Кай (СИ) - Аянский Егор - Страница 2

Мамочка выбрала для меня черные брючки и яркий камзол. Его мне еще ни разу не приходилось надевать. Я крутился перед зеркалом и поправлял оборки. Пусть в нем неудобно, но сегодня у меня день рождения и причастие, а потому я потерплю.

— Симила, ты готова? Кай, собрался? — послышался голос из-за двери. Это мой папа.

— Да, Орен, — мама появилась из-за занавески в нарядном белом платье. Какая же она у меня красивая!

— Мама, ты у меня супер!

— В языке Четырех Королевств нет такого слова! Опять сам придумал? — она весело улыбнулась.

— Не знаю, только что в голову прилетело. Это означает, что ты лучше всех!

— Спасибо, мой маленький кавалер!

Она потрепала меня по голове, и повела во двор, где нас встретил отец в черном сюртуке и белоснежной рубашке. Папа взял меня за одну руку, а мама за другую, и мы пошли к центральной улице.

— Сегодня особенный день, сынок, и поэтому мы поедем на… — отец хитро посмотрел на меня.

— На паровике?! — у меня расширились глаза от удивления, — Папа! Это правда?

— Правда сынок. У тебя двойной праздник. Причастие — это то, что поможет тебе раскрыть силу и стать полноправным гражданином! Я думаю, мы не сильно обеднеем, с одной-то поездки! — мы подошли к свободной повозке, и он посадил меня рядом с извозчиком, а сам вместе с мамой сел назад. — Поезжайте к храму Девяти.

Мы двинулись через наш квартал, я разглядывал соседские дома и гуляющих людей. Они все такие разные и непохожие. А затем мы выбрались на дорогу, где все закрывали одинаковые деревья и мне стало скучно. Я посмотрел на водителя:

— А я знаю как устроен паровик, дядя-извозчик!

— Правда? — он удивленно взглянул на меня, — Ну-ка расскажи!

— Вот это называется котел, и у вас там вода. Когда она нагревается — получается пар и он давит на поршни. А они толкают колеса. Вот!

— А может быть ты знаешь, каким образом нагревается вода? — Он хитро прищурился.

— А вот и знаю, в этой модели паровика стоят два сколита второго и третьего уровня! Когда они сближаются друг с другом при шевелении вот этим рычагом, выделяется энергия, которая нагревает котел!

— Ого, парень! — он обернулся и удивленно посмотрел на отца. Папа только улыбнулся и пожал плечами.

Вдали показался храм Девяти, а дорога стала совсем ровная и прямая. Извозчик подмигнул мне:

— Держись, малыш! — он потянул рычаг на себя и паровик плавно набрал скорость.

— Быстрее, дядя-извозчик, быстрее!

Как же хорошо вот так ездить!

Через пять минут мы были около храма. Отец дал хозяину паровика четыре сколита, размером с горошину, и мы поднялись по гладким белым ступеням ко входу. Я первый раз видел этот храм так близко. Перед воротами стояли Девять главных богов нашего мира. Они хорошие. Папа говорит, что есть места, где наоборот, поклоняются злым богам. Их целых одиннадцать. Это потому, что в нашем мире зла больше, чем добра. Когда я вырасту, то обязательно придумаю, как сделать, чтобы светлых богов стало больше.

Папа постучал в дверь, окошко отворилось и оттуда на нас посмотрел недовольный священник:

— Храм закрыт для посещений.

— У нас приглашение от самого епископа! — отец помахал перед его носом бумагой.

— А, семейство Фаэли, проходите, проходите, — дверь отворилась, и мы зашли вовнутрь, — Я вас провожу.

Он повел нас длинными белоснежными коридорами, и мама, глядя на эту красоту, спросила у него:

— А разве обряд будет проходит не в Зале причастий?

— Ох, забыл предупредить! У вас особый случай, ваш мальчик очень одарен, и епископ сам хочет провести обряд.

— Орен, ты слышал? Это такая честь для нас!

— Это все наш Кай, да сынок? — гордо произнес отец потрепал меня по голове. — И откуда только в храме узнали о нашей скромной семье?

Священник привел нас в квадратную комнату, которая целиком была сделана из белого мрамора. Посередине комнаты стоял накрытый тряпкой алтарь, а вокруг него стояли зажжённые свечи. Их было так много, что все было светло, как на празднике! Но это место мне все равно не понравилось. Я почувствовал, как мурашки пробежали по коже.

