Оплот добродетели (СИ) - Демина Карина - Страница 24

— Ниже, ниже… — Кахрай вдруг оказался рядом.

Слишком близко.

А запах вновь изменился. И уже не мята и ваниль, но что-то куда более тяжелое, заставляющее кровь приливать к щекам.

Или не запах виноват?

— Вон там, — он повернул ее и не отступил, остался рядом, что было почти неприлично. Зато Лотта увидела полупрозрачные, будто стеклянные цветы, что прорастали прямо на мясистых листьях неизвестного растения. — Если уменьшить интенсивность освещения…

Будто прислушавшись к Кахраю, одна за другой лампы гасли, медленно, позволяя глазам привыкнуть к темноте. А цветам подняться.

Разворачивались хрупкие стебельки. И лепестки обретали плотность. Они раздвигались, выпуская ряд за рядом. И самые первые окрашивались в бледно-розовый цвет, который на глазах темнел, насыщался, становясь то алым, то бордовым.

— На родине их называют цветком влюбленных, — Кахрай так и не убрал руки, положил на плечи Лотты и… и это, пожалуй, было приятно. Нет, не настолько приятно, чтобы, потеряв голову, упасть в пучину страсти, но… теплые.

Надежные.

— Там верят, что расцветает он лишь там, где зарождается любовь.

И вздохнул.

В волосы.

Вот и как это понимать? Уже намеком? Или просто? Если любовь зарождается, то откуда он знает, что она зарождается? Все женские журналы, которые Лотта пролистала перед поездкой, утверждали, что в вопросах любви мужчины на редкость беспомощны. И толстокожи. И вообще, это им надо говорит, что там у них и где зарождается.

В носу зачесалось.

И Лотта чихнула, окончательно разрушив очарование момента. А Кахрай руки убрал. И отступил.

— Его цветение длится всего несколько минут, но стоит того, чтобы им полюбоваться.

Цветы, теперь не выглядевшие ни крохотными, ни хрупкими, покачивались на тонких, что проволока, стеблях. И слабо светились. А поскольку в полумраке стебли было разглядеть презатруднительно, то казалось, будто тяжелые, кроваво-красные венчики парят в воздухе.

Но вновь вздохнули воздушные пушки, и вихрь сияющих лепестков — один в один драгоценные камни — поднялся, закружился, увлекаемый потоком, спеша окружишь Шарлотту.

— Их влечет тепло.

— Цветы?

— Это не совсем цветы, — теперь ей было сложно разглядеть Кахрая, он кажется огромной тенью, этаким ожившим сгустком тьмы. — Скорее здесь имеет место симбиоз цветка и микроскопических водорослей, которые освобождаются в очень влажном воздухе, чтобы организовать новую колонию. А уже та выращивает цветок из генетического материала, сохраненного клетками водорослей. В неблагоприятных условиях те могут впадать в спячку, а спячка длится годами.

Лотта коснулась бледного лепестка, который стремительно погас.

— Знаете, недавно мне один человек сказал, что объяснения напрочь убивают чудо. И кажется, я понимаю, о чем речь, — ей совершенно по-детски хотелось ловить эти лепестки, собрать их вместе и создать… что-нибудь волшебное.

Корону?

Или платье?

Помнится, кузина на прошлое Рождество появилась в удивительной красоты платье из живых альевранских водорослей. А потом пришел счет.

И карту кредитную пришлось заблокировать.

Может, поэтому она и обиделась? Или не поэтому, а из-за отказа Лотты повысить кредитный лимит? Или из-за брачного контракта, расстроившего свадьбу? И тогда все казалось правильным, и даже удивительно было, как другие не понимают этой вот правильности, но теперь Лотта с сожалением признала, что, возможно, была не права.

Чудеса… чудеса ведь важнее денег.

— Извините, — кажется, Кахрай смутился.

— А вы… разбираетесь в цветах?

Его спутник сидел тихо, да и свет почти погас, будто система чувствовала настроение гостей. И странно лишь, что больше в оранжерее никого нет, что на узком этом мосту лишь она и Кахрай, и… и наверное, его подопечный не в счет.

