Записки Черного Властелина - Дихнов Александр - Страница 21

Моральные колебания не отпускали молодого барона вплоть до возвращения отца, а потом было уже поздно. Эрик поинтересовался, что хотел волшебник, получил вместо ответа невнятное бурчание, затем сказал, что с оружейной он закончил (чистая правда, не придерешься) и в порыве вдохновения предложил: раз ему нельзя носить свой любимый меч в качестве основного, то в роли запасного тот уж точно не помешает.

Возражений не возникло – ни в принципе, ни по поводу того, что в таком случае меч вместе с остальным добром подождет до завтра, и Эрик удалился со своими трофеями. Если бы в дверях он паче чаяния обернулся, то обнаружил на устах своего родителя усмешку, от которой ему сделалось бы очень нехорошо… А старый барон, едва дверь закрылась, направился к сундуку, где сразу же обнаружил исчезновение кошелька. И снова ограничился парой крепких слов и весьма злобной ухмылкой…

Не могу не сделать маленького отступления. Общеизвестно, что исход глобальных событий зачастую зависит от незначительных мелочей типа сказал кто-то что-то или не сказал, или даже побрился – не побрился. Вот и здесь мы наблюдали яркий пример подобного: если б отец Эрика немедленно устроил скандал или просто посадил сыночка под замок, то кто знает, как бы все повернулось. Но вместо этого барон решил доставить себе маленькое удовольствие (а это многое говорит о его хорошем характере) и поймать Эрика вечером, что называется, тепленьким… Ну и пускай себе, в общем-то я хотел обратить внимание на другое. При подготовке к генеральному сражению противоборствующие стороны имеют обыкновение концентрироваться на главных участниках, в то время как решающие мелочи нередко оказываются во власти лиц, которых никто не принимает в расчет. Ужасная несправедливость, конечно, но пренебрегать этим обстоятельством не рекомендую.

До глубокого вечера в замке наблюдалось затишье. Эрик бесцельно слонялся по стенам, посылая солнцу призывы двигаться поживее, и встрепенулся лишь дважды, когда открывались ворота. В первый раз они пропустили конюхов вместе с вверенным им табуном, что радовало соответствием плану, а затем по мосту через ров проследовал отряд светоносцев в полном составе во главе с капитаном, и это Эрика несколько насторожило. Если рыцари уехали насовсем, то отец мог послать кого-нибудь, чтобы вернуть своих лошадей в конюшню… Но юноша утешил себя мыслью, что волшебник-то остался в замке, и действительно, до ужина больше ничего не произошло.

Впрочем, и за ужином тоже. Родители, правда, вспомнили, что у их сына вообще-то день рождения (за всеми треволнениями Эрик и сам практически об этом позабыл), однако праздничность момента была обозначена лишь довольно сухими напутствиями чаду по поводу его совершеннолетия да парой бутылок приличного вина из замковых подвалов. На напутствия Эрику было плевать, но вино пришлось кстати – стаканчик-другой для храбрости делу не помеха, а больше все равно никто не нальет… Закончился ужин быстро: сразу после жаркого из-за стола вышел волшебник, а минут через пять Эрик тоже счел возможным откланяться и, сославшись на грядущий ранний подъем, распрощался с родителями. Задерживать его не стали.

Поднимаясь в свои покои, юноша настраивал себя на то, что надо еще немного выждать, пока в замке все не успокоится, но лежать, глядя в потолок, очень скоро оказалось выше его сил. Ну и, как говорится, сборы были недолги – Эрик пристегнул меч к поясу, проверил сохранность денег, распахнул ставни, достал и привязал веревку, сбросил свободный конец на землю, прислушался и… услышал совсем близко от себя голос Скитальца, весело поинтересовавшегося:

– Бежать, значит, собираемся?

Вздрогнув от неожиданности и рывком обернувшись, Эрик обнаружил волшебника стоящим на пороге смежной комнаты. Молодой человек открыл было рот, но испуг и изумление сделали свое дело – дар речи пропал напрочь, поэтому следующую реплику пришлось подавать Бьорну:

– Может быть, ты отпустишь веревку? По-моему, у тебя сейчас не самая удобная поза для беседы.

Эрик послушался и наконец жалобно пискнул:

– Вы меня заложите отцу.

– Не вижу большой необходимости, – фыркнул Бьорн и подошел к кровати. – Я присяду, с твоего разрешения?.. С чего бы я стал тебе помогать? Чтобы потом э-э… закладывать?

– ?..

– Хм. А чего ради, интересно, я приперся в оружейную, вытащил оттуда достопочтенного барона и плел ему всякую чушь про надвигающиеся опасности? Ясно же было, что ты намереваешься бежать и тебе понадобятся оружие и деньги.

– Так прямо ясно? – еще неокрепшим голосом переспросил Эрик, и волшебник с ноткой сочувствия подтвердил:

– И ежу понятно.

– А отец?.. Он что, тоже…

– Догадывается? Безусловно. Думаю, он сейчас устроил на тебя засаду у ворот. – Бьорн видел, что юноше стало совсем худо, и поспешил его подбодрить: – Не расстраивайся. В конце концов, не так уж и важно, когда он обнаружит твое исчезновение. А спуститься по веревке тебе никто не мешает.

Молодой барон и впрямь немного успокоился, облизнул пересохшие губы и кивнул:

– М-м… спасибо. А зачем? – Вопрос не очень вязался с предыдущей фразой, но Бьорн без труда понял его истинное значение: «А зачем вы мне помогаете?»

«Да вот собираюсь на досуге сделать из тебя героя», – ответ был правдивый, но преждевременный, поэтому волшебник обошелся уклончивым:

– Это совпадает с некоторыми моими планами.

– Понятно, – еще раз кивнул Эрик. – А с моими?

– Смотря, что ты намерен делать. И я уже давно хочу тебя об этом спросить!

Раздражение, вдруг прозвучавшее в голосе чародея, не столько испугало Эрика, сколько удивило, но он почувствовал, что вопросы пока лучше оставить и поэтому промолчал. А что он мог сказать по поводу своих планов, если дальше сегодняшнего вечера его мысленный взор не заглядывал? Нет, конечно, он мечтал стать рыцарем, прославиться на полях сражений, жениться на принцессе и все такое, но нынешний поступок явно его к этому не приближал. А просто признаться, что он не хочет расставаться с Элли, а дальше пусть думает тот, у кого голова большая, было как-то даже стыдно.

Надо отметить, что Скиталец не прочувствовал ситуацию и отнес молчание объекта на счет естественного нежелания откровенничать с незнакомым человеком. Поэтому самым полезным волшебнику показалось дать понять, что ему и так практически все известно:

– Послушай, ты же устраиваешь этот побег не ради того, чтобы избежать службы в королевской армии, так?

– Так.

– Значит, остается единственный вариант – ты хочешь сбежать вместе со своей… кх-м… возлюбленной. Как, кстати, ее зовут?

– Элли.

– Ну что ж… – Бьорн слегка пожал плечами и удержался от лукавых восклицаний типа «Какое красивое имя!» Куда большего труда ему стоило не огласить свои истинные мысли: «Наверняка какая-нибудь маленькая деревенская замарашка с одной извилиной, да и то прямой!..» – Короче, уедете вы с Элли отсюда и, наверное, даже благополучно доберетесь до ближайшего города. А что потом?.. Я надеюсь, ты понимаешь, что твой отец так все это не оставит и бросится в погоню. Что тогда?

Молчание. Глухое.

Тут Бьорн впервые за время разговора встревожился не на шутку: испуг, растерянность, скрытность – все было объяснимо, но это-то как понять? Ведь раньше, несмотря на наивность, Эрик поступал как человек, имеющий некоторое представление о результатах своих действий. Если же им руководили извне (а такое подозрение возникало в списке первым), тогда тот ли он, кто был нужен Бьорну? Днем старый волшебник почти убедил себя, что да, перед ним новый герой, и вот опять чертовы сомнения. А ведь как все удачно складывалось! Герой изволит бежать из дому – что может быть лучше? Никаких проблем при расставании с родителями, не надо уговоров для вытаскивания из-под отчего крова, а в перспективе после такого антиобщественного поступка полная зависимость от волшебника – благодетеля и заступника… На этот раз работа выглядела настолько непыльной, что Скиталец подошел к ней исключительно добросовестно и даже подстраховался, в результате чего пара лучших лошадей из отряда светоносцев уже ждала в ближайшей роще, готовая умчать их с Эриком в голубые дали. Оставалась, правда, досадная мелочь с этой дурацкой любовью – Элли нужна была волшебнику как печени цирроз, но он (по примеру некоторых других) не сомневался, что ближе к делу найдет способ извернуться. И вот Бьорн увидел вдруг, как вся лафа начинает накрываться медным тазом…