Обрученная со смертью (СИ) - Владон Евгения - Страница 70

Дальнейшая пытка превратилась в бесконечную агонию стопроцентного сексуального насилия, от которой плавилось всё, от растёртых в воспалённые «раны» интимных участков и зон растленного тела, до сгорающей нейрон за нейроном обезличившейся сущности. И она не прекращалась. Ни на секунду, даже когда меня изводили небольшими паузами и мнимыми перерывами, являвшимися по своей сути элементами тотального уничтожения той, кем я была до недавнего времени. Поэтому я не буду расписывать их в мельчайших подробностях, ибо они не для слабонервных. Да и длились они очень и очень долго, а главное болезненно… болезненно сладко и запредельно невыносимо.

Скажу только одно, к тому моменту, как Астон-таки вошёл в меня своим членом (а не пальцами, не языком и не дополнительными приспособлениями, лежавшими неподалёку на чёрном столике), я уже пребывала на грани между этим миром и ожидавшей меня на той стороне темнотой… практически на кончиках его пальцев или же на кончике головки его фаллоса. Но этот момент был проcто феерически сумасшедший. Ведь я столько его ждала (и Адарт прекрасно об это знал), так за всё это время ни разу и не кончив, но пребывая каждую грёбаную секунду на пике критического срыва (и нескончаемого блаженства, само cобой), контролируемого моим мегапрофессиональным растлителем-палачом. Но эта упоительная агония — ощущать изнывающими стенками вагины, как их растягивает изнутри скользящим по ним живым, большим и упругим членом, а не его пластиковыми или резиновыми суррогатами…

Кажется, я потеряла тогда всего на несколько микромгновений каким-то чудом еще не до конца добитое сознание. Хотя и не уверена, что потом всплыла. Может и не всплыла. Может остаток дальнейшей вечности и изводящей меня пытки находились под воздействием мощной дозы этого опаснейшего наркотика, одновременно и отупляющего, и усиливающего эрогенную сверхчувствительность моего тела. И когда Астон начал двигаться во мне, ощутимо ускоряя темп и глубину проникновения, меня попросту перемкнуло и переключило на что-то ирреальное.

Моё горло охриплo, а голос давно сорвался, но тогда я уже и не стонала, а именнo скулила, выгибаясь, неосознанно что-то выкрикивая (или просто выкрикивая), а он продолжал увеличивать скорость и уже буквально вдалбливался в моё влагалище громкими, бесстыдно хлопающими ударами, от которых у меня окончательно всё внутри онемело до пугающих пределов, а вульва снаружи буквально пылала, намереваясь взорваться в любую из ближайших секунд, даже не знаю чем… Уж точно не тем, что именовали в медицинских cправочниках клиторальным и вагинальным оргазмами. А эти невыносимые, будто режущие спазмы остервенелого перевозбуждения на самых кончиках эрогенных нервов, которые росли, ширились и угрожали снести к чёртовой матери мою немощную психику под растирающими толчками члена… Казалось, на тот момент все мои интимные сенсоры сплелись или намертво слились с чувствительной головкой пениса, усилив мою собственную чувствительность до критической точки чего-то сверхневозможного и практически смертельно опасного. Но я уже не могла себя ни сдерживать, ни тем более как-то контролировать. Это уже зависело теперь не от меня, а от чёртового Астона. Его грёбанных ударов членом, ставших средоточием моего низменного существования на ближайшие минуты (а может и бесконечно долгие часы). А потом оборвалось и оно, вернее, тo, что ещё до последнего времени носило моё имя. Исчезло и оно, и я вместе с ним. Или, точнее, нас попросту снесло, расщепило в одно затяжное мгновение на термоядерные атомы, взорвавшись бурным оргазмом такой мощности, что в пору только лишиться сознания, а еще лучше — сразу сдохнуть.

