На краю одиночества (СИ) - Демина Карина - Страница 43

Кажется, думать он собрался, лежа в могиле. Что ж, каждому свое.

Сашка выплетала из тьмы косы, они вились жирными змеями, ложились у ног, и гляделось это жутковато. Темные глаза и вовсе почернели. А почуяв Глеба, девочка прижала палец к губам.

– Не мешайте, – сказала она строго. – Не видите, я занята.

И сосредоточенно нахмурилась.

– Чем?

– Я стану ведьмой… я стану самой великой ведьмой в мире… и никогда не буду такой, как мать.

– Какой?

– Слабой. Никчемной. Не способной защитить нас. Я буду богата и знаменита, и мужчины будут мечтать о том, чтобы взять меня в жены…

– Хорошая цель, – согласился Глеб, щелчком пальцев развеяв тьму. – Только не заблудись в иллюзиях, а то ведь можешь стать совсем не той, кем хочешь.

Арвис прятался.

И тьма ему отвечала. Они играли, позабыв обо всем, и, кажется, это забавляло Калевого, который сидел, держа Янека за руку.

– Ему страшно, – сказал он Глебу с упреком. – Он слышит голоса, и ему страшно.

– А тебе?

– И мне страшно. Но ему страшнее.

Янек попробовал руку высвободить.

– Сиди уже. А то чуть не побежал… кто ж бегает по тьме-то? Это только ушастый наш может, но он нелюдь. А нам надо осторожно, правда? А то ведь заведет… думаешь, я никого не слышу? Маму слышу. Зовет меня. Говорит, что с нею я буду счастлив, только верить нельзя. Даже если хочется, все одно нельзя…

Глеб отступил, кажется, этим двоим помощь была без надобности.

– И с Миклошем справимся… тебе сразу сказать следовало бы. А отчима твоего и вовсе не стоит бояться. Я отцу расскажу. Он вчера пришел, представляешь? Мы целый вечер были вдвоем. Мы никогда-то раньше… всегда или тетка, или гувернер, а тут только вдвоем. И он со мной разговаривал. Сегодня тоже придет. Я ему скажу. Обещаю. Только адресок дай… небось, с графом связываться не рискнет.

– Батька… сказал, что я трус… пришел и сказал.

– Это не он. Это тьма. Она заглядывает в нас и ищет слабину. А слабина есть у всех. Поэтому надо слушать ее, но не слушаться, понимаешь? Узнавать, где ты слаб, чтобы потом стать сильнее…

Тьму Глеб отозвал не сразу.

И остаток урока прошел в молчании. Мальчишки думали. Сосредоточенные, местами растерянные, кажется, они впервые начали осознавать, с какой силой столкнулись.

А Глебу подумалось, что, возможно, у них есть шанс.

У всех есть шанс. 

Глава 21

В банк Анна отправилась ближе к полудню.

Она собиралась долго.

Тщательно.

То и дело замирая, прислушиваясь к тому, что происходит вовне. Ветер принес тень тьмы, которая коснулась Анны и растворилась, будто успокоившись, убедившись, что она, Анна, здесь и никуда-то не денется. После появился Шурочка с запиской от Глеба. И его Анна напоила молоком.

Стало вдруг спокойно.

И страх, поселившийся под сердцем после разговора с дедом, отступил.

Разве можно думать о плохом, когда на кухне пахнет сдобой, а за столом устроился светловолосый мальчонка, прехорошенький, что ангелок с иконы.

Молоко.

Булки.

Масло. Ветер, что крутится тут же… запах чубушника, перебивший прочие ароматы.

Записку Анна тоже написала, и не удержавшись, брызнула на бумагу туалетною водой. Шурочка отчего-то покраснел…

– Передай, что я скоро вернусь…

…и все-таки…

…дед не прав. Он не может быть прав. И сам в том скоро убедится. Анне же… Анне просто нужно вести себя, как обычно. Правда, обычно она как раз-то от людей прячется, а тут…

…но за украшениями все одно надо ехать.

…и чем не повод прогуляться по городу, посидеть в чайной, где Анне совсем не рады… сплетни последние, опять же…

Она вздохнула.

Простое льняное платье, украшенное лишь легкой вышивкой по подолу, смотрелась простовато и грубовато даже, но вот брошь с янтарем эту простоту смягчила.

…сердце ухнуло и заторопилось.

Трость!

