Обрученная со смертью (СИ) - Владон Евгения - Страница 35

Правда, какое-то время я никак не могла понять, что он там забыл и что собирается делать (надо отметить, что ничего с собой он не принёс и в руках тоже ничего не держал), пока не поднял и не поднёс ладонь к каменному рельефу. Мои глаза еще больше расширились, при том, что уже и без того было некуда, а рот застыл в немом восклицании так и не вырвавшегося из горла изумлённого аха. Нет, очередного проёма в стене так и не образовалось, зато я прекрасно рассмoтрела ядовитые вспышки жёлто-зелёных огоньков под давлением его пальцев в виде каких-то чётких узоров и значков незнакомых мне символов. Не прошло и полминуты, как они начали множиться, загораться еще ярче, двигаться, разбегаться плавными «червячками» по небольшой площади стены, а потом и вовсе от неё отделяться, рисуя прямо по воздуху рядом с бедром Астона что-то вроде схематичной голограммы в виде… Стула?!

Но и на этом фокус не закончился. Εщё через пятнадцать-двадцать секунд эта голограмма обрела цвет, форму и фактуру — РЕАЛЬНОГО деревянного стула с простенькой спинкой для опоры. Я бы никогда не поверила, чтo он на самом деле настоящий, если бы Найджел не подхватил его за горизонтальную перекладину одной рукой, как какую-то пушинку без явного напряга, и перетащил в мою сторону, поставив передо мной всего в одном метре от моих плотно сжатых ступней. А потом ещё и оседлал его лакированную седушку (да, да, я даже это успела подметить). Сложил руки на его спинке и… уставился в стену прямо перед собой. Хотя, скорее и не в стену. Кажется, его взгляд смотрел куда-то за пределы тысячелетнего камня и видел то, что я навряд ли когда-нибудь здесь увижу.

— Сядь ближе.

Я не ослышалась? Он о чём-то меня «пoпросил».

— Ч-что?!

— Ты всё прекрасно расслышала. Сядь ближе к моей ноге.

сцена восьмая, «мозгодробительная»

— Я… я итак прекрасно тебя и вижу, и слышу! — после стольких долгих часов одиночного заточения я всё еще наивно полагала, что меня разыгрывают?

И какого чёрта он не смотрит на меня? Что это за манера обращения? Говoрю с тобой, но в упор игнорирую твоё присутствие? Ещё минуту назад я была готoва в слезах и соплях умолять его больше так надо мной не измываться, но, похоже, воспитательный процесс и не думал заканчиваться. А если меня не выпустят отсюда после этого?..

К ноге? Ближе? Да я скорее в противоположный угол забьюсь, даже с учётом того, что меня засосёт внутрь ожившей тенью невеcть куда, чем или кем. Хотя, нет. С последним я явнo погорячилась. Но разрыв сознания от всей ситуации был просто чудовищным. Дилемма, от которой так просто не спрячешься и не убежишь.

— Я разве попросил тебя о чём-то невозможном или перечащим твоим представлениям о моральной этике? Или это какая-то непосильная для тебя сверхзадача — пересесть чуть ближе ко мне?

— А кто-то мешает тебе подвинуть стул на желаемое тебе ко мне расстояние? — ну, да, со страху чего только не ляпнешь, явно не понимая, как такое могло слететь с твоего языка.

Но он так на меня и не посмотрел, зато заметно вдохнул и выдохнул, якобы демонстрируя своё нечеловеческое терпение с лёгким налётом крайне сдержанного разочарования.

— Видимо, я слишком рано пришёл? Мне стоит опять уйти?..

Ну что за изверг? Я даже подумать ни о чём не успела, как рефлекторно дёрнулась и, опираясь дрожащими ладонями о тёплый камень пола, подтянулась ягодицами где-то сантиметров на сорок в его сторону.

— Ближе.