— Нет, — он толкнул кресло. — Просто пришлось служить там, где они растут. На самом деле в сезон цветения приходится носить респираторы. Обычные фильтры не справлялись. Выяснилось, что в легких для этой погани тоже вполне себе подходящая атмосфера.

Лотта поспешно убрала руку.

Как-то красота цветов несколько поблекла. Сзади раздался смешок.

— Не стоит опасаться. Здесь наверняка в воздух добавляют биоблокираторы. Никто бы не стал рисковать здоровьем гостей. Да и случалось такое редко…

Пускай. Желание экспериментировать все одно пропало.

— А что вы делали на Ильване?

— Служил.

Весьма обтекаемый ответ. И будто чувствуя, что этого Лотте мало, Кахрай продолжил:

— Там еще в прошлом веке военную базу построили. Когда-то по Ильвану проходила граница Созвездия, но теперь это скорее просто управляющий центр. Следим за порядком в регионе. Да и спасательные работы опять же… там Шаммейский метеоритный пояс, добыча активная. Вот порой и случается.

— Авария на Шоссе?

— Слышали?

Потеряла несколько миллионов вместе с почти новым заводом, который пришлось отстраивать едва ли не заново. Да, страховые выплаты покрыли реконструкцию, но вот компенсации пострадавшим выплачивались из семейных фондов.

Тетушку, помнится, сей факт несказанно огорчил. Она все пыталась убедить Шарлотту, что суммы можно снизить, а если доказать, что случилась авария по недосмотру сотрудников комплекса или, паче того, по преступной халатности. И даже бралась найти тех, кто докажет факт этой халатности.

Лотта покачала головой.

…а может, не в кузине дело? Она ведь не злая. Она веселая и взбалмошная, и единственная, кто видел в Лотте живого человека. Во всяком случае, так казалось. Вот тетушка — дело иное. Тетушка Лотте всегда была неприятна. И неприязнь эта, чего греха таить, была взаимной.

— Тогда жарко пришлось, — Кахрай медленно толкал кресло, и оказалось, что на мостике вполне хватит места двоим. — Многих так и не нашли…

…и со страховой пришлось воевать, чтобы признали факт смерти и выплатили семьям страховку.

— Что там произошло на самом деле?

У Лотты были отчеты.

В том числе и спасательной службы, но были они какие-то… слишком уж одинаковые, будто подсмотренные друг у друга. А главное, собственная служба безопасности настоятельно порекомендовала не вникать в детали.

И Шарлота совету вняла.

В конце концов, тогда ей было девятнадцать и она только-только осваивалась с новой для себя ролью.

— Если, конечно, вам можно говорить… — она все же отступила на шаг, чтобы полюбоваться белыми звездами лилий, которые одна за другой поднимались над черной бездной воды.

— Уже можно, — Кахрай тоже остановился. — Теракт.

— А разве…

— Есть, конечно, — ответил он на невысказанный вопрос. — Увы, сколь бы прогрессивным общество ни было, всегда найдутся те, кто точно знает, каким оно должно быть на самом деле…

Это все колокольчики виноваты.

Их аромат, который дурманил и пьянил, хотя как раз-то к алкоголю Кахрай был невосприимчив. А вот колокольчики… люминисцирующие лепестки в рыжих волосах.

И на коже.

И на блузке, что оказалась почти прозрачной, хотя Лотта этого и не замечала. Или, скорее, делала вид, что не замечает. Лепестки ложились на кожу и таяли, оставляя тусклый свет, и казалось, что светиться начинает сама девушка. Ее хотелось потрогать.

Даже не так.

Ее хотелось.

И потрогать в том числе.

Кахрай вцепился в спинку кресла, тихо радуясь, что он здесь не один. Проклятье… а там, на базе, в сезон цветения, конечно, здорово пахло и всем по-разному. Кому-то бражкой, кому-то вином, еще кто-то утверждал, будто запах апельсиновый или вот духов, причем однажды нашлись идиоты, что сцепились, споря, каких именно духов… потом-то и велено было респираторы использовать.

Надо было бы…

Или нет? Хороша романтика. В респираторе.

— Там, на самом деле, глупо донельзя вышло, хотя глупость в итоге большой кровью обернулась.

Она чуть отстала, остановилась, сложив руки на высоком бортике и глядя вниз, на черную воду и белые цветы.