Нога больше не болит, да и вовсе чувствует себя Анна вполне неплохо, но… как обычно, как всегда… и кто-то, кто будет за Анной следить, не должен заподозрить неладного.

Она заставила себя дойти до конюшни.

Мотор ждал.

Слегка запылился, но мыть его некогда. И прислугу вправду придется нанять, если, конечно, Анна отыщет хоть кого-то, кто согласится работать с женой некроманта.

Женой.

Она прижала ладони к запунцовевшим щекам. В ее-то возрасте и замуж. И Глеб волноваться станет, записку получив, что бы там дед ни говорил.

Было страшно.

И Анне стоило немалых сил переступить через этот страх. Вывести мотор. Заставить себя добраться до ворот и…

– И куда? – мрачно поинтересовался Глеб.

– В город.

– Дед придумал? – столь же мрачно уточнил он. И Анне только осталось, что кивнуть. Откуда он… – Анна… ты не обязана его слушать. Более того, его нельзя слушать!

Глеб не кричал.

Если бы кричал, Анна могла бы обидеться, или притвориться, что обиделась. Устроить скандал… хотя, кому она врет? Она в жизни не опускалась до того, чтобы скандалить.

Анна вздохнула.

Вздохнул и Глеб. Огляделся. Сказал:

– До города подвезешь?

– А тебе куда?

– В ювелирную лавку. Обряд обрядом, а кольца купить стоит.

И кровь вновь прилила к щекам, будто Анна услышала что-то донельзя неприличное. А еще… еще ее отпустило. Если не одной, то и не страшно.

– Что он задумал? – Глеб занял переднее сиденье. – Хотя… полагаю, клятву взял?

Анна кивнула.

– Старый засранец…

– Он… он просто… думает… что я… моя… – говорить не получилось, невидимая рука сдавила шею, и Анна поморщилась. А Глеб тихо произнес:

– Не мучайся, я сам с ним побеседую. Скажи только, где он велел тебе побывать?

– Где угодно. Лучше, если на людях. И хорошо будет, если о свадьбе расскажу… только я понятия не имею, кому о ней говорить.

…не госпоже Верницкой ведь в самом-то деле.

– Понятно, – сказано это было на редкость мрачным тоном. – Надобно еще будет Лазовицкому позвонить. Пусть контракт составит.

– Какой?

Солнце поднялось над крышами, вылизало черепицу, местами добела. Разлилось, затопило дворы, жаром дохнуло на травы, угрожая высушить их.

Урчал мотор.

И разговор был вовсе не таким, каким должно. В конце концов, ей бы о любви, а не о контрактах… хотя, какая тут любовь? Одна сплошная жизненная необходимость.

– Что я не претендую на твое имущество.

Анна поморщилась.

– Анна, это… серьезно. У меня достаточно средств, чтобы хватило и на семью, и на школу. И хочешь, еще одну оранжерею поставим? Сад у нас большой. Или твою расширим?

– Хочу, – неожиданно для себя согласилась Анна. И тут же пожалела. И вправду ведь расширят, а она и с нынешнею-то управляется из рук вон… куда уж больше? Напротив, сокращать надо.

– Найдем помощников толковых… или вон пусть мои возятся. Правда, ко всем их подпускать не стоит…

В городе пахло дымами и морем. Гудели шпалы железной дороги, принимая тяжесть состава. А тот, старый, утомленный, полз едва-едва. И на переезде стояли, казалось, целую вечность.

Молчаливую вечность.

– Ты красивая, – сказал Глеб.

Он на состав не смотрел, Анна же, как в детстве, когда ей случалось сбегать на железную дорогу, считала вагоны, загадав, что, если четно будет, то все у нее сладится.

Вагонов получилось пятнадцать.

Или она сбилась?

Сбилась.

Из-за Глеба.

– Я?

Красивой Анна никогда не была. И знала это распрекрасно. Так зачем он дразнит?

– Ты. Ты сама не знаешь, насколько красивая…

Он коснулся шеи, осторожно, будто опасаясь причинить боль этим прикосновением.

– И я не видел. Долго. А теперь вижу. Ты удивительная.

– А ты… ты льстишь.

– Это плохо?

– Не знаю… я… я просто… не привыкла, наверное?

– Наверное, – легко согласился Глеб. – Но мы это исправим.

– Как?

– Постепенно будем приучать.

…от состава осталась вонь раскаленного железа и угольный черный дым, который лег на дорогу. Впрочем, ветер тут же разметал, разорвал неприятные запахи.