Душевная травма
(Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом) - Ленч Леонид Сергеевич - Страница 13

Когда живешь только «в свое удовольствие», как Лиза, времени на все то, что в понятие «удовольствие» не входит, катастрофически не хватает. Вот у Лизы и не хватало времени поехать к деду и бабке в их интернат, расположенный за городом, привезти им гостинцев, посидеть со стариками часок-другой.

Только соберется — как нарочно, явится Володя и все поломает!

— Никаких дедушек и бабушек. Взяты билеты в кино. Итальянская комедия с Сонечкой Лорен! Шутишь!

— Володя, я так давно собираюсь к ним поехать. Давай завтра пойдем в кино. А билеты можно продать!

— Да ты что, смеешься!! Я за этими билетами в очереди, как огурец, киснул, чуть не подрался с одним лбом, он хотел без очереди, словчить, а ты — «можно продать». Поезжай завтра к старикам!

— Завтра я не могу!

— Открытку пошли. Можешь от меня передать им пламенный привет и воздушный поцелуй.

Кто устоит перед несравненной Софи Лорен?! Володя и Лиза шли вечером в кино, открытка не писалась ни завтра, ни послезавтра, — дни катились за днями, месяцы за месяцами, год за годом.

Из интерната тоже стали редко поступать вести. Как там живут старики, что поделывают, как себя чувствуют? Лиза и Володя ничего не знали и не слышали вплоть до того дня, когда на имя Лизы М. пришло письмо от директора интерната. В письме коротко и с официальной сухостью сообщалось, что имярек, 83 лет, и его супруга имярек, 78 лет, скончались — он тогда-то, а она три месяца спустя, похоронены там-то и что Лизе М. надлежит прибыть в интернат по вопросу о наследстве.

Лиза, конечно, всплакнула, погоревала, показнилась, — она чувствовала и понимала свою вину перед стариками. Что касается Володи, то он живо воспринял лишь последнюю строку из письма директора интерната — «надлежит прибыть в интернат по вопросу о наследстве».

Володя погладил плачущую жену по голове и сказал бодро:

— Брось, Лизка, ну чего ты так разнюнилась! Логический же конец, все люди так — живут-живут и помирают. Тем более у них возраст был сверхпочтенный. Ты лучше скажи, что там за наследство у нас объявилось?

— Откуда я знаю! — продолжала всхлипывать Лиза. — Дедушка всю жизнь хорошо получал на работе. И премии ему давали хорошие. Наверное, были у него какие-то сбережения…

— Да, да, у таких стариков всегда кое-что имеется в загашнике! — с той же бодростью подхватил Володя. — Лизок, надо завтра же махнуть в интернат!

— Завтра свадьба у Галки! Забыл?!

— Никаких свадеб! Надо последний долг отдать нашим старичкам, а ты — «свадьба у Галки». Обойдется твоя Галка, есть у нее кому и без нас «горько» за столом кричать!..

Директор интерната принял Лизу и Володю у себя в кабинете. Держал себя с ними сухо, строго. И, слушая Лизу, молча поглаживал себя по седому ежику волос. Потом поднялся, достал из сейфа, стоявшего в углу, сберегательную книжку и сказал каменным голосом:

— Ваш дед, гражданка, в завещании, упомянув ваше имя, написал, что свой вклад в размере одна тысяча двести рублей он завещает своему правнуку или правнучке, представителю «третьего поколения» — так написано в завещании — по достижении им или ею совершеннолетия. Мотивы подобного завещания не указаны, но это значения не имеет — завещание нотариально оформлено, как полагается. Сберкнижка будет храниться у нас. Вопросы есть?

— Вопросов нет! — сказала Лиза и, даже не взглянув на своего супруга, поспешно покинула кабинет директора интерната.

КРОШКА ФИКУС

Стали садиться за стол, как вдруг раздался звонок.

— Это Фигурины явились, — радостно сказала хозяйка дома Маргарита Павловна, — наконец-то все в сборе… Петруша, — попросила она мужа, — пойди, пожалуйста, открой дверь, раздень Фигуриных и скорее тащи их сюда.

Хозяин дома и виновник торжества, Петр Иванович Ползухин, кандидат философских наук, добродушный толстяк, послушно оторвал от стула свои сто с лишним килограммов и пошел встречать Фигуриных.

