Гнев Тиамат - Кори Джеймс С. А. - Страница 46

Включая канал открытого вещания, она молилась, чтобы остатков «Сокола» хватило послать сигнал. Система отозвалась не сразу, и у Элви замерло сердце. А потом передатчик ожил.

– Спасибо тебе, – сказал она кораблю. – О, спасибо, спасибо, спасибо.

Она собралась с силами, гадая, сколько потеряла крови. И сколько ее осталось.

– Всем кораблям в пределах слышимости. Говорит майор Окойе из научного директората Лаконии. Нуждаюсь в немедленной помощи. У нас большие потери…

Глава 22. Тереза

– Я никогда не видела, чтобы кто-то так сердился. – Тереза рассказывала о «маленьком чудовище» Син и ее матери. – То есть я, конечно, иногда злилась, но тут другое. Эта девочка…

– Серьезно? Таких сердитых, как ты, я мало видал, Кроха, – отозвался Тимоти.

Его пищевой процессор был разложен на одеяле – каждая деталь на своем месте, словно схему просто вывернули наизнанку. В корпусе остались только встроенные контакты силовых линий. Сейчас Тимоти перебирал детали, каждую очищал и протирал до блеска. Проверял на признаки износа. Тереза сидела на его койке, прислонившись к стене пещеры и подтянув колени, а Ондатра мирно похрапывала рядом. Ремонтный дрон притаился на краю темноты, в его выпученных черных глазках мерещилась обида: почему Тимоти не оставил ремонта ему.

– Я не сердитая, – сказала Тереза. И, поразмыслив, поправилась: – Я за собой не замечаю, чтобы сердилась.

Тимоти перебросил ей защитные темные очки и показал, чтобы надела. Она надела и прикрыла рукой глаза Ондатре, чтобы ее не ослепило. Через несколько секунд в глазах зелеными звездочками взорвались искры. Терезе нравился едкий металлический дым сварки.

– Штука в том, – громко, чтобы было слышно за ревом аппарата, говорил Тимоти, – что гнев бывает всего двух видов или около того. Или сердишься, потому что чего-то боишься, или от бессилия.

Аппарат щелкнул и смолк.

– Можно? – спросила Тереза.

– Можно, снимай.

Без очков пещера показалась светлее прежнего. Глаза подстроились к темноте, несмотря на интенсивность вспышки. Почесывая за ухом Ондатру, Тереза слушала дальше.

– Если ты… не знаю. Если ты, к примеру, испугаешься, что твой отец не такой человек, каким ты его представляла, ты можешь рассердиться. Или если испугаешься, что некому прикрыть тебе спину. Вроде того сопляка.

– Его зовут Коннор, – сказала Тереза и все-таки улыбнулась.

– Ну да, я о нем, – согласился Тимоти. – Или если ты испугаешься, что он выставит тебя в глупом виде перед своей командой. Вот тут ты рассердишься. А если тебе пофиг, жив твой старик или помер? Если тот сопляк и твоя команда для тебя ничего не значат? Не будешь ты сердиться. Или по-другому. Ты хочешь, чтобы что-то заработало. Налаживаешь проводку. Провозилась четыре часа, и вроде все правильно, и тут что-то погнется в руках, и начинай сначала. Ты тоже рассердишься, но не от страха. Тут другое.

– Так ты, значит, – с издевкой проговорила Тереза, – видишь меня испуганной и беспомощной?

– Вот-вот.

Забыв о насмешках, Тереза обняла коленки. Это никак не складывалось с тем, кем и чем она себя видела, но что-то в ней потянулось навстречу его словам. Было в них что-то знакомое. Как будто случайно увидела свое отражение под совсем новым углом. Завораживающе.

– И что с этим делать?

– Хоть бы я знал, Кроха. Мне не приходилось.

– Ты никогда не сердишься?

– Из страха – никогда. Не помню, когда я в последний раз чего-нибудь боялся. Бессилие больше по моей части. Но у меня была подруга, медленно умирала у меня на глазах. И я ничем не мог помочь. Тогда от бессилия я стал злиться. Нарывался на драку. Но у меня была еще одна подруга – она меня привела в чувство.

– Как?

– Исколошматила всмятку, – сказал Тимоти. – Это помогло. А с тех пор не бывало ничего такого, из-за чего стоило бы выходить из себя.

Он покатал на ладони блестящий серебристый конус величиной с большой палец и поморщился.