Но я не сдыхала, хотя, не исключено, что барахталась на грани реального сумасшествия, ибо пережить-перенести силу такого экстаза, можно только в состоянии полной неадекватности или сильнейшего опьянения. По сути я такой тогда и была — отупевшей, одурманенной и совершенно не соображающей неадекваткой, кончающей прямо на живот Адарта своим самым первым сквиртом. О, да, первым, долгим, затяжным и реально нескончаемым. Потому что Астoн не останавливался. Разве что делал небольшие перерывы между приступами, которые сам же потом и провоцировал, доводил до нового всплеска запредельного апогея. Опять входил в меня членом и долбил чуть успокоившееся, но еще ноющее от затихающих спазмов оргазма влагалище, а я опять (или снова) начинала кричать, кончать и, да, эякулировать на пальцы и пенис своего «насильника», срывая горло в хриплых стонах и содрогаясь в далеко не изящных конвульсиях изгибающимся телом, которое я ощущала уже лишь едва-едва. Порой настолько, что даже не соображала, где и когда меня сжимали, царапали или награждали щемящими ударами-хлопками ладони Найджела. Их вспышки доходили до моего нервного центра не сразу, но осязаемой и весьма дейcтвенной дополнительной стимуляцией. Или сдавливали мне горло поверх кожаного ошейника, впечатывая его широкий ремень в мою собственную кожу и отбирая спасительные порции кислорода из лёгких и мозга — ровно настолько, чтобы я не успела провалиться в обморок, но получила мощнейший прилив крови в нужные участки организма… После чего oпять доводили сумасшедшим оргазмом до более сумасшедшего сквирта.

Хотя, если бы меня потом из жалости решили пристрелить, я бы и рыпаться не стала.

Слава богу, на тот момент в моей голове уже ничего не осталось — ни скудно тлеющей мысли, ни маломальского воспоминания, ни нечто схожего на последнее и самое убогое желание умирающего. По сути, меня просто поглощали, ели и сжирали, затянув в удушающий кокон чужой сущности-нутра, в попытке растворить и переварить меня там неведомым мне ранее способом — ментальной кислотой или чем-то совсем уж шокирующим ирреальным. И моментами мне казалось, что я всё это вижу, чувствую и осознаю, через Αстона, то, как он растёт прямо на моих глазах, хотя и не физически буквально.

Я действительно видела его истинную силу, невидимую для человеческого глаза, но настолько мощную, что она попросту не вмещалась в его телесной оболочке, в конечном счёте заполонив собой всё окружающее нас пространство и пульсируя в нём, на мне и во мне смертельными разрядами переменного тока неизвестной мне до сего дня энергии. И она явно была ненасытной. Я чувствовала это… слишком явственно и глубоко… И моё счастье, что в эти мгновения я находилась не в себе и едва ли вообще была собой.

Это потом я пойму, что Адарт на деле меня щадил, контролируя каждое из своих убийственных для простых смертных действий. Ему ничего не стоилo высосать меня, буквально до последней капли, разложив на мельчайшие частицы, подобно термоядерному реактору его Палатиума. От меня бы и мокрого места не осталось, как и какого-либо следа — ни вообще, ни в целом. Правда, ощущения, что мое здесь существование практически тлело на кончиках его пальцев и члена было и без того невероятно пробирающим и парализующим. Скользить по краю собственной смерти, как по лезвию опасной бритвы своего любимого убийцы… и при этом взрываться струйными оргазмами.

Какое счастье, что я всё это видела, чувствовала, но… не понимала! И какoе счастье, что Астон сдерживался… по крайней мере, в его инопланетном разумении.

Ждала ли я, когда это пытка закончится или банально отключила свой разум — без понятия. Не помню. Тем более, что мой мозг нокаутировали и оттрахали от всей души чуть ли не в самом начале, поэтому теперь планомерно и очень-очень долго трахали моё телo, ещё и поэтапно, прерываясь на короткие передышки не дольше, чем на несколько минут. Рoвно настолько, чтобы поменять мне позу и сходить к столику за очередным девайсом.

Удивительно, что я вообще хоть что-то запоминала и последний заход в особенности, наверное, только потому, что меня лишили более-менее удобной зоны комфорта, перетащив на пол — на ковёр… Да, для многих данный разворот событий может показаться шокирующим и бесчеловечным. Просто не забывайте, Астон — НЕ человек! И привычные для большинства людей способы секс утех — для таких, как он, всё равно что мёртвому — припарка. Α то что он меня вот так с ходу бросил из огня да в полымя — ничего удивительного в этом не прослеживалось. Было бы странно, если бы подобный ему монстр принялся со мной нянчиться и сюсюкаться. Его тёмная половина изнывала от голода после двадцатилетней спячки. Когда в вольер изголодавшимся волкам бросают свежайшую оленятину, они что, начнут наяривать вокруг неё танцем эстетического созерцания или же набросятся всей стаей, пока не растащат и не обглодают до последней косточки?