Приключения либроманта 2 (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 53

Зарекался я советам домовёнка следовать, но как к нему не прислушиваться, если он порой дельные вещи говорит? Вот и прилетел я «зайцем» в Нью-Йоркский аэропорт имени Кеннеди рейсом авиакомпании «Пан Американ».

Почему я услугами «Аэрофлота» не воспользовался? Посудите сами — «Пан Американ» Боинг-707 гоняет и продаёт билеты за валюту, а «Аэрофлот» возит на ИЛ-62 за рубли. В каком самолёте меньше пассажиров и где мне под плащом-невидимкой проще спрятаться на последних местах полупустого лайнера? На самом деле рейс Москва — Нью-Йорк был для Штатов не выгодным — не набиралось должного количества американцев, желающих посетить столицу СССР. А граждане СССР не торопились расставаться с валютой, которую им выдавали в разы меньше, чем у негров было пособие по безработице.

Так что, попал я в Нью-Йорк накануне Нового Года…

Глава 14

Странный он, мой «новый» мир. На календаре всего лишь второе января, а страна уже вовсю напряжённо работает. В будущем, если уж народ празднует Новый год, то начинает это дело с католического Рождества и унимается оно только после тринадцатого января. Здесь по-другому — всего пара праздничных дней и все уже на рабочих местах.

С чего я речь о празднике завёл? Да за окном скоро смеркаться начнёт, а мне ещё на радиостанцию «Юность» нужно успеть, чтобы интервью дать. Вот и сижу я, как на иголках, на заседании тиражной комиссии в главном здании фирмы «Мелодия», что на Тверском бульваре, и жду, когда помятые и не отошедшие от праздничных гуляний дядьки и тётки наконец-то решат, каким количеством выпускать два миньона с моей музыкой и песнями.

Судьба первой пластинки, на которой будут песни уже крутящиеся по радио и засветившиеся на телевидении, была решена быстро и единогласно — пилотный тираж сто тысяч экземпляров. А вот со второй, где только инструменталка, заседающие долго не знали, как быть — то ли ограничиться пробным тиражом в пятьдесят тысяч и посмотреть, как он за квартал будет реализовываться, то ли сразу сто тысяч наштамповать.

Я уж хотел было заикнуться, что тираж диска-гиганта прибалтийского «Зодика» составил двадцать миллионов, но во время вспомнил, что пластинка «Disco Alliance» ещё не существует в этом мире и выйдет только в текущем году, и прикусил язык.

В общем, после вялых споров, комиссия остановилась на тираже в сто тысяч, расписалась в протоколах заседания и вручила копии представителю Московского Опытного Завода Грампластинок, а в простонародье МОЗГа.

— Отличный материал, — похвалил меня работник МОЗГа, складывая в свой портфель документы и мастер-ленты с моими записями, — Сам писал?

— У себя в Чебоксарах, — радостно жмурясь, кивнул я.

— Поверь моему опыту, они, — мотнул собеседник головой в сторону собирающихся по своим делам членов комиссии, — Уже в конце месяца потребуют довести тиражи до полумиллиона. Не хватает в стране такой музыки, как у тебя, так что разлетятся твои пластинки за неделю, как горячие пирожки на вокзальной площади.

Понятное дело, что тиражной комиссии с утра предшествовал худсовет, но на нём не возникло никаких вопросов и возражений, хоть и председательствовал там композитор Никита Богословский. Да и о каких, собственно говоря, разногласиях могла идти речь, если песни и музыка, которые должны были выйти на виниле, давно прошли все возможные проверки и уже звучат на радио, телевидении и в кино.

Просто было одно маленькое «но» — в миньон с песнями я планировал тиснуть свою новую песню на стихи Киплинга в переводе Лозинского, а в пластинку с инструменталкой собирался протащить нигде ещё не прозвучавшую, кроме как на концерте в Новочебоксарске, композицию с участием Галины и её волынки. Вот эти-то две новинки и должны были одобрить Богословский и его свита.

По воспоминаниям современников я знал, что художественный совет с участием Богословского сродни лотерее: захочет — пропустит, не захочет и фиг тебе вместо пластинки, а пересмотр решения совета дело хлопотное и почти нереальное.

Да и завидущим человеком был Никита Владимирович.