– Что не так? – спросила она.

– Сопло инжектора малость пообтрепалось, – объяснил Тимоти. – Я бы мог обточить. Только тогда дрожжевую кашку придется не столько есть, сколько пить.

– Ты так много времени потратил на эту штуку.

– Позаботься о своих инструментах, и они позаботятся о тебе.

Тереза откинулась к стене. Камень холодил лопатки. Температура в глубине пещеры держалась на уровне средней для климатической зоны. Масса камня над головой сглаживала дневные и ночные пики – и даже летние и зимние отклонения. Умом Тереза это понимала, но прочувствовала только в пещере у Тимоти. Здесь всегда было прохладно в жару и тепло в холода.

– Знаешь, одинокий мудрец на вершине горы – это уже штамп, – сказала она, улыбаясь, чтобы он не подумал, что она язвит. – И вообще, мне нечего бояться.

– Скажем, убийц с ядерными зарядами в кармане, – предложил Тимоти, вставляя инжектор в гнездо.

Тереза расхохоталась, и Тимоти, помедлив, тоже улыбнулся.

– Если меня кто и убьет, так доктор Кортасар, – сказала Тереза.

– Да? Это как же?

– Да нет, шучу. Я понаблюдала за Холденом – помнишь, мы говорили. И подслушала его разговор с доктором Кортасаром.

– О чем же? – лениво поинтересовался Тимоти.

Тереза задумалась. О чем, собственно, они говорили? Лучше всего запомнились слова Кортасара, что природа пожирает младенцев, и как Холден посмотрел в камеру. Но там было что-то и о ее отце.

Она вздохнула, собираясь ответить, и тут воздух заклокотал в горле и в легких, как будто миллиарды камушков размером с молекулу бились о мягкие ткани. Ее дыхательная система была пещерой внутри пещеры Тимоти, и Тереза остро осознавала сложность собственного тела и соответственную сложность окружающих ее пещер. Жилы и щербины стен распались на части и сгладились. Гравитация стремилась притянуть ее к полу, а изумительно сложный танец электронов пола и собственного тела отталкивал назад. Она успела еще задуматься, не отравлена ли, а потом сознание захлестнула облегающая сложность воздуха и своего тела, и невидимые границы растворились и больше не отделяли ее от мира.

Беспокойно тявкнула Ондатра. Тереза в какой-то момент незаметно для себя мешком осела на койку. Тимоти стоял, очень сосредоточенно смотрел куда-то и совсем забыл о своем процессоре. Ремонтный дрон странно поскуливал и вроде бы с трудом держался на ногах, шатался как пьяный.

– Это не только со мной, а? – спросил Тимоти.

– Похоже, что нет, – согласилась Тереза.

– Ага, ясно. С тобой хорошо, Кроха, но сейчас тебе надо бежать домой.

– Что это было? Здесь что-то с воздухом? Надышались испарений?

– Нет. – Тимоти за руку поднял ее с койки. – С воздухом порядок. Тут что-то другое. И, возможно, случилось со многими, так что они с перепугу начнут проверять, где все, кто для них важен, и ты будешь первая. Так что нечего тебе здесь делать.

– Не понимаю… – начала она, но Тимоти уже тянул ее вперед, к устью пещеры. Пальцы его сомкнулись у нее на запястье, как клещи. Лицо ничего не выражало. Таким он ее пугал. Ондатра с лаем бежала следом, словно хотела о чем-то предупредить.

На открытом воздухе все пришло в норму. То странное ощущение уже представлялось ей дурным сном или мелким происшествием. Пугала только реакция Тимоти. Подняв голову, он осмотрел небо и кивнул сам себе.

– Ладно, Кроха. Давай домой со своей зверюгой.

– Я вернусь, как только смогу.

Она сама не знала, зачем вздумала его успокаивать.

– Хорошо.

Все дело в том, как он это сказал. Как будто уже не думал о ней. Взрослые не впервые отвечали ей так – вежливо соглашаясь, но мыслями находясь где-то еще, но Тимоти – никогда. Он был другой. Должен быть другим.

– Ты будешь здесь, когда я приду?

– Куда я денусь? Со мной еще не кончено, так что…

Она обняла его. Как будто дерево обнимала. Он отстранился, и, когда снова взглянул на нее, ей померещилось в его глазах что-то вроде сожаления. Жалостью это быть не могло.