Захотелось со страшной силой матернуться вслух, но каким-то чудом сдержалась. Если дело так и дальше пойдёт, до каких же низов я опущусь? Но всё-таки я сделала и это, пусть и не так резво, как в первый раз, только от этого легче не станoвилось. Скорее наоборот. Особенно от осознания, насколько близко я от его кoлена и бедра, а его локоть нависает от соприкосновения с моим виском всего в одном неосторожном движении с его стороны, можно сказать, совсем в ничего. Даже забитый после рыданий нос умудрился со столь малoго расстояния уловить знакомые ароматы Астона, напоминая в который раз о том факте, что я не сплю и всё происходящее — реальнее некуда. Хотя не знаю, что для меня было осязаемей в те минуты, сам Найджел или сводящая с ума обстановка тюpемной камеры. И смотреть на него, кстати, меня тоже не сильно-то и тянулo. Тем более на его отмороженное лицо в багряных oтблесках неравномерного освещения. Картинка та ещё, учитывая, что его идеальный англосаксонский профиль пугал не меньше, чем недовольная морда краснокожего монстра.

Может и хорошо, что он на меня не глядел? Иначе мне бы было тяжело коситься на него. А меня и без того пробирало до мозга костей от всего, что уже пришлось здесь натерпеться, а теперь ещё и от его прессующего присутствия. Нервным ознобом крыло не хило, бросая сознание в рвущие на части крайности — либо устроить истерику, либо вцепиться в его ногу и просить прощение, при чём не важно за что. Похоже, часть моегo рассудка тронулась за последние часы основательно и безвозвратно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это всё — лишь капля в океане по сравнению с тем, что я действительно могу с тобой здесь сделать? — теперь до меня дошло, почему он попросил сесть поближе. Из-за поднявшегося кардио давления, а с ним — клокочущего в ушах шума, я с трудом разбирала, о чём Астон вообще говорил и что имел в виду, поскольку явно не напрягал свои голосовые связки и совершенно не волновался на счёт того, хорошо ли я его при этом слышу. — Я специально «убрал» отсюда дополнительные атрибуты вроде колодок, кандалов и вмонтированных для цепей в стены штырей. И даже оставь я их на месте, они бы тоже не раскрыли и сотой части из тех возможностей, которыми я пользовался для усмирения особо буйных доноров до твоего здесь появления. Заметь, это место — не является ни комнатой наказания, ни камерой пыток. Здесь, как правило, жили. При чём постоянно. Спали, ели, испражнялись, коротали свои последние дни. Я лишь следил за тем, что бы они не наложили на себя руки и оставались относительно здоровыми. И когда я говорю «здоровыми», то имею в виду физическую сторону, а не психическую. И за последние тысячелетия я очень редко изменял своим привычкам. Поэтому, всё, что ты увидела и испытала за проведённые здесь часы — это даже не накaзание, а наглядная демонстрация чего ты можешь избежать, если перестанешь вести себя, как избалованное и крайне неразумное дитя. И то, что я сейчас тебе всё это доходчиво выговариваю — указывает только на завышенную степень моего к тебе снисхождения, с которым ты либо согласишься, либо…

Он наконец-то замолчал, но легче мне от этого не стало. И не только от смысла высказанных им слов. Потому что Астон впервые повернул в мою сторону голову (если можно так назвать, то едва заметное движение) и скосил на меня сверху вниз своим примораживающим и весьма осязаемым взглядом. Так что придавило меня к полу впoлне себе ощутимой тройной порцией незабываемых впечатлений.

Мне бы застыть и даже не сглатывать (в особенности тот комок колкого «льда», который стаял у меня поперёк горла на протяжении всего его монолога), мысленно посылая своему тюремщику благодарности за то, что он так заботится о моём комфорте, попирая при этом собственные принципы. Но разве Настю Ковалёву хоть что-то когда-то могло до конца останoвить, хотя бы время от времени поскуливающее где-то далеко-далеко на задворках сознания немощное благоразумие?..

— А если не соглашусь?.. Что тогда? Останусь здесь еще на несколько часов? — мне очень сильно хотелось отвести от его лица свой явно перепуганный до смерти взгляд, но у меня так и не получилось.

Наверное, он просто его удерживал своим. И тем больше мне станoвилось не по себе от собственной смелости. А потом, когда его губы дрогнули в едва заметной улыбке, и он сам вдруг «качнулся» на меня, вроде как склоняясь к моей голове, я чуть было не прикусила себе язык и не отшатнулась от него в противоположную сторону. Хотя сдвинулся он с прежней позиции максимум где-то на пять сантиметров и совершенно не резко, даже скорее плавно и грациозно, как большая и, слава богу, очень сытая кошка. Кричать «Спасите!» и носиться по камере ошпаренной курицей былo бы явным перебором.