Голубой карбункул - Дойл Артур Конан - Страница 2

— Он не помещал объявления в газете?

— Нет.

— Какие же у вас данные, чтобы установить его личность?

— Только те, что мы можем вывести из наблюдений.

— Над его шляпой?

— Вот именно!

— Вы шутите! Что вам может дать эта старая продавленная шляпа?

— Вот вам лупа. Мой метод вам известен. Что вы можете сказать о личности человека, носившего эту вещь?

Я взял в руки потрепанный головной убор и перевернул его не без некоторой жалости. Это был самый обыкновенный круглый черный котелок, жесткий и сильно поношенный. Красная шелковая подкладка сильно вылиняла, Как уже заметил Холмс, на ней были нацарапаны инициалы «Г. Б.». На полях я заметил дырочку для резинки, которая должна придерживать шляпу, но сама резинка отсутствовала. Котелок был продавлен в нескольких местах, очень измят и весь в пятнах, хотя владелец его, по всей видимости, пытался скрыть эти пятна, замазывая их чернилами.

— Я ничего не вижу, — сказал я, возвращая шляпу моему другу.

— Напротив, Ватсон, вы видите все. Но вы не хотите выводить заключения из того, что вы видите. Вы чересчур робки, вы боитесь делать выводы.

— Скажите, пожалуйста, какие выводы можно сделать из осмотра этой шляпы?

Он поднял шляпу и взглянул на нее со свойственной ему проницательностью.

— Конечно, она могла бы иметь и более явственные признаки, — заметил он, — и все же у нее есть некоторые совершенно очевидные особенности. Что владелец ее вполне интеллигентный человек, совершенно ясно, как и то, что года три назад его дела шли отлично, хотя в настоящее время ему приходится туго. Теперь он менее предусмотрителен, чем прежде, что указывает на некоторое нравственное падение и вместе с упадком благосостояния говорит о том, что он предался какому-то пороку, вероятнее всего — пьянству. Далее, можно считать несомненным, что его разлюбила жена.

— Но, дорогой мой Холмс…

— Тем не менее он сохранил некоторую долю самоуважения, — продолжал Холмс, не обратив внимания на мой протест. — Этот человек ведет сидячий образ жизни, редко выходит из дому, совершенно не занимается спортом, средних лет, седоватый, на днях был у парикмахера, мажет волосы помадой. Вот основные выводы, которые можно сделать из осмотра этой шляпы. Кстати, весьма мало вероятно, что в доме, где он живет, проведено газовое освещение.

— Вы, конечно, шутите, Холмс?

— Нисколько! Неужели же даже теперь, когда я поделился с вами всеми результатами осмотра, вы неспособны понять, каким образом я их добился?

— Я, несомненно, очень тупой человек. И, признаюсь, я не в состоянии уследить за ходом ваших мыслей. Ну, например, откуда вы взяли, что он интеллигентный человек?

Вместо ответа Холмс надел котелок на голову. Тот сполз ему на лоб и уперся в горбинку носа.

— Это вопрос кубатуры, — сказал он. — Когда у человека такой большой череп, должно же в этом черепе что-нибудь быть?

— Ну, а упадок благосостояния?

— Этому котелку три года. Как раз три года назад были в моде плоские поля с загнутыми краями. Шляпа — лучшего качества. Взгляните хотя бы на эту шелковую ленту или на превосходную подкладку. Если этот человек мог себе позволить роскошь купить такой котелок три года назад и с тех пор не покупал новой шляпы, то ясно, что дела его пошли значительно хуже.

— Это, пожалуй, верно. Ну, а предусмотрительность и нравственное падение?

— Вот вам предусмотрительность, — сказал он, указывая пальцем на дырочку и петлю от резинки. — Вместе с шляпами эти резинки не продаются. Если владелец котелка велел прикрепить резинку, то это указывает на некоторую предусмотрительность: он хотел обезопасить себя на случай ветреной погоды. Но так как мы видим, что резинка оборвалась, а владелец шляпы не позаботился приобрести новую, то, стало быть, он в настоящее время менее предусмотрителен, чем был раньше; это говорит о том, что человек опустился. С другой стороны, он неоднократно делал попытки замазать пятна на котелке чернилами, а это признак того, что он не окончательно потерял самоуважение.

