Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 24

Я не сразу понял, что лицо женщины было лишено бровей и даже ресниц. От этого ее зеленые, с черными крапинками глаза действительно приобретали какую-то демоническую, потустороннюю силу.

Она остановилась у Законного свода, брезгливо глядя на ошметок колбасы, и я в душе порадовался, что придумал столь кричащий элемент декорации. Взгляд нацелился на меня, и я помимо воли содрогнулся. Меня попытались магически просветить, очевидно. Тут же отпил из бокала, пьяно качнулся и отвесил женщине легкий поклон. Взгляд зеленых в крапинку глаз метнулся к двери, за которой скрывалась Амара. Узкие губы чудесницы пошевелились. Дверь предательски скрипнула, и я помимо воли привстал, оглянулся.

В щель заглядывала толстая мохнатая рожа с круглыми удивленными глазами.

Кот нелюбезно оглядел гостей, злобно фыркнул и пропал.

Тьфу ты, Шурик!

Наступила пауза. Женщина стала вполоборота, но разум ее был нацелен на меня, я ощущал это слишком хорошо.

Работай, Амара, работай! Не позволяй этой… забраться ко мне в голову!

— Господин Торнхелл… — произнес Армад.

Я встал.

— Да? Да-да! Я слышал, вы принесли… мое золото!

Армад кивнул.

— Ад, приправленный золотом, всегда сладок, — произнес я, изображая пьяную браваду. — Заносите!

Глава 15

Глава пятнадцатая

Шестеро дюжих гвардейцев Храма — мундиры черное с золотом, на поясах внушительные мечи — внесли сундук, да не сундук даже, сундучище! Массивные доски из мореного дуба, кованые углы, плоская крышка с широкими полосами бронзы. У-у-у-хх!

Местный золотой весит навскидку три-четыре грамма, до номинала более одной кроны тут не додумались, стало быть в этом сундуке — сундучище! — презренного металла около двухсот килограмм.

Двести килограмм чистого золота Я привстал, постарался изобразить на лице предсказуемую, инфантильную алчность, как у наших земных политиков, которые хватают, жрут, не думая, и частенько сжирают сами себя. Хватай сейчас, хватай! На! На! Я вспомнил, как