Повесть о красном галстуке - Пичугин Виктор Александрович - Страница 22

Долго потом потешались над Мухиным. Зато пьяным не видели.

В школу друзья шли медленно. Кусуров все еще стеснялся, но возвращению друга радовался от души. На улице взрослые здоровались с ними первыми, удивленно разглядывали Юру, и Ванька очень гордился, что они шли вместе.

В классе уже сидела Римма Чехова.

— Ой, Юра приехал! — воскликнула она. — Какой же ты, военный, хороший! Садись рядом со мной.

Кусуров не выдержал:

— Ты, Чехова, это, не того… Короче, переезжай к Власову, он уже меньше луку ест, не задохнешься. А мы вдвоем на твою парту сядем.

— Дудки тебе! Мне и здесь хорошо! — Ее глаза блестели. — Садись, Юра. Очень тебя прошу.

Юра посмотрел на нее, на Кусурова. Ему было приятно в своей школе, своем классе. И чтобы никого не обижать, он прошел к окну и сел на свою парту.

— Здесь сидит кто-нибудь?

— Нет, никто, — как-то неуверенно ответила Римма.

— Вот и хорошо! Я на свое место сяду. Здесь еще мой отец с писателем Шолоховым учились, на этом месте сидели…

Вскоре собрался весь класс. Ребята окружили Юру. Перебивая друг друга, спрашивали про войну. Валентина Васильевна вошла как-то незаметно, села за свой стол и слушала, о чем говорил ее ученик…

Через несколько дней в класс неожиданно вошел директор школы Илья Яковлевич Бовкунов. Необыкновенно сияющий:

— Дорогие мои, только что сообщили: под Москвой разгромили фашистов!

На миг воцарилась такая тишина, какой никогда еще не было. И вдруг поднялась неудержимая буря. Ребята кричали «ура!», хлопали партами, прыгали, плясали, и за это их никто впервые не ругал.

Когда страсти немного поутихли, Илья Яковлевич продолжал:

— Все мы ждали этого дня и не сомневались, что фашистам не победить русский народ, не сломить нашу волю. Вот, например, Юра Подтыкайлов. Он дважды перешел линию фронта, ходил в разведку, был в плену. Его граната помогла нашим вырваться из концлагеря. Смотрите на него, разве он боится фашистов?! Нет! Советских людей не запугаешь, мы до конца будем бороться за свою Родину, за свою свободу…

В классе стояла тишина. Все смотрели на Юру.

— Фронтовая жизнь Юры сложилась так, что он не был принят в пионеры, как вы. Но своими боевыми делами он оправдал пионерское звание. И в честь победы под Москвой предлагаю принять его в славные ряды ленинской пионерской организации. Кто за — прошу поднять руку.

Все были за. Все подняли руку.

Юра был ошеломлен. Так быстро и неожиданно все произошло.

— Ну, пионер, поздравляю! — Илья Яковлевич пожал Юре руку и развернул сверток. — За галстук извини, не достали новый, но и этот добрый, носи с честью! Чехова, повяжи.

Римма зарумянилась и торжественно повязала Юре красный галстук.

Домой Юра летел как на крыльях. Ночью не спалось. Вспоминалось, как мать дарила ему свой галстук, как пронес он его через фашистский концлагерь, как похоронили с ним Николая Прохорова… И вот теперь…

Зима держалась суровая, вьюжная, с крутыми морозами. Люди жили тревогами войны. Редко проходила неделя без похоронки. Война объединила всех. И не было силы, которая смогла бы нарушить эту священную сплоченность людей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Зима тянулась непривычно долго. Даже старики удивлялись — давно такого не было.

Весна начиналась короткими оттепелями, редкими солнечными днями. Но в начале апреля забурлила земля весенними ручейками. Зазвенели птичьими голосами богучарские сады.

Радовались люди теплу, солнцу, весне. Но с весенней радостью появились и тревожные вести: фашисты начали наступление. В бой вводились новые танковые соединения, свежие дивизии. Из сводок было ясно, что бои шли с переменным успехом. И все-таки чувствовалось превосходство противника в военной технике.

…Занятия в школе кончились. Все перешли в четвертый класс, но особой радости ребята не испытывали. Надвигались другие испытания.

Глядя на людей, Юра ощущал уже знакомое чувство, как тогда в Щорсе: — перед появлением немецких войск. Неужели и сюда придут фашисты, думал Юра. Опять пули, смерти…

Ранним июльским утром его разбудила бабушка. Лицо встревоженное, растерянное, на глазах слезы.