Перед алтарем стоял сам епископ, который улыбнулся отцу с матерью и выставил свою правую кисть вперед. Мама и папа склонили головы и по очереди поцеловали ее.

— Здравствуй, малыш! — он протянул мне свою руку.

Фу, не хочу ее целовать. Я посмотрел на родителей, но мама сделала строгое лицо и кивнула головой. Скривив лицо, еле прикоснулся к его руке губами и отодвинулся.

— Господин епископ, я первый раз вижу такой странный обряд причастия. — Это папа, похоже ему тоже не нравится.

— Это сложный обряд, мы подозреваем, что у вашего сына очень высокий уровень силы. Такая церемония проводится для княжеской семьи и высокопоставленных лиц.

— Дорогой, не волнуйся. — Мама улыбнулась и крепко сжала папину руку.

— Все готово, начинаем! — Епископ похлопал в ладоши, двери в комнату закрылись, а сзади папы и мамы встал священник, что встретил нас на входе, и еще один — уродливый, с квадратным лицом.

Я с замирающим сердцем смотрел, как епископ одну за одной гасит свечи. В комнате становилось все меньше и меньше света. Мои глаза бегали из угла в угол, рассматривая все вокруг, и вдруг я заметил, что пол неровный и словно уходит куда-то в угол, где было что-то очень похожее на грязную сливную яму. Разве в такой грязи проводят обряд для княжеских детей? Мне стало жутковато.

Епископ наконец-то погасил лишние свечки, и оставшиеся стали выглядеть как звезда в круге. Вспомнил! Однажды мама принесла какую-то книгу и там был такой знак. Она забрала ее у меня и сказала, что это очень плохая книга. Я обернулся…

Священники, что стояли за спинами папы и мамы откинули свои рясы, и в их руках блеснуло что-то длинное. Нет!

— Мама… — Рука епископа зажала мне рот, а служители храма одновременно сделали сильные взмахи, и на меня брызнула кровь…

— Нет… не надо… — Я вырвался из рук епископа, а к моим ногам подкатилась мамина голова. Меня затрясло и вырвало, а по лицу потекли слезы. Я упал на пол и смотрел в ее мертвые неподвижные глаза…

— Нет, нет! Зачем… Почему!? — Мое тело затряслось в ознобе, а я, ничего не понимая, лежал скорчившись на холодной поверхности камня, и рыдал, — Мамочка… это неправда, так не бывает… мама… папа… мамочка-а-а!!!

— На алтарь его, — я повернулся на жестокий голос, и встретился глазами с епископом. Такого взгляда не должно быть у людей — холодный и неживой.

— Зачем? — я стиснул зубы, пытаясь не дрожать, и смотрел убийце прямо в глаза, страшные и злые, но не мог отвести от них взгляд. — Заче-е-ем!?

Меня подняли на руки и понесли к алтарю. Тело совсем размякло и перестало мне подчиняться. Священник снял покрывало, и передо мной появилась каменная чаша. Черная и гладкая…

Они положили меня в ее центр на холодный камень, словно куклу, а я продолжал неотрывно смотреть в лицо убийце родителей. Грубые руки разорвали одежду, и сняли с меня все до последнего лоскута. Мне было уже все равно. Мама… Папа… Их больше нет…

— Выйдите из круга, — приказал он священникам, — Я начинаю обряд.

Епископ откинул сутану, достал черный изогнутый кинжал и занес надо мной, что-то бормоча на непонятном языке. С каждым словом на его лезвии ярче и ярче разгорались красные символы. Я вдруг словно почувствовал, что этот клинок опаснее всего, что до этого мне приходилось видеть. У папы было много ножей, я иногда играл с ними и даже резался. Мама незлобно ругалась, но лечила меня. Но те были другие, а этот…

Страх, возникший у меня перед этим оружием, вывел меня из оцепенения, и я лягнул ногой в пах епископу. Его лицо исказилось от боли, и он, не прекращая бормотать, сильно прижал мою голову к алтарю левой рукой. Тогда я укусил его за торчащий возле моего рта палец. Баренс сбился с молитвы, а затем, разозлившись, сильно ударил меня по лицу ладонью наотмашь, да так, что сбросил меня с алтаря на каменную поверхность. Я сильно ударился плечом при падении, но, не обращая внимания на боль, решил использовать эту возможность и, оттолкнувшись ногами от основания жертвенника, заскользил по влажной от крови поверхности пола к выгребной яме. Я еще маленький, и должен в нее пролезть!