— Мы познакомились с ними на курорте! — продолжая радоваться приходу Фигуриных, говорила Маргарита Павловна. — Очень славные люди! Он работает… в общем где-то по театральной линии, во всяком случае, в любой театр на любую премьеру может достать билеты. И Агнесса Леопольдовна тоже прелестный человечек. И очень хорошенькая, вот увидите. Потерпите, друзья, еще одну минуточку, посадим Фигуриных за стол и… начнем, пожалуй!

В прихожей уже раздавались голоса пришельцев. Любезный мужской баритон и капризное женское сопрано о чем-то просили хозяина дома. В ответ он по-шмелиному гудел смущенно-ласковым своим баском. Слов разобрать было нельзя. Потом в прихожей кто-то принялся тяжело, как лошадь, топтаться, не то глубоко вздыхая, не то громко сопя. Потом капризное сопрано кому-то строго приказало: «Фикус, сидеть».

Открылась дверь, и Петр Иванович, виновато улыбаясь и глядя в упор на насторожившуюся Маргариту Павловну, торжественно, как герольд, провозгласил:

— Прибыли товарищ Фигурин с супругой. И их маленький сюрприз. Прошу любить и жаловать.

В комнату, служившую Ползухиным одновременно кабинетом и столовой, вошли: сухощавый, корректно седеющий брюнет, маленькая хорошенькая женщина неопределенного возраста из породы храбрых, не поддающихся времени блондинок и «маленький сюрприз», оказавшийся огромным мышастым догом с пегими глазами и могучим длинным хвостом, который раскачивался из стороны в сторону непрерывно, как маятник. Кто-то из гостей ахнул, кто-то рассмеялся. У Маргариты Павловны, поднявшейся навстречу гостям, подкосились ноги, и она плавно опустилась на стул.

Хорошенькая блондинка театральным жестом сложила руки и сказала:

— Маргарита Павловна, дорогая, одно ваше слово — и мы втроем уйдем в ночь… Мы не могли оставить Фикуса одного, он начинает плакать и так воет, что соседи звонят в милицию. Он еще совсем крошка, ему всего семь месяцев. Ну что же вы стоите, как тумбы? — обернулась она к мужу и собаке. — Просите, пока нас всех не выгнали отсюда!

Седеющий брюнет сложил тем же умоляющим жестом руки и, как ему казалось, незаметно пнул дога ногой. Тот поднял красивую глупую морду и, глядя на люстру, хрипло пролаял три раза, потом облизнулся и двинулся к столу, но был вовремя схвачен за ошейник хозяином и остановлен на ближайших подступах к блюду с холодной телятиной, стоявшему на краю праздничного стола.

Маргарита Павловна собралась с силами и поднялась со своего стула. Держась за висок двумя пальцами, она пролепетала, что очень рада видеть у себя Фигуриных с их «маленьким сюрпризом» и что пусть собачка, которую она полюбила с первого взгляда, побудет в спальне. Лучше было бы, конечно, устроить дога в кухне, но ей как хозяйке придется по ходу ужина туда наведываться и ей не хочется нервировать этими приходами бедного Фикуса, который внушает ей своими размерами не только уважение, но и священный ужас. Произнеся эту вполне дипломатическую речь, она снова плавне опустилась на стул.

Хорошенькая блондинка и ее корректный супруг в сопровождении Петра Ивановича отвели дога в спальню. Вернувшись в столовую, хозяйка Фикуса весело сообщила гостям, что ее крошка улегся и уснул и теперь будет спокойно спать хоть до утра — ведь он знает, что папа и мама рядом. Все засмеялись, Фигурины сели за стол, и пиршество началось.

Появление Фигуриных с догом внесло в атмосферу ползухинского застолья живую, трепетную ноту. Посыпались шутки и анекдоты, действующими лицами которых были собаки. Мужчины стали наперебой ухаживать за бойкой и пикантной хозяйкой Фикуса. Их громоздкие добродетельные жены старались изо всех сил делать вид, что она тоже им очень нравится. Выпили за хозяина, которому сегодня стукнуло сорок пять — счастливый мужской возраст, пора свершений и зрелых мыслей!

Подошло время водрузить на стол именинный сладкий пирог, украшенный сорока пятью свечами, кулинарную гордость Маргариты Павловны.

— Сейчас мы зажжем эти свечи! — торжественно объявила Маргарита Павловна. — Люди, приготовьтесь к явлению пирога народу. Агнесса Леопольдовна, милочка, пойдемте вместе, — обратилась она к Фигуриной, — я совсем забыла, что поставила пирог на ночной столик в спальне. Я боюсь… то есть мне страшно… то есть как бы мне не испугать вашего обаятельного Фикуса!..