— Просыпайся, родной, — торопила она Юру. — Слышишь, как стреляют? Фашисты сюда рвутся. О господи, и когда же все это кончится?!

Она стояла перед Юрой с небольшим узелком и нетерпеливо ждала, когда он оденется.

— А мы? — спросил Юра, стараясь быстрее застегнуть гимнастерку, но пальцы не слушались, пуговицы не попадали в петли.

— За Дон, милый. Вся наша МТС туда двинулась. Георгий Павлович забегал, велел немедля идти следом. Ну, идем, идем, дорогой застегнешься.

В калитке они столкнулись с Ксенией Захаровной. Она тоже была в слезах. Прощаясь, подруги обнялись. Затем Ксения Захаровна поцеловала Юру и трижды перекрестила.

— Ты уж, Ксюша, за домом пригляди, прошу тебя…

— За дом не волнуйся, пригляжу. Ну, с богом! Торопитесь.

Они еще раз простились, и Юра заспешил с бабушкой в степь, где клубилась над дорогой пыль вслед удаляющейся тракторной колонне.

Слева и справа колосился ячмень. Бабушка сокрушалась:

— Неужто это богатство проклятому фашисту достанется?..

В Богучаре взревели сирены воздушной тревоги. Бабушка пошла быстрее, Юра не отставал. Вскоре они нагнали колонну. Замыкали ее несколько пар быков, тянущих телеги с инструментом, запчастями, имуществом МТС. Впереди двигались колесные тракторы «Универсал», за ними тянулись тяжелые гусеничные тракторы с прицепными вагончиками. По обе стороны дороги, понурившись, шагали люди…

В Богучаре рвались бомбы, стреляли зенитки. Юра оглянулся и обмер: город пылал. Горели дома, полыхала родная школа. Юра невольно остановился. Остановилась и вся колонна. У всех в городе остались родные, знакомые… Что ждет их? Может быть, лучше вернуться?

Но прозвучала команда, и колонна снова двинулась вперед. Солнце нещадно палило, день становился знойным. Хотелось пить. Но Юра терпел. Понимал, что никто второпях не прихватил воды.

Вдалеке, выгнувшись полукружьем, блеснула светлая полоска Дона. Чем ближе подходили к ней, тем шире становилась она.

У паромной переправы толпились люди, много было разной техники, скота. Но паром не работал, его еще вчера разбомбили немецкие самолеты.

Директор МТС Мочалов приказал, не задерживаясь, двигаться к деревне Осетровке. Там Георгий Павлович решил организовать свою переправу. Колонна развернулась и снова двинулась в путь.

Из толпы вынырнул Витька Власенко. Он раньше заметил Юру и протискивался к нему. Оба обрадовались встрече. Власенко жили рядом, и Витька частенько бывал у Подтыкайловых. Веселый, дотошный, он очень любил технику. В шестнадцать лет уже водил трактор, а в семнадцать стал трактористом в МТС.

— Пойдемте к нам, в нашем вагончике места хватит. Безуглов все равно в кабине спит, привычка такая. Идемте, а?

Юра мгновенно согласился, но бабушка возразила:

— Нет, нет, мы как все, пешком пойдем.

— Зря боитесь, — уговаривал Витька. — Директор всем разрешает, если есть место. И потом, он же родной вам.

— Потому и не сядем, чтоб пальцем ему не тыкали за нас, — бабушка была непреклонна.

Юра шел рядом с бабушкой. Витька шел рядом с Юрой. Так они и дошли до Осетровки…

Мочалов уже командовал у реки. Бригада плотников с помощью тракторов подтаскивала к берегу бревна. Эти бревна связывали на воде в плоты. На плоты грузили технику, имущество и канатом тянули все на другой берег.

Нашлось несколько лодок, на них переправляли людей. Юра и Витька Власенко плыли на плоту с Безугловым и его трактором. С ними переправлялся и механик Петр Иванович Лобосов. Наспех скрепленные скобами, бревна колыхались под тяжестью трактора, и казалось, что они вот-вот расползутся и трактор пойдет ко дну. Но все пока обходилось благополучно. Плот медленно приближался к берегу.

Бабушка сидела в лодке и все время оглядывалась на Юру.

Друзья расположились на краю плота, ждали, когда причалят к берегу. Трофим Тихонович Безуглов с механиком Лобосовым привалились к трактору и молча дымили самокрутками. Вдруг Лобосов что-то вспомнил: