Один и без оружия - Корн Владимир Алексеевич - Страница 18

Возможно, Грек с остальными все еще где-то рядом? Остановились на ночевку, чтобы завтра снова попытаться меня разыскать? И мне достаточно пошуметь, чтобы меня услышали? Крикнуть по-прежнему не получалось: в горле как будто бы застрял огромный ком, который никак не удавалось проглотить.

Однажды со мной происходило нечто подобное, когда получил в горло кулаком в дурацкой уличной драке. Несколько дней толком говорить не мог, только хрипел, пока все не пришло в норму. Наверное, при падении досталось и по нему.

Так, выстрел они обязательно услышат! Грохот получится куда громче, чем мне удастся крикнуть даже с абсолютно здоровым горлом. Ну а мой ФН ФАЛ трудно спутать с чем-либо другим — настолько здесь редкая вещь. И такие специалисты, как Грек, Гудрон или Янис, даже спросонья определят, кто именно стрелял.

Через какое-то время мне с горечью пришлось убедиться, что провалявшаяся столько времени в жидкой грязи винтовка категорически отказывается стрелять. Ну да, после подобного купания и прославленный своей безотказностью автомат Калашникова наверняка бы не смог. А не выносящий загрязнений ФН ФАЛ и подавно. Тщетно я дергал затвором, пытаясь освободить механизм винтовки от всего того, что успело в него набиться. В очередной раз взвыв от отчаяния, лихорадочно начал придумывать способы освобождения из проклятой ловушки. Вода все прибывала и теперь достигала пояса. Подождать, когда она затопит мою ловушку полностью и уже затем выбраться? Только как это сделать? Ноги с трудом выдергивались из того месива, которое теперь представляло собой дно.

«Думай, Игорь, думай! — умолял себя я. — Думай изо всех сил! Дальше будет только хуже, и, если ты даже скинешь с себя берцы, ровным счетом ничего это не даст». Слава Проф однажды рассказывал, что лучшим стимулятором для мозга, чтобы заставить его работать на пределе своих возможностей, будет ситуация, когда его владелец окажется на грани жизни и смерти. Вот тогда он действительно заработает! Заработает так, как не принудить его никакими другими способами или средствами. Любыми, даже фармакологическими.

«Мозг, я погибаю!» — И истерически захохотал, морщась от боли в горле, как и во всем теле. Чувствую, что еще немного — и заплачу от полной безысходности. Навзрыд, как в далеком детстве.

Края моей ловушки сходились над головой почти на нет. Попробовать упереться руками и ногами в стенки? Увы, будь я ростом, как тот же Янис, возможно, и получилось бы.

Попытаться закинуть наверх какой-нибудь крюк? Если снять с винтовки ремень и соединить его с портупеей, их общей длины хватить должно. Но из чего сделать крюк? Так, разгрузка, нож, запасные магазины, фляжка… Я лихорадочно ощупывал себя. Нет, все это не варианты. Завязать на конце импровизированной веревки петлю и закидывать ее наверх в надежде, что она за что-нибудь зацепится? Но веревка значительно укоротится. Причем настолько, что способ потеряет всякий смысл.

Вырыть ступени в стенке ловушки? Чем вырыть? Чем угодно! Руками, прикладом, стволом, пряжкой, ножом… да хоть зубами, лишь бы спастись!

Глина, мягкая, полностью пропитанная влагой, поддавалась легко. И так же легко обвалилась, когда ниша оказалась достаточно глубокой для того, чтобы вставить в нее ногу.

Наган во внутреннем кармане! Как я про него забыл?! И как хорошо, что забрал его назад у Светланы! Не из жадности. Это только по дороге из супермаркета к машине лишний килограмм можно и не ощутить. Но только не в том случае, когда приходится топать весь световой день. Да — револьвер вымок, да — мусор мог попасть и в него. Но не настолько, чтобы он отказал.

Стреляя раз за разом в уже почти темное небо, я отчетливо понимал, что выстрелы из него могут быть слышны только мне самому. Но не Греку и остальным, даже если они находятся в нескольких десятках метров, настолько разбушевалась стихия.

Корни. С их помощью мне удалось подняться на ноги. Так почему бы им не помочь мне выбраться? Или хотя бы не утонуть во все прибывающей воде?

