История вермахта. Итоги - Кнопп Гвидо - Страница 22

Незадолго до Рождества то же самое ожидало и одного из самых знаменитых героев этой войны. 20 декабря генерал-полковник Гудериан предпринял еще одну, последнюю попытку переубедить Гитлера и начать отступление на укороченную линию фронта. Танковый стратег хотел избежать, как это было принято в прусской армейской традиции, ненужных жертв. Но Гитлер больше не допускал никаких дискуссий. В результате 25 декабря 1941 года Гудериан должен был уйти. «Гитлер разговаривал с Гудерианом как с каким-то сопляком. Он орал на него и выгнал за дверь, — рассказывал генерал Тома в Трент-парке. — Он попросил — я знаю это от самого Гудериана — о расследовании. Ему было отказано. Дома в Берлине он был никем. Он говорил мне: „Мне стыдно идти в парикмахерскую, потому что там мне скажут: что вам здесь надо?“» У солдат бронетанковых войск увольнение Гудериана вызвало оцепенение: «Все говорили: „Как можно уволить такого профессионала по столь невнятным причинам?“ — вспоминает Манфред Гусовиус. — Это был настоящий удар по солдатам, уважающим традиции и уверенным в себе. Нам это не понравилось».

К концу 1941 года Гитлер почти полностью поменял военную верхушку вермахта. Диктатор окончательно захватил всю власть в области принятия военных решений. Он определял не только стратегические цели, как это было раньше, но и оставлял теперь за собой право принятия решения по оперативно-тактическим вопросам. Самые высокие офицеры вермахта были понижены до уровня простых исполнителей чужой волн. Но продолжающееся лишение власти немецкой армейской элиты также готовило почву для легенд, охотно распространяемых генералами после 1945 года. Они пытались «выставить Гитлера маленьким ефрейтором, который мешал работать настоящим военным профессионалам», предположил профессор Вольфрам Ветте. Только Гитлер должен был нести ответственность если бы поход потерпел неудачу. «После войны немецкие генералы все объясняли гем, что завоевать Москву было невозможно, — подтверждает Ричард Овери. — Но тогда Москва имела символическое значение. Захват города не положил бы конец сопротивлению русских. Наполеону, несмотря на взятие Москвы, тоже не удалось победить Россию».

Завоеватели идут по улицам

В сталинградском «котле»

Радисты. На градуснике -40 °C

Холодно

Действительно, в декабре 1941 года «молниеносная война» потерпела фиаско, от которого вермахту больше не суждено было прийти в себя. «То, что мы не смогли захватить Москву, стало огромным разочарованием для честолюбия армии, — подтверждает Ханс Эрдманн Шюнбек. — Такого в танковых дивизиях еще никогда не было, и это нас, естественно, заставило задуматься». Манфред Гусовиус тоже говорил: «Москва первая умерила наш пыл». На подступах к советской столице был развеян миф о непобедимости немецкой армии.

К началу 1942 года наступательное давление Красной армии снова ослабло. Причиной этого было скорее не внезапное «гениальное» командование Гитлером немецкой армией, а то, что Сталин и советская армейская верхушка после успехов предшествовавших недель хотели слишком многого и сразу и распыляли силы в многочисленных отдельных операциях. Поэтому русское зимнее наступление было приостановлено. Пурга сделала все остальное, так что обе стороны буквально «зарывались», и положение на фронте на ближайшие несколько месяцев почти полностью успокоилось.

Только в некоторых местах велись ожесточенные бои, как, например, в районе действий немецкой группы армий «Север» на озере Ильмень, в добрых 250 км к югу от Ленинграда. Здесь немецкие соединения имели возможность почувствовать все прелести собственной медицины. Как летом и осенью 1941 года это продемонстрировал сам вермахт, так и в начале января 1942 года сильные советские соединения прорывали ослабленные немецкие рубежи. В то время как несколько подразделений Красной армии атаковали с севера в направлении Демянска, другие соединения начинали свое продвижение с юга. Когда появились первые признаки окружения, уполномоченные представители армейских группировок попросили разрешения начать отступление войск. Однако Гитлер снова категорически отказывался пойти на это: «Нельзя отдавать ни пяди завоеванного пространства». В середине февраля оба советских наступательных клина смогли соединиться в тылу немецких войск. Впервые за всю войну большие общевойсковые соединения вермахта были окружены. Шесть дивизий, насчитывавших примерно 95 000 солдат, оказались в ловушке. До ближайших немецких подразделений было 35 км. Снабжение взятым в «котел» дивизиям поступало с воздуха. Продовольствие, боеприпасы и резервные войсковые части доставлялись самолетами под постоянными мощными обстрелами советской армии — при температуре от -40 до -50 °C. Ввиду большого перевеса сил в сторону русской армии окончательное уничтожение окруженных войск, казалось, было только вопросом времени.

