Преступление без смысла (СИ) - Потёмкин Сергей - Страница 40

Сквозь анфиладу комнат они добрались до бальной залы: неяркий свет сменился огнями люстр и блеском зеркал. У колонн стояли гости, в фонтанах струилась вода, испускали ароматный дымок курильницы. По натёртому до блеска паркету сновали слуги, разнося на подносах бокалы.

— Дамы и господа, позвольте украсть у вас минуту! — раздался приветственный голос.

Все повернулись и увидели Коротова: он был в белом костюме и без маски. Рядом стояла его дочь в сверкающем платье, с диадемой в волосах; по мнению Глеба, наряд не отличался от позавчерашнего — чем не угодило ей то платье, оставалось лишь гадать.

Коротовых вмиг обступили. Когда шёпот стих, миллиардер начал речь:

— Благодарю всех, кто пришёл сюда в этот вечер! Уже десятый год мы отмечаем день рождения нашей милой Анжелы, проводя бал-маскарад. Я крайне тронут таким вниманием, и хотя со многими из вас не имел чести познакомиться лично, абсолютно убеждён, что здесь собрались самые преданные нам жители Близбора!

Жители Близбора с восторгом зааплодировали. Многие сняли маски, чтобы «засветиться» перед Коротовым.

— Ну а теперь… — он взглянул на дочь, и та просияла:

— Пусть праздник начнётся!

Распорядитель бала дал знак музыкантам, и те заиграли. Танцоры разбились на пары, к ним присоединились Вадим Сергеевич с госпожой Сайто — видимо, вошли в роль. Да и Монгол времени не терял: пригласил блондинку в кружевной маске.

Глеб отъехал к стене; в такие моменты он ненавидел и своё кресло, и свои ноги.

— Не понимаю, — бросила Эми, — как они могут быть такими спокойными?

— Ну… — Глеб покосился на Монгола, — наверное, и они нервничают… Просто знают, что если будут нервничать сильнее, ничего не изменится.

— Ты всегда такой рассудительный?

Вопрос застал Глеба врасплох. Эми тут же устыдилась:

— Прости — я просто боюсь…

Как ей ответить, Глеб не знал — фраза «и я тоже» Эми вряд ли бы обрадовала. Но отвечать не пришлось — на плечо его легла чья-то рука:

— Молодые люди, разрешите вас потревожить?

Эми застыла, будто её околдовали: рука принадлежала Коротову.

— Вы ведь Дульцевы, — произнёс миллиардер, — брат и сестра… Максим и Яна, если я не ошибаюсь?

Глеб перестал дышать; притворялись-то они Дульцевыми, — но что Коротову от них надо?

Совладав с собой, он ткнул пальцем в подлокотник:

— Я тут единственный, кто ездит в этой штуке — неудивительно, что вы нас узнали.

Коротов улыбнулся:

— Год назад твоя сестра сыграла со мной в шахматы и разбила меня в пух и прах. Не хотите повторить наш поединок, юная леди?

Эми стояла как вкопанная. «Она не умеет играть!» — с ужасом понял Глеб и брякнул:

— Лучше сыграйте со мной.

Слова вырвались сами, и он тут же пожалел о них — придумал бы что поумнее!.. Но отступать было поздно: в глазах миллиардера сверкнул азарт.

— Не знал, что и ты шахматист.

— Сестра сейчас не в форме, — Глеб выкручивался, как мог, — отравилась вчера, полночи не спала… Она вас разочарует.

— А ты не разочаруешь?

Глеб замешкался, и Коротов засмеялся:

— Я просто шучу! Давай выберем место, где не так шумно. Нет-нет… — он остановил Эми, шагнувшую было за ними. — Шахматы — игра для двоих… Обещаю, ваш брат вернётся в целости и сохранности!

Комната, куда Глеб въехал за Коротовым, была небольшой; в центре — столик, на нём — шахматная доска с уже расставленными фигурами. Глеб остановился, не думая — с той стороны, где фигуры были чёрные.

Коротов глянул на доску:

— Похоже, я хожу первым.

— Мне без разницы, — бросил Глеб.

Сев в кресло, миллиардер выдвинул пешку. Глеб сделал свой ход. В шахматы он сто лет не играл, да и игры те были со сверстниками… Но исход партии был ему безразличен — главное, поскорее её закончить.

Коротов вновь использовал пешку:

— Снял бы ты шарф — здесь ведь жарко.

— Не могу, — Глеб от волнения проявил смекалку: — Мы с сестрой поспорили, что я не сниму его до ночи.

— Хочешь победить в споре честно? А если жажда замучает?

Глеб переставил коня:

— Потерплю.

— Терпение — прекрасное качество, — миллиардер тоже сделал ход. — Одно из тех, что отличают нас от неволшебки.

— По-вашему, — Глеб походил в ответ, — живущие там хуже магов?

— Они не терпят друг друга, — Коротов глянул исподлобья. — В школе вам не говорят, как там живут?

Глеб смешался: откуда ему знать, что говорят в здешних школах?! Но Коротов счёл молчание подтверждением:

— А надо бы, чтобы говорили, — он опять походил. — Где нет магии, правят сила и невежество. Четверть живущих в неволшебке — нищие. Больше миллиарда людей не имеют доступа к питьевой воде. Детей, умирающих каждый день лишь потому, что родились они в грязи и нищете — больше трёх тысяч, — Коротов говорил буднично, без пафоса. — А ещё в мире миллионы неграмотных… Но всем плевать, — он грустно улыбнулся. — Об этом не задумываются — разве что иногда… Если нечем заняться.

Глеб походил слоном:

— Может, людям некогда об этом думать — они просто пытаются выжить.

— Вот именно! Но тем, кто мог бы всё исправить, до их попыток нет дела. Наверное, странно слышать это от меня, но всё же скажу: если бы каждый миллионер решил сделать мир лучше, он стал бы лучше — но сильных всё устраивает. Пусть тысячи невежд режут друг друга из-за разной веры, тёмной или светлой кожи… Сильным хорошо, и всё останется, как есть, — Коротов на секунду умолк. — Этот разговор тебя не утомляет?

— Совсем не утомляет, — честно ответил Глеб. — Но слышать это от вас и правда странно.

Коротов тоже использовал слона:

— Я думаю прежде всего о магах.

— О магах?..

— Наш образ жизни дурно на нас сказался. Да, нам хорошо — аномалок даже мировые войны не коснулись: мы наблюдали их со стороны. Какое нам дело до того, что в мире творится? Взрывы гремят — ну и ладно; с нашего-то потолка штукатурка не сыпется… Некоторые называют аномалки тюрьмой, — Коротов усмехнулся. — Что ж, если это и тюрьма, то больно комфортными получились камеры.

Глеб так увлёкся беседой, что за партией едва следил:

— Но раз тут хорошо, то в чём проблема?

— В том, что нам некуда развиваться. И речь не о географических рамках — хотя и о них тоже; у нас нет потребности в развитии, потому что нам слишком хорошо. Неволшебка без нас — сборище алчных глупцов, а мы без неё — лентяи, развращённые благополучием… Но вдруг магия дана нам затем, чтобы сделать глупцов мудрыми? Потому что сами они такими не станут — скорее превратят мир в ядерную пустыню.

— Хотите сказать, мы должны завоевать неволшебку? — уточнил Глеб.

Коротов пожал плечами и передвинул ладью. Глеб не выдержал:

— Но ведь будут жертвы… Миллионы людей погибнут!

— Из-за насилия гибнет больше миллиона человек в год, — с подчёркнутой небрежностью бросил Коротов. — Конфликт с неволшебкой оборвёт множество жизней, но и этому конвейеру смерти придёт конец… Звучит цинично, но не находишь, что оно того стоит?

Глеб не знал, что возразить: фраза «война — это неправильно» на Коротова бы не подействовала, а других фраз у Глеба не было: он просто знал, что война — это неправильно.

— Людям нужен пастырь, — сказал миллиардер. — А нам — те, кого мы поведём за собой. Война с нами станет последней: все забудут о распрях, веками не дававших покоя. Увидев мага, призвавшего огонь, поймёшь, что тебе всё равно, в какого бога верит твой сосед.

— А как же чернотворцы? — Глеб уже не думал о ходе. — Они ведь захотят использовать людей, чтобы стать сильнее…

Голос дрогнул — Глеб вспомнил аварию. Коротов кивнул:

— Захотят. И с ними надо бороться. В новом мире чернотворцам не будет места — рано или поздно их всех арестуют.

Глеб молчал.

Слова были бесполезны: сидящий перед ним всё решил… И самое страшное — решил не только для себя, но и за других.

Миллиардер вдруг извлёк из кармана таблетку и проглотил её:

— Это чтобы на меня газ не подействовал.