Корней было сколько угодно и разных — скользких, шершавых, совсем тоненьких и потолще.

Корни походили друг на друга только в одном: стоило на них повиснуть всем весом тела, как они тут же обрывались. Некоторые — с легкостью, другие — нехотя. Но без исключения все.

«Глупо, как же все глупо! — думал я, борясь с подступающим все ближе отчаянием. — Сдохнуть вот так, в какой-то вонючей глиняной жиже. Выжить тогда, когда и шансов-то совсем не было. Не свернуть себе шею, угодив сюда. И захлебнуться, потому что не смог выбраться».

Портупея с привязанным к ней ружейным ремнем, сколько ни забрасывал ее наверх, так и не смогла ни за что зацепиться. Один раз как будто бы удалось, и я, поднимаясь наверх, даже успел разок перехватить руками, когда то, что ее держало, не выдержало. Падая, ушел с головой в воду, успев нахлебаться от неожиданности.

Вода поднялась уже по грудь и явно не желала на этом останавливаться.

«Думай, Игорь, думай! — молил себя я, самым краешком сознания понимая: запаникую, и все, каюк. — Так, а что, если попробовать использовать ствол от винтовки как дыхательную трубку?»

Читал или в кино видел: подобным образом спаслись от погони. Спрятавшись под воду и дыша через… нет, не через ствол — через камышинку, но какая разница! Ствол у винтовки полуметровый, и отчаянно хочется надеяться, что выше вода не поднимется. Больше надеяться уже и не на что. Ствол не заканчивается мушкой, и пламегаситель не щелевидный — обычной воронкой. Специалист по всему, что только может стрелять и что можно удержать в руках, Гриша Сноуден утверждал: базовый вариант. И это мое счастье. Или же нет, если вода поднимется выше пятидесяти пяти сантиметров, от которых полностью будет зависеть моя жизнь.

«Так, одной рукой винтовку вертикально долго не удержать, а вторая обязательно понадобится, чтобы сохранять равновесие. И еще каску под ноги — совсем немного, но росту прибавит».

Голова еще думала, а руки уже работали, разбирая винтовку на составные части. Магазин, пружина с газоотводной трубкой, затвор по очереди летели куда-то в практически полностью сгустившуюся темноту. Небольшая задержка с винтом, который соединяет ствол с затворной рамой и прикладом. Содранная кожа, порезанный ножом палец, и вот уже в руке то, что мне нужно. Оставалось только его прочистить, иначе вся затея летит в тартарары. Продуть ствол не хватило давления в легких, и я судорожно начал водить им перед собой в воде, время от времени поднося ко рту.

Ну наконец-то! Теперь необходимо пристроить его так, чтобы не наклонило течением. И самому устроиться, чтобы не клонило уже меня. Ведь стоит только неловко переступить с ноги на ногу и потерять равновесие, удастся ли мне снова вздохнуть? Да и соображу ли я, где верх, а где низ?

Сколько мне пришлось простоять в позе горниста, зажав губами пламегаситель, удерживая его одной рукой, другой ухватившись за корень, когда вода покрывала меня с головой, даже не представляю. Наверное, считаные минуты. А возможно, и час. Но без преувеличения — это было самое трудное в моей жизни. И самое страшное. Когда надежда, что стоит потерпеть совсем немного и вода начнет спадать, сменялась приступом отчаяния. Дождь может идти неделю, и, даже если уровень не поднимется ни на миллиметр, мне не выжить. Рано или поздно затекут руки или помимо моего желания подогнутся ноги, и тогда все. Еще мне вспомнилось, что даже такая мизерная разница в давлении, обусловленная длиной трубки, через которую дышал, в дальнейшем может отразиться на легких негативно, но на это было как раз плевать. Дожить бы еще до «дальнейшего», а не остаться на дне.

Уровень воды начал падать стремительно, вероятно, ее поток промыл для себя новый путь. Вот она закрывает меня с головой — и вдруг уже плещется, едва достигая колен. Начал он падать в тот самый миг, когда я всерьез обдумывал мысль: а не проще ли сунуть в рот вместо ствола ФН ФАЛа ствол нагана и покончить с этим раз и навсегда? Останавливало лишь то, что револьвер пуст.