Естественно, немецкое армейское руководство любой ценой хотело прорвать окружение. Из более или менее случайно и наскоро собранных армейских подразделений была создана «ударная группа», руководство которой было отдано генерал-лейтенанту Вальтеру фон Зейдлиц — Курцбаху[73]. 53-летний генерал был офицером еще во времена Первой мировой войны и сделал карьеру в рейхсвере. Как командир пехотной дивизии, он принял участие во французском походе и походе на Россию и благодаря своим военным успехам был замечен Гитлером. Зейдлиц происходил из одной из самых богатых традициями прусских офицерских семей — его предок Фридрих Вильгельм (в период с 1721 по 1773 год) был генералом кавалерии при Фридрихе Великом. Прадед Зейдлица добился необыкновенной славы в ходе Семилетней войны, когда в 1758 году он в ходе битвы при Цорндорфе неоднократно уклонялся от исполнения приказа короля о начале наступления кавалерии, несмотря на то, что ему угрожали тем, что «он собственной головой несет ответственность за исход битвы». Зейдлиц начал действовать только тогда, когда атакой по флангам он мог добиться максимального эффекта. Это существенно способствовало победоносному исходу битвы, а прусский король сполна отплатил ему, выразив свое уважение.

Вальтер фон Зейдлиц явно не был упрямым солдафоном. «Ему было все равно, кто перед ним — почтальон или какой-нибудь граф, — вспоминает его дочь Ингрид. — В любом случае у него было сильное чувство долга, я заметила это еще ребенком. Происхождение из такого старого дворянского рода требует большой ответственности, и нужно отдавать должное этой ответственности». При этом генерал вел себя в лучших традициях «аполитичного» прусского офицерства. Политика его явно не интересовала. «Зейдлиц был смелым, честным, ясно понимающим в военных вещах солдатом, — подтверждает граф Генрих фон Айнзидель, который познакомился с ним в 1943 году в советском плену. — Политически он, напротив, был совершенно необразован. Зейдлиц однажды сказал мне: „Для меня Гитлер только тем и примечателен, что носит плохо сидящую на нем униформу и плохо знает правила поведения за столом“». Тем не менее Зейдлиц должен был стать одним из немногих немецких офицеров, которые открыто возражали диктатору.

Солдаты любили Зейдлица. «Он действительно мог с кем угодно, будь то офицер, унтер-офицер или простой сапер или стрелок, поговорить по душам, — рассказывает Иоахим Зандау, который встречался с ним под Демянском. — Генерал Зейдлиц принципиально разъезжал с карабином за спиной. Это было нетипично для генералов, генералы обычно ездили без них. А если кто-то вешал карабин, то это сразу привлекало солдат».

20 марта подразделения «ударной группы Зейдлица» приступили к прорыву окружения у Демянска. Операция под кодовым названием «Наведение мостов» началась. Погодные условия были скверные. Сначала бушевал лютый мороз, но скоро наступила весенняя оттепель, которая превратила и без того уже болотистую местность в трясину. Снабжение могло осуществляться только по наскоро сооруженным бревенчатым гатям. С невообразимыми трудностями и под атаками превосходящей советской военной авиации соединения Зейдлица продвигались вперед. Как рассказывал Йоахим Зандау, при этом генерал всегда находился на передней линии фронта. В то время как многие из его коллег-генералов предпочитали укрепленный командный пункт в глубоком тылу, Зейдлиц всегда лично следил за порядком на фронте. Через пять недель ожесточенной борьбы ударная группа пробилась к окруженным подразделениям. Был создан тонкий коридор, так называемое шланговое соединение. С его помощью в дальнейшем могло осуществляться снабжение окруженной с трех сторон советскими войсками области. «Это было для Зейдлица, естественно, очень большим оперативным успехом, — рассуждает историк Зенке Нейцель. — Однако командование армией теперь полагало, что может осуществлять снабжение и большей армейской группировки с воздуха. И эта вера — точнее, это заблуждение — имела в 1942 году фатальные последствия».