли не падал с табурета. Я приказал его уложить, а сам отправился баниться. Но почти сразу передумал и пошел я проверять посты и вообще, прогуляться по деревне, порядку ради. Тайто и Лука следовали за мной хвостиком, вот только великан зачем-то опять взвалил на себя пулемет.

— Нахрена ты его таскаешь?

— Дык, — Лука извиняюще улыбнулся. — Их бродие сказал, глаз не спускать, вот я и не спускаю, а вдруг кто потянет. Народец нынче ушлый. А оружье знатное, чижолое… — он любовно погладил пулемет по радиатору на стволе. — Вот тока… неведомо как пулять. Я и так пробовал и сяк, не пуляет зараза.

— Найдем надежное место для хранения, — пообещал я и присел возле пулемета.

В академии нас знакомили с образцами новейшего оружия, в том числе французского, так что идентифицировать «оружье» удалось сразу. Пулемет системы Гочкиса образца 1897 года, на легком треножном станке. В отличие от Максима, питание из однорядных кассет, емкостью в двадцать четыре патрона. Патрон…

— Стоп… — я вытащил из брезентового мешка плашку с масляно отблескивающими желтыми патронами. — Да это… ну нихрена себе…

— Штось не так, Христианович? — забеспокоился Лука. — Поломатый? Вот же напасть…

— Нет, все в порядке… — я улыбнулся.

Нам неимоверно повезло, вместо восьмимиллиметрового лебелевского патрона, «оружье» питалось стандартными патронами Арисаки. Честно говоря, я даже не подозревал о такой модификации, но изделие стояло перед глазами. Ну что же, тем лучше — японских патронов у нас сравнительно много. И будет еще больше. А где французский Лебель искать?

— Отец, научишь стрелять из этот большой ружье? — тихо попросил Тайто.

— После меня! — сурово оборвал его Лука.

— Хорошо, хорошо, большой человек! — быстро согласился айн.

— Научу обязательно, — уверенно пообещал я ближникам.

В самом деле, почему нет? Вряд ли кто из отряда умеет пользоваться французской трещоткой, у меня тоже такого опыта нет, срочную я служил только формально, в спортроте, но в учебке, куда меня запроторили по ошибке, обучался на стрелка-пулеметчика. Так что теорию стрельбы из пулемета знаю крепко — гоняли не на шутку. А она одинакова, как для ПКМ, так и для остального однотипного оружия, в том числе допотопного Гочкиса.

И тут же чуть не сел на задницу, от очередных откровений подсознания.

Что, мать твою? Какая, нахрен учебка, если я учился в Павловском императорском училище? Какая спортрота? Что такое ПКМ и почему новейший Гочкис допотопный? Бля… Ну ладно, с тем что из меня прет средневековое нутро, вместе с типичными воспоминаниями, я уже примирился, ну а это откуда?

Попытка покопаться в себе опять закончилась дичайшей головной болью, я плюнул и поперся проверять посты.

Закончив с часовыми вернулся в деревню. Майя с Мадиной уже вовсю тиранили раненых в просторной избе, отведенной под хирургическое отделение. К ним, помимо ополченцев, выстроилась целая очередь из деревенских баб с детишками. Кстати, как я узнал, местные сестер знали и даже наведывались к ним на заимку лечиться от случая к случаю.

— Фомич… — я показал на избу. — Под твою ответственность. Обеспечь всем необходимым. Жилье, еда, баня. И приструни своих, установи часы приема, что ли, а то Майя Александровна весь день на ногах. Понял? Вот и молодец.

Сам соваться к сестрам не стал и пошел проведать айнов, ставших лагерем отдельно от остальных.

Староста выглядел смурным и сразу же нажаловался на своих мужиков, которые, с того времени, как подрядились воевать, почти перестали принимать во внимание его авторитет. Проще говоря, даже в хрен его не ставили.

— Плоха! Очэнно плоха! — ворчливо бухтел Кадо. — Боги гневаться, айна так никогда не жить. Надо уважати старший и обычай! Япона резай — он потома айна резай! Плоха…

Я как мог успокоил вождя и, в качестве компенсации, подарил саблю старшего лейтенанта, вместе с портупеей и его же плохонькие часы-луковицу. Что сразу примирило мужика с действительностью. А так да… он совершенно прав. Я прямым ходом толкаю айнов под японский нож. Выгнать косоглазых с Сахалина мне никак не удастся, даже при самых благоприятных раскладах, а айнам японцы будут мстить — попросту вырежут целый народ, да и все. С них станется. Вот если поднять всех аборигенов Сахалина разом, тогда может что-то получится. Да как же я их подниму? Н-да… задачка, однако…

После старосты в меня вцепился Куси, муж роженицы и потащил в шатер из шкур, который соорудили для матери с ребенком.

— Она хочет называть ребенка твой имя, отец, — растолмачил Тайто. — Отказать нельзя, такова обычая…

Муж и мамаша активно закивали головой, показывая на бутуза у сиськи. Выглядела девушка вполне миловидно, она уже слегка отошла от родов, но жуткая татуировка вокруг губ, в виде мужских усов и бороды, делала ее похожей на Гуинплена.

— Обычай так обычай… — я дал добро. — Пусть будет Александром. Гм, девочка? Ну тогда Александра. А ну повтори. Н-да… Тогда Алекса, так короче.

Айны довольно разулыбались, а Тайто шепнул:

— Теперь подарка. Обычая такая…

Я понял, что обряд, собственно, из-за подарков и затевался, но чиниться не стал и высыпал мамаше все трофейные японские монеты и ассигнации, чем привел родителей в бурный восторг. Уж не знаю, почему они так радовались куче помятых бумажек и горсти монет.

А после того, как вернулся в деревню — попал в руки к жителям, в основном женщинам, хотя и мужиков хватало.

Меня наперебой обнимали, лезли целовать, благодарили на разный лад, приглашали в избы отведать чего боженька послал, но основной посыл был не в этом.

Первое что интересовало людей — когда будут казнить японцев и способ этой казни.

— Спалить иродов, как они бабку Неонилу спалили! В сарай загнать и спалить.

— Ну не томи, вашбродье, повели немедля порешить нехристей.