— Ваши рассуждения не лишены убедительности.

— Дальнейшие пункты — что он человек средних лет, что он седеет, что он недавно стригся и что он употребляет помаду — подтверждаются внимательным осмотром нижней подкладки. В лупу можно разглядеть множество кончиков волос, аккуратно срезанных парикмахерскими ножницами. Волоски прилипли к подкладке, от которой к тому же сильно пахнет помадой. Пыль, как видите, не похожа на зернистую серую уличную пыль; это свалявшаяся коричневая, домашняя пыль. Значит, этот котелок по большей части висит дома на вешалке. А влажные пятна на подкладке указывают на то, что владелец котелка сильно потеет и, стало быть, очень мало двигается.

— Но жена… Вы сказали, что его разлюбила жена.

— Эту шляпу не чистили несколько недель. Если когда-нибудь я увижу вас, мой милый Ватсон, в шляпе, на которой накопилась пыль за целую неделю, и ваша жена позволит вам выйти на улицу в таком виде, я решу, что вы, к несчастью, потеряли любовь вашей жены.

— Может быть, он холост.

— Нет. Ведь он нес жене гуся в знак примирения. Вспомните карточку на лапе гуся.

— У вас на все найдется ответ. Но откуда вы взяли, что в его доме нет газового освещения?

— Одно сальное пятно, даже два сальных пятна — это случайность. Но когда передо мной по крайней мере шесть пятен, то, по-моему, не может быть сомнения в том, что этому человеку часто приходится иметь дело с сальными свечами. Вероятно, он ночью поднимается по лестнице с шляпой в одной руке и оплывающей свечой — в другой. Не может же быть сальных пятен от газового рожка! Ну, вы удовлетворены?

— Что же, все это очень остроумно, — рассмеялся я, — но так как, по вашим же словам, тут никто не совершил преступления и никто не потерпел ущерба, — разве только человек, потерявший гуся, — то все, что вы проделали, кажется мне пустой тратой энергии.

Шерлок Холмс только что открыл рот, чтобы возразить мне, как вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетел посыльный Петерсон; его щеки пылали, и он казался совершенно потрясенным.

— Гусь-то, мистер Холмс! Гусь-то! — прохрипел он.

— А что с ним? Ожил и вылетел в окно кухни? — Холмс повернулся на диване, чтобы получше разглядеть возбужденное лицо посыльного.

— Посмотрите, сэр! Посмотрите, что моя жена нашла у него в зобу!

Петерсон протянул руку. На ладони у него лежал ослепительно сверкающий голубой камень величиной чуть поменьше боба, но такой чистоты и блеска, что, казалось, на темной ладони горит электрическая лампочка.

Шерлок Холмс свистнул и присел на край дивана.

— Клянусь Юпитером[1], Петерсон, — сказал он, — вы нашли клад. Надеюсь, вы знаете, что это такое?

— Бриллиант, сэр! Драгоценный камень! Он режет стекло, как масло.

— Это не просто драгоценный камень. Это тот самый драгоценный камень.

— Неужели голубой карбункул графини Моркар? — воскликнул я.

— Вот именно! Как мне не знать его величины и формы, когда я в последнее время каждый день читал, в «Таймсе» объявления о нем! Этот камень не имеет себе равных, стоимость его можно определить только приблизительно, но во всяком случае вознаграждение в тысячу фунтов, назначенное тому, кто найдет его, не составляет и двадцатой части его цены.

— Тысяча фунтов! Милостивый боже! — посыльный повалился в кресло и тупо смотрел то на меня, то на Холмса.

— Таково вознаграждение, но у меня есть все основания предполагать, что у графини есть особые, скрытые причины, в силу которых она охотно рассталась бы с половиной, своего состояния, лишь бы ей вернули этот камень.

— Он пропал, если я не ошибаюсь, в отеле «Космополитэн», — заметил я.

— Совершенно верно. Двадцать второго декабря, ровно шесть дней назад. Паяльщик Джон Хорнер был обвинен в том, что он украл его из футляра. Улики против него столь тяжки, что дело передано в суд. У меня даже, кажется, есть отчет об этом деле.