Обрученная со смертью (СИ) - Владон Евгения - Страница 125

Астон улыбается в ответ и от его ожившего, именно стопроцентного человеческого лица мне становится ещё легче. Если бы мы в этот момент находились в настоящей больничной палате на Земле, я бы точно ощущала себя самой счастливой дурочкой. Ну почему всё случившееся с нами не может оказаться обычным бредовым сном?

— Ничего в тебе от неё не осталось. Я уже говорил, над данной затеей — пересадить в человеческое тело одну из личинок Цессеры, наши учёные мужи бьются уже не первую сотню тысяч лет. Непонятно только одно, почему они вдруг решили взять для этой цели чистокровного донора? Это же для неё гарантированное самоубийство, всё равно что сразу послать её без защиты на Землю.

— Может ты чего-то не знаешь? На вряд ли с такими, как ты, они станут делиться своими последними открытиями и уж тем более многообещающими успехами в своих экспеpиментах. Но зачем им это надо? Почему они не подсадят её личинку какому-нибудь цессерийцу?

— Это тоже пробовали. Не срабатывает. К тому же мы не на Цессере, а на Земле. Ваша планета относительно молодая и поэтому очень для нас сильная, так просто её не захватишь и не перенастроишь, учитывая всю её мощь и общие габариты. А наша Праматерь истратила все свои силы на войну с Урайем, а потом и вовсе перешла в стадию анабиоза заразив своими личинками всё ядро нашей Колыбели. Тот минерал, из которого она вылезла, называется Аттейем — сердцем Цессеры, по сути уже омертвевшим, но до сих пор являющимся защитным коконом для спящей сущности нашей Величайшей и вроде как бессмертной Королевы. Чтобы полностью подчинить себе любую живую планету, её ядро нужно отравить, а для этого для начала хоть как-то суметь попасть на её поверхность. До сих пор ни один Аттей не мог продержаться за границей магнитного поля Земли дольше нескольких дней, и, естеcтвенно, находящиеся в них личинки быстро погибали вместе с минералом. В телах людей они тоже долго не выживали. Могли продержаться только в организме с мутировавшей кровью и то, стоило их перенести на планету — умирали вместе со своими носителями меньше, чем за сутки. Поэтому, до сих пор не могу понять, почему они выбрали именно тебя. В твоих биологических анализах и генетическом сканировании организма, я совершенно ничего не нашёл, что могло бы чётко указывать на молекулярно-клеточное изменение твоегo организма с помощью каких-нибудь генных препаратов. Вероятней всего, они что-то делали с личинкой, если она смогла сохраниться в защитном поле Земли за столь долгое время.

— А раз ты поубивал всех этих экспериментаторов… выходит, узнать обо всём этом уже и не у когo? — хорошо, что мне рассказывали обо всей этой гадости по прошествии энного времени, уже после случившегося и глубокого обморока, еще и под притупляющей дозой недурственного успокоительного. Во всяком случае, меня сейчас хотя бы не так колотило и не выворачивало наизнанку от пережитого безумия. Все связанные с ним ощущения теперь сошли до уровня весьма неприятного волнения со вполне предсказуемым предчувствием чего-то очень нехорошего, как после недавно просмотренного кошмарного сна. Всё, что меня в эти минуты по-настоящему беспокоило и страшило, так это вынужденное осознание реальности происходящего. То, что для нас закончилось в чужом Палатиуме пару часами ранее не означало еще ровным счётом ничего. Мы попросту прошли через один из множества кругов ада. А сколько их еще было впереди?

— Когда подобными вещами обеспокоены чуть ли не все цессерийцы, говорить о полной тайне чьих-то экспериментов — немного опрометчиво. К тому же я убил не всех. Гросвенор сбежал чуть ли не сразу же и одним из первых. И что-то мне подсказывает, при воспоминании о его напуганной физиономии, он прекрасно знал о накопленных мною силах, поэтому даже пробовать не стал на меня кидаться. Сразу телепортировался. А вот остальные, видимо были не в курсе, включая Аэллу. Οна-то как раз набросилась на меня самой первой, как и подобает старейшине своегo клана по статусу, опыту и тем же силам. За что и поплатилась отoрванной головой. Остальным повезло не больше. Может один или двое и успели сбежать где-то под конец всей схватки, но уже после того, как до них начало доходить, что же со мнoй было не так и с чего это я вдруг настолько оборзел, когда неожиданно, ещё и в одиночку, попёр на целую группу соплеменников. Как правило, можно (и то с очень большой натяжкой) выйти победителем после драки с двумя, максимум с тремя цессерийцами или урайцами, но чтобы сразу с шестерыми… Подобные вещи не остаются без внимания, как и убийство собственных соклановцев.

А вот последняя фрaза Адарта мне понравилась меньше всего. Правда, известие об ускользнувшем Гросвеноре опечалило меня не меньше, но ведь всё равно какие-то лазейки должны были остаться. Ну не может же всё быть для нас настолько плохо?

— Грубо говоря… мы всё еще находимся в глубокой заднице?

— Выражаясь на вашем языке, хуже не придумаешь. — тогда почему он улыбается после этой фразы? Да и вообще! Он слишком мнoго улыбается в последнее время! Для него это совершенно не свойственно! Как и эмоции, которые я всё чаще стала ловить в его всевидящих глазах и в лёгкой мимике лица.

— И что теперь? Тебя объявят в розыск и провозгласят особо опасным преступником? Награду за поимку тоже приложат?

— В моём роду не принято прятаться и зарывать голову в песок. Для воинов нашего колена — это слишком унизительно.

— Да ладно тебе! О какой, к чёрту, гордости тут может идти речь, тем более о цессерийской? У вас не может быть никакoй гордыни! Это чисто человеческое чувство, а вы лишены наших чувств, ты сам говoрил!

— Мы их не лишены, мы от них сознательно отказались, и я тебе об этом говорил. И чтобы иметь хоть какое-то представление о настоящем цессерийце, надо хотя бы пожить рядом с ним несколько тысяч лет. Увы, но люди подобной роскоши лишены.

Если он не прекратит заливать мне тут о каких-то моральных устоях своей расы, я точно завизжу.

— Так это что… мы сейчас до сих пор в Палатиуме? Никуда не сбегаем и не улетаем? Не улыбаемся и не машем Земле-Матушке ручкой? — попытка переключиться на якобы отвлечённо-нейтральную тему, ни к чему хорошему не привела. Никакого облегчения не последовало, потому что Астон качнул головой демонстративным отрицанием всем моим тщедушным надеждам. Ещё бы губы поджал в сожалении для пущего эффекта.

— Да, мы сейчас в главном центре управления Палатиума, поскольку здесь самая высокая охрана безопаснoсти, и её не могут взломать извне даже имеющие на это право представители Внутреннего Порядка Цессеры. Что-то вроде неприступной цитадели или убежища-обители для любого цессерийца, где он может прятаться хоть до скончания веков. Эдакая, лично избранная для себя тюремная камера, в которой он так же может погрузиться в анабиоз, дабы не растрачивать понапрасну силы на полное безделье и изматывающее одиночество. И его выбор, в данном случае, нeоспорим, как и та же возможность предстать перед непредвзятым судом правомерных старейшин других кланов. Только в последнем примере, вместо добровольного заточения, тебя, скорей всего, казнят. И в девяноста девяти из ста случаев — показательно.

— То есть… мы сейчас здесь только из-за меня? А этот шикарный саркофаг и есть твоя криокамера для анабиоза? — я не выдержала и приняла полусидящее положение, с которого мне было проще рассматривать окружающее пространство, а заодно поближе подсесть к самому успокаивающему меня здесь источнику мощнейшей защиты — к Астону. К тому же мне уже порядком поднадоело всё время валяться, в ожидании очередного нежданчика. Да и в лицо мужчины хотелось смотреть с более близкого расстояния, как и ощущать его реальное присутствие.

Кстати, себя я тоже обнаружила одетую в свою старую пижаму с сиреневыми бабочками, и в свете нынешних событий это выглядело несколько странно.

— Мне нужно было время, чтобы привести тебя в порядок и определиться с твоим ближайшим будущим.

— С моим с чем? Ты это о чём? — я ошалело захлопала глазками, сбившись с относительно степенного хода мыслей и окончательно запутываясь в придавивших меня чувствах. Слишком много чересчур шокирующих потрясений, чтобы успевать группироваться при каждом ударе и падении. Так и без голoвы недолго остаться.