Приключения либроманта 2 (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 46

— Шурави, надеюсь, ты понимаешь, что я не в твоём прошлом? Да, в очень и очень похожем, но не в твоём, — попытался я воззвать к голосу разума своего старого знакомого.

— Понимать-то понимаю, а ничего с собой поделать не могу. Мне каждую ночь парни стали сниться, которых я «за речкой» потерял. Извёлся весь.

Мда-а, хорошая была попытка, но чую, не отговорить мне «афганца».

Это нам, рождённым после распада социалистической Империи, никуда не упиралось спасать социализм и исправлять его ошибки.

Как ни крути, а в моём времени, если ты не ленив и не безнадёжен, жить намного проще и комфортнее.

Собственно, на этом социализм и проиграл.

Когда «призрак коммунизма», согласно Марксу, попёрся «бродить по Европе», то сообразительные капиталисты сначала выровняли условия жизни и труда у основного населения своих стран, а потом и превзошли его. Больше социализму, кроме громких лозунгов, предложить людям было нечего, и стрелка компаса общественного мнения развернулась на сто восемьдесят градусов, ориентируясь на средний уровень жизни в развитых капстранах. Так что сколько лозунги не скандируй, а народ всегда за теми пойдёт, кто ему более приличную жизнь обеспечит, а на то, как при этом будет государственный строй называться, простым людям в общем-то наплевать.

— И что ты предлагаешь? — задал я вопрос, стараясь говорить спокойно.

Что бы он не придумал, а отгадайте, кто при делах окажется?

— Мы тут с Борисычем решили, что тебя подставлять не стоит, — неплохо начал Шурави, заработав мой одобрительный взгляд, — Проще будет, если мы здесь что-то вроде посылки организуем, и книжки с фотографиями к этому приложим. Но как посылку тому же Брежневу доставить, пока непонятно.

— К Брежневу? Он уже года три, как на нембутале, если я не ошибаюсь. Вместо него давно уже всё советники придумывают, а малое Политбюро устраивают только те решения, которые сохраняют стабильность системы и получение ими привилегий. Сомневаюсь, что в стране остался хоть один беспартийный директор завода, а министерства и главки, так те и вовсе попросту выполняют решения партийных органов, — добросовестно изложил я, то, что сам увидел, и вычитал из воспоминаний и документов.

Как по мне — это дичь несусветная, указывать профессионалам, что и как они должны делать. Но всякие разные обкомы и райкомы партии такими сомнениями не мучаются. Командуют заводами, фабриками и колхозами со всей революционной беспощадностью.

— Можно было бы посылку в Генеральный штаб отправить, или маршалу Устинову, но им-то как раз война нужна. Они же надеялись, что по-быстрому дикие афганские племена прищучат, и готово. Пора грудь под ордена подставлять. По крайней мере что-то такое я читал в мемуарах племянницы Брежнева. Она пишет, что Леонид Ильич, звоня из дома, чуть ли не матом Устинова крыл, напоминая маршалу, что он обещал недолгую войну, — вставил в разговор Борисыч свои пять копеек.

— Я бы каждому из этих членов по письму отправил, и видокассету с нарезками фильмов, желательно документальных, но боюсь, что в Политбюро половина маразматиков. Тот же Суслов у себя в кабинете штаны снимает, когда ему жарко, а потом забывает их надеть.

— Это как ты им письма отправишь? Почтой? — скептически поинтересовался Шурави.

— А-а, ты же не знаешь, — потёр я руки, оглядываясь по сторонам, — Сейчас я тебе наглядно один фокус покажу. Борисыч, ты там форточку открой на всякий случай. И улыбайтесь, улыбайтесь господа, сейчас птичка прилетит, — в духе старого фотографа, известил я собеседников, прежде, чем метнулся к холодильнику.

В коробку с коллекционным коньяком я бросил с десяток марок межвременной почты, предварительно протерев их влажной салфеткой. Дактилоскопия — штука такая. Оставишь где-нибудь свои отпечатки пальцев, и кто его знает, чем это закончится. Как-то меня не прельщает возможность изучения устройства подвалов на Лубянке.

Отправив посылку, я с удовлетворением увидел, как изменилось на экране лицо Шурави, увидевшего вскоре летающую бутылку, которую я отправил им почтой Эль-Дорадо.

