Империя, не ведавшая поражений - Кук Глен Чарльз - Страница 52

Солнце зашло в очередной раз.

Мне уже доводилось видеть не имевшее себе равных искусство, с которым Колгрейв прокладывал курс, и меня нисколько не удивило, когда он привел «Дракон» в устье дельты Серебряной Ленты с той же точностью, с которой я посылал стрелу в цель.

Всех нас охватило отчаяние. Мы надеялись, что капитан передумает или что-то заставит его передумать.

За все время в море мы не видели ни одного корабля.

Наш ложный след приняли за настоящий. Флот вышел из Портсмута только тем утром, направляясь на север в надежде захватить нас в открытом море между Фрейландом и Кровавым мысом. Единственными судами, которые мы теперь видели, двигаясь вдоль ночного итаскийского побережья, были рыбацкие лодки, вытащенные на ночь на берег.

Вдоль северного побережья Дельты горели сторожевые костры. Они подмигивали нам, словно тайно благословляя наше путешествие.

В их мерцании содержались сообщения, постоянно передававшиеся с севера. Толстяк Поппо пытался их читать, но итаскийцы сменили код с тех пор, как он служил в их флоте.

Никто не заметил нашу маленькую каравеллу, медленно двигавшуюся в безлунной ночи.

Справа по борту появились огни Портсмута. Над водой впереди звенели маленькие колокольчики. Поппо тихо сообщил, что заметил первый буй, отмечавший портовый канал.

Колокольчик на нем весело позвякивал на легких волнах.

Колгрейв послал Тора на полубак следить за отметками.

Он намеревался совершить невозможное — провести «Дракон» по каналу при свете звезд.

Уверенность Колгрейва в своей судьбе была вполне оправданна. В эту ночь на «Дракон» определенно снизошло милосердие богов. Ветер был идеальным для того, чтобы незаметно передвигаться от одного буя к другому. Течение вовсе нас не беспокоило.

Мы вошли в гавань в два часа пополуночи. Самое подходящее время — город спал. Колгрейв подвел «Дракон» к причалу с точностью, которую мог оценить только настоящий моряк.

Весь корабль был охвачен страхом. Меня настолько била дрожь, что вряд ли я сумел бы попасть в слона с десяти шагов. Но я продолжал стоять на корме, готовый прикрыть группу высадки.

Святоша, Барли и тролледингец спрыгнули на причал, вглядываясь в темноту в поисках врагов. За ними последовали Мика и Малыш. Другие бросили им причальные канаты, которые закрепили в считаные минуты, и впервые на памяти любого из нас опустились сходни. Ток и Тор начали сводить людей на берег. Тор проверял, что каждый из них вооружен.

Некоторые не хотели идти.

В том числе и я. Я столь долго не был на суше, что не помнил, каково это… И это была моя родная страна. Место моих преступлений. Эта земля больше не любила меня и не хотела, чтобы ее священную почву оскверняла поступь убийцы…

Не хотелось мне и проливать кровь для какого бы то ни было чародея.

Колгрейв махнул мне рукой.

Нужно было идти. Слегка разжав сжимавшие лук пальцы, я спустился на главную палубу и подошел к сходням.

На корабле оставались только Старик и я. Ток и Тор старались навести порядок на причале. Некоторые пытались вернуться на корабль, избегая твердой почвы под ногами и всего того, что означала для них эта земля. Другие падали на колени, целуя камни мостовой. Некоторые, вроде Барли, просто стояли и тряслись от страха.

— Я тоже не хочу возвращаться, Лучник, — прошептал Колгрейв. — Все мое существо скулит от ужаса. Но я иду. Иди и ты.

В его глазах горел прежний огонь. Я пошел.

Он не сменил одежду, оставшись в рваных лохмотьях. Спустившись следом за мной по сходням, он замотал лицо куском ткани, как поступают жители пустынь Хаммад-аль-Накира.

Появление Колгрейва все изменило. Люди забыли о своих чувствах. Ток быстро выстроил их в колонну по четыре.

Из темноты, шатаясь, вышел припозднившийся пьяница.

— Эй… — пробормотал он. — Что… Кто…

Он едва не свалился на меня и Колгрейва. Судя по виду, это был нищий калека. У него была только одна рука, а одна нога едва действовала. От него несло дешевым кислым вином. Он снова споткнулся, и я подхватил его.

— Спасибо, друг, — пробормотал он, обдав меня зловонным дыханием.

Бог мой, подумал я. Я тоже мог бы стать таким, если бы продолжал злоупотреблять грогом… А если честно — я смотрел на то, каким я был, когда совершил свои преступления и большую часть времени после.

Я не видел ничего, кроме уродства.

Пьяница уставился на меня. Глаза его становились все шире и шире. Он обвел взглядом команду, посмотрел на Старика.

Из его горла вырвался пронзительный вопль ужаса, похожий на визг избиваемой собаки.

— Святоша! — бросил Старик.

Святоша возник перед нами.

— Этот человек нас знает. Эй ты, это Святоша — ты его тоже знаешь? Да? Хорошо. Я намерен задать тебе ряд вопросов. Ответь на них, или Святоша тобой займется.

Пьяница настолько перепугался, что мы несколько минут пытались вытянуть из него хоть что-то осмысленное.

Он действительно нас знал. Он был моряком на одном из военных кораблей, которые помогли привести нас к гибели, одним из немногих, кому удалось спастись. Он помнил сражение так, словно оно случилось вчера. Восемнадцать лет и море алкоголя не стерли его память.

Восемнадцать лет! Больше половины моей жизни… Жизни, которую я прожил до того, как оказался на «Драконе-мстителе». Целый мир изменился с тех пор.

Колгрейв продолжал задавать вопросы. Старый моряк охотно отвечал. Святоша нервно переминался с ноги на ногу.

Святоша когда-то был выдающимся убийцей и палачом, получая от этого несравнимое удовольствие. Но теперь эта роль больше ему не подходила.

Колгрейв узнал, что хотел. По крайней мере, все, что мог сказать ему пьяница.

Наступил решающий момент. Старый моряк понял это раньше меня.

На нашей памяти в такой момент человек всегда умирал.

Где-то среди мачт «Дракона» каркнула черная птица.

— Там, у причала, стоит корабль, — сказал Колгрейв. — Барли! Ключи.

Подошел Барли. Колгрейв отдал ключи пьянице. Тот уставился на них, словно они открывали замок к вратам преисподней.

— Ты поднимешься на этот корабль, — продолжал Колгрейв. Тон его голоса отрицал даже саму возможность того, что его воле можно воспротивиться. — Ты останешься там и будешь пить ром за дверью, к которой подходят эти ключи, пока я не разрешу тебе вернуться на берег.

Снова каркнула страж-птица, возбужденно рассекая крыльями ночной воздух.

Со стороны Дельты поплыл туман. Первые его щупальца коснулись нас.

Пьяница посмотрел на Колгрейва, ошеломленно тряхнул головой и помчался к «Дракону».

— Лучник, веди, — сказал Колгрейв. — Ты уже бывал в Портсмуте раньше, так что покажешь мне дорогу к Торианскому холму.

Я не помнил, что когда-либо бывал в Портсмуте, о чем ему и сказал, предложив на роль проводника Мику. Мика постоянно рассказывал о Портсмуте, в основном о его знаменитых борделях, но иногда также о тамошних жителях и об их странных обычаях.

— Вспомнишь, — сказал Колгрейв тем же тоном, которым обращался к пьянице.

И я вспомнил. Немногое, но вполне достаточно, чтобы показать ему дорогу к Торианскому холму, где находились городские резиденции торговых магнатов и высокопоставленных особ.

На восточном горизонте забрезжил рассвет, хотя в тумане его было почти не видно. Нам начали встречаться ранние прохожие. Они избегали нас, словно повинуясь некоему инстинкту.

Мы вышли за пределы самого города, туда, где жили богатые и влиятельные люди. Портсмут не был окружен стеной, и нам не пришлось ни проходить через ворота, ни отвечать на вопросы стражников.

На полпути к вершине Торианского холма мы вышли из тумана под лучи рассветного солнца. Вокруг все выглядело иначе, чем я помнил. Выражение лица Мики подтвердило мои ощущения.

— Здесь прошла война, — сказал он. — Всего пару лет назад.

В том можно было не сомневаться — вокруг виднелись следы разрушений.

— Куда мы идем? — спросил я Колгрейва.