Любовница Волка (ЛП) - Маклеод Саманта - Страница 4

А потом я замолчала, вспомнив, что это была не совсем правда.

***

Это было четыре года назад, в конце ноября, и я была в доме родителей. Я жила там, хотя никто из нас, на самом деле, не называл это «жизнью». Но я находилась там с мая и не подавала никаких признаков того, что уезжаю.

Честно говоря, я не проявляла особых признаков того, что вообще что-то делаю.

Это был мрачный день, почти достаточно холодный, чтобы превратить ровный стук дождевых капель в ледяные пули, и я одолжила старый синий пикап отца, чтобы поехать в город. Мне нужно было отправить адвокату в Чикаго последние документы для развода, который прислал мне форму по электронной почте тем же утром. Барри уже подписал их, его твердая, уверенная подпись уютно стояла на нижней левой стороне листа. Она была немного смазана, но это было из-за принтера родителей. Больше ничего.

«Свидетельство о расторжении брака», гласил заголовок.

Я подписала его в машине, на стоянке «Кинко», дворники застыли на полпути. Рука дрожала. Я спрятала свидетельство под куртку, чтобы защитить от дождя, и мои щеки вспыхнули от внезапного приступа стыда, когда я вручила его женщине средних лет за стойкой, хотя оно было спрятано за официальным и довольно скучным титульным листом.

— Это все, до-огая? — спросила она, растягивая последний слог и опуская жесткий звук «р». Мне потребовались годы, чтобы научиться произносить букву «р». Я, молча, кивнула. Тусклый серый факс втянул в себя информацию о расторжении моего брака и выплюнул ее обратно.

— Похоже, все прошло, — сказала она и вернула мне стопку бумаг.

Я бросила бумаги на пассажирское сиденье отцовского грузовика и глубоко вздохнула. Посмотрела на свою левую руку, но, конечно же, я перестала носить обручальное кольцо несколько месяцев назад. Я чувствовала, что должна что-то сделать: поплакать, развеселиться или позвонить кому-нибудь по телефону. Вместо этого я долго сидела в кабине, глядя, как мокрый снег бьет в лобовое стекло.

В конце концов, я решила вернуться в родительский дом и по дороге заглянуть в «Плурд», чтобы выпить молочный коктейль. И я решила выбросить документы в их мусорную корзину.

Фары грузовика высветили вывеску «требуется персонал» в пыльном переднем окне «Плурда», маленького ветхого здания, служившего заправочной станцией нашего города, почтой, закусочной и бакалейной лавкой. Потолок был украшен широким ассортиментом предметов, сделанных из пивных банок. Кормушки для птиц из «Будвайзера», модели самолетов и скульптуры лося — все звенели, когда я закрыла за собой дверь.

Отсчитав два доллара четвертаками, чтобы заплатить за свой молочный коктейль, я попросила подать заявление о приеме на работу. Подросток за стойкой, молча, протянул мне лист, и тот лег на пассажирское сиденье, как раз там, где утром лежали документы о разводе. Документы о разводе, которые теперь лежали в заполненной мокрым снегом мусорной корзине рядом с бензоколонкой.

— Итак, — сказала я в тот вечер за ужином. — Похоже, что «Плурд» набирает сотрудников.

Мои родители обменялись короткими обеспокоенными взглядами.

— Держу пари, что это будет стоить больше, чем курс GED3, который я преподаю сейчас, — сказала я, ковыряясь в еде на тарелке. Той осенью папа подстрелил лося, и меня уже тошнило от жареной лосятины.

— Карен, — мама потянулась ко мне, положив руку поверх моей. — Все эти годы в Северо-Западном университете. Наконец-то, ты получила докторскую степень, а теперь…

Я отвернулась, уставившись на безвкусный герб Орлеанской Флер-де-Лис над камином. Но я обернулась достаточно быстро, чтобы не заметить выражение, мелькнувшее на лице матери: страх, беспокойство и глубокое разочарование, которое заставило мою онемевшую грудь сжаться.

Отец кашлянул, чтобы прочистить горло.

— Карен, дорогая, не могла бы ты сходить за дровами?

— Конечно, папа, — сказала я, отодвигая стул от стола.