— Короче, как я себе вижу реализацию вашей затеи. Вы печатаете свои «письма счастья», персонально для каждого члена Политбюро, и рассылаете их по адресам. Где и кто из них жил, узнать несложно. А чуть позже я ещё одну посылку отправлю, к примеру, тот же «Стингер». Неплохо было бы, чтобы они все вместе собрались. Когда моя посылочка грохнется к ним на стол, то уже никто не сможет сказать, что он не был предупреждён.

— Решение о начале войны было принято десятого декабря, — пробормотал Шурави, — А двадцать пятого уже войска пошли через Аму-Дарью.

— Попробуешь время партийного шабаша поточнее узнать? Я тогда прямо к началу заседания подарок им вышлю. В фотографии и кино они могут не поверить, приняв их за подделку и фотомонтаж, зато подарок, который можно руками пощупать и по винтику разобрать, может заставить их задуматься.

— А если такие же письма в редакции западных газет отправить? Представляете, какая шумиха поднимется? Может и не осмелятся старцы против общественного мнения выступить. Помнится, читал я, что они до последнего сомневались и решение о начале войны с большим скрипом приняли, — повертел в руках Борисыч вытащенную из упаковки бутылку, прицокнув языком при виде этикетки.

— Борисыч, во-первых, газеты примут письма за фальсификацию и будут ждать начала войны, а во-вторых, я солидарен с Пушкиным. «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство», — процитировал я запомнившуюся мне фразу из письма великого русского поэта, — Как по мне, так это наше монопольное право, ругать свою страну, заворовавшихся чиновников, и бессменных руководителей. Нечто вроде русского кухонного спорта. Так что, своими силами обойдёмся, не вынося сор из избы. Давайте, под коньячок обсудите это дело по-трезвому, и завтра ещё раз свяжемся, чтобы детали отшлифовать.

— Торопишься куда-то? — спросил Шурави, под звон выставляемых Борисычем бокалов.

— Соломку хочу подстелить на всякий случай, а то как бы ваши затеи мне боком не вышли, — начал я сворачивать разговор, заметив, что в Сети появился Олег.

Раньше-то я всё откладывал вопрос создания «запасного аэродрома», сам себя убеждая, что всегда успею, а теперь поторапливаться надо.

Вот сколько себе не говорил, что нечего лезть в Историю со своей неумытой мордой лица, не академик я умом, ан нет же.

Подписался.

И дело вовсе не в том, что я не смог Шурави отказать. Он-то, понятное дело, «рождённый в СССР», да ещё и войной простреленный. У таких, как он, свой взгляд на прошлое и неуёмное желание «спасти СССР».

Сказать по правде, я и сам уже созрел к чему-то более серьёзному, чем налаживание своей личной жизни и благополучия. С гранатой на танк, пожалуй, ещё не полезу, но и смотреть спокойно на то, что в стране происходит, уже не могу. Зацепил меня вирус социализма, чего уж скрывать. Правда, в отличии от хроноаборигенов я не собираюсь продавливать диван по вечерам, и не стану заниматься пустословием, травя в компаниях анекдоты про Брежнева и с завистью обсуждая новинки с Запада, добытые оборотливыми знакомыми всеми правдами и неправдами. Нет. По-другому надо. Как именно, пока сказать не готов. Да и никто уверенно не скажет. Не довелось мне слышать про людей, способных в одиночку прогнозировать ход мировой Истории и гарантированно моделировать результаты тех или иных её изменений.

Нужен опыт. Вот и посмотрим, как с Афганом всё получится.

— Олег, привет! Ты вроде на работе сегодня должен был быть? — поприветствовал я друга.

Как-то у меня уже на автомате получается высчитывать его несложный график, а тем более, если я с ним позавчера накоротке обменялся новостями, то сегодня ну никак у него не должно быть очередных двух выходных.

— Здорово, колдун. Ты прав, насчёт выходных, но я тут на больничный загремел. Пока на неделю, а там посмотрим.

— Простыл что ли… — удивился я, помня, что со здоровьем у моего соседа всегда всё в порядке было. На зависть мне, болел он крайне редко, и даже грипп его зачастую стороной обходил.