Ведь это именно он примчался к своему приятелю председателю Гостелерадио Лапину с заявлением, что песня Паулса и Вознесенского «Танец на барабане» положена на мелодию еврейского гимна. Ну и с Ободзинским Богословский в своё время не красиво поступил, вынудив того исполнять свои песни и отказаться от сотрудничества с Тухмановым и Дербенёвым, что в последствие стало одной из причин заката карьеры очень оригинального певца.

Зная о таких, мягко говоря, нелицеприятных фактах из жизни композитора, я решил не рисковать судьбой новых композиций и пожаловал на худсовет с магическим амулетом, который вкладывает в головы окружающих нужные мне мысли. Ну, а что ещё оставалось делать с завистливым интриганом, дорвавшимся до какой-никакой, но власти над остальными композиторами, поэтами и исполнителями?

Короче, я не испытывал угрызений совести, когда в ожидании решения худсовета сидел в коридоре и с помощью амулета внушал Богословскому и его когорте, что моя музыка современна и крайне нужна советскому народу.

— Хорошие композиции, Валерий Борисович, — пожал мне руку Богословский, вручая копию протокола собрания худсовета со своей подписью и резолюцией «Одобрено», — Только у меня один вопрос имеется: почему два миньона, а не один гигант?

— Разные стили — разные пластинки, — пожав плечами, пояснил я, — На одной инструменталка, на второй песни. Как-то глупо мешать на одном диске разноплановую музыку.

По большому счёту интервью на радио я обязан Виктору Сергеевичу, а выпуску пластинок его жене — Капитолине Васильевне. Был у меня разговор с супружеской четой на эту тему в ресторане Дома Кино после премьеры фильма о спорте. Имеются у них какие-то влиятельные знакомые, о которых я, естественно, не стал расспрашивать. Только я не думал, что предложения с «Мелодии» и радиостанции поступят так быстро. Ну, и режиссёр, понимая, что мне не с руки мотаться каждый день в столицу, устроил так, что интервью и заседания комиссий на «Мелодии» совпали по времени.

В общем, Виктор Сергеевич оригинальный подарок мне на Новый год подарил, позвонив первого января и велев на следующий день явиться в столицу, где меня будут ждать на «Юности» и «Мелодии».

Ничего, у меня тоже сюрпризы имеются. Я даже знаю, как супружескую пару отблагодарить. Для Капитолины Васильевны у меня припасён небольшой оздоровительный амулет, выполненный в виде броши, которую можно носить, как украшение на любой одежде. Ну, а режиссёру с подсказки Гоши я достал из одной книжки волшебный курительный табак для трубки. Добрый табак, ароматный — сам попробовал. Главное, как бы парадоксально это ни звучало, но этот табак приносит здоровье курящему.

Вот так и рассчитываюсь здоровьем со своим благодетелями — кому табак общеукрепляющий, кому брошку оздоровительную, а кому и настойку женьшеневую. Кстати, хорошая настойка оказалась. По крайней мере, на первый взгляд Дмитрий Николаевич выглядит вполне себе здоровым, и волосы у него отросли, да кучерявиться начали.

Так что его прозвище Кудри теперь соответствует действительности.

«Дакота» — это фешенебельный жилой дом в Манхэттене на пересечении 72-й улицы и Сентрал-Парк-Вест. Здесь уже шесть лет живёт Джон Леннон, и в арке этого дома, меньше, чем через год, убийца всадит ему в спину четыре экспансивных пули.

К массивному зданию, напоминавшему ганзейскую ратушу, я подъехал в десять утра поездом «C» нью-йоркского метрополитена, и вышел на семьдесят вторую улицу через станцию, находящуюся снаружи «Дакоты».

— Не подскажете, как я могу получить автограф у Джона Леннона? — спросил я у привратника, подпиравшего массивные ворота. Заметив у меня в руках пластинку Леннона, вытаскиванием которой я ещё вчера озаботился, он понятливо кивнул и немного изменив позу, оглядел меня с головы до ног. Осмотром он остался доволен, что неудивительно, учитывая мой дорогой костюм, на который так неприветливо косились пассажиры метрополитена, и снизошёл для объяснений, — Мистер Леннон обычно из дома выходит гораздо позже. Раньше, чем через час-полтора вы его вряд ли увидите.