Ночь была свежа, стояла прямо-таки холодная, хотя с наступлением сумерек мокрый снег прекратился. Парадное крыльцо было завалено дровами, которые я аккуратно складывала в кучу все свое обильно-свободное время. Потому что ранее я отказалась помогать отцу в двух отсеках «Авторемонта Макдональда» в конце их подъездной дорожки, отказалась помогать маме по дому, так же отказавшись заполнять заявки на настоящую работу в настоящем университете. В том, где будет требоваться докторская степень, на которую я потратила лучшие годы последнего десятилетия.

Я проигнорировала дрова на крыльце и пошла к дальней поленнице у деревьев, решив, что могу дать родителям немного времени поговорить обо мне. Когда я наклонилась, чтобы поднять несколько случайных кусков дерева, у меня возникло странное, непоколебимое убеждение, что я больше не одна.

Когда я подняла голову, то увидела волка.

Он стоял между двумя соснами так близко, что я почти могла дотронуться до него. Это был огромный зверь, и в темноте он казался совершенно черным. Он склонил голову набок, его холодные золотистые глаза блеснули в тусклом желтом свете фонаря на веранде.

— Срань господня, — пробормотала я, пятясь назад.

Мои слова разрушили чары между нами. Волк повернулся и убежал. Бросив собранные дрова, я попятилась к парадному крыльцу. Мои руки дрожали, когда я открывала входную дверь.

— Я только что видела волка, — сказала я.

Родители уставились на меня, их рты были одинаково распахнуты от шока и недоверия.

— Здесь нет никаких волков, — сказала мама, качая головой.

Папа откашлялся и отодвинулся от стола.

— Я никогда не видел здесь волка.

— Это был волк, — настаивала я. — Я провела пять лет, изучая койотов в Чикаго. Я знаю разницу между волком и другими псами.

Папа вскочил на ноги и схватил фонарик.

— Где?

Вместе мы подошли к концу ряда дров. Я указала между деревьями, и папа посветил фонариком на землю. Следы волка были отчетливо видны в легком покрове мокрого снега, мерцающего на пуховой подстилке под соснами.

Папа присвистнул один раз, протяжно и тихо. Отпечатки были размером с мою руку с растопыренными пальцами. Я уставилась на них в изумлении, я почти ожидала, что там ничего не будет, что я придумала всю эту встречу.

— А откуда он взялся? — спросила я.

Отец пожал плечами.

— Я бы предположил, что они пришли из Канады.

— Значит ли это, что здесь есть стая? — сказала я наполовину себе. — Я имею в виду, что они не похожи на койотов. Это социальные животные. Волк не будет двигаться в одиночку, верно?

— Я не знаю, — сказал папа, поворачиваясь ко мне с улыбкой. — Кто-то должен это изучить.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я поежилась в сгущающейся темноте. Когда бледно-голубое небо померкло, в полыни запели сверчки. Колин и Зак прикончили дюжину бутылок пива «Миллер Хай Лайф», и теперь они были полностью погружены в горячую дискуссию о различных достоинствах различных марок альпинистских веревок. К счастью, они, похоже, не заметили, что их куратор полностью отключилась. Я застегнула молнию своей флисовой куртки и поежилась от растущего холода.

Папа, безусловно, был прав. Увидев волка той ночью, я почувствовала, как во мне вспыхнуло что-то, что, как мне казалось, умерло после развода. На следующее утро я одолжила папин старый пикап «Шевроле» и два часа ехала в Университет штата Мэн, чтобы пообедать с профессором Леклерком, который изучал енотов в Акадии. К тому времени, как мы покончили с бутербродами, он предложил мне научную работу в своей лаборатории. А к тому времени, когда снегопад отступил, и кусты сирени вдоль дома моих родителей расцвели, я уже была нанята профессором биологии дикой природы в Университет штата Монтана, специализирующимся на отслеживании популяции волков в Йеллоустоне.

И в ту же ночь начались мои сны.

Почти каждую ночь после того, как я увидела волка за поленницей родителей, я встречала возлюбленного своей мечты. Он был высок и мускулист, с золотыми глазами, длинными темными волосами и без намека на одежду, чтобы прикрыть его аппетитное тело. Иногда мы разговаривали, но в основном сны были просто сексом, взрывом чистой животной похоти и удовольствия. Наши тела соединялись и распадались снова и снова. Между моим любовником из сна и моим возвращением в мир научных исследований, тот ноябрь в штате Мэн стал тем месяцем, когда моя жизнь начала казаться мне действительно стоящей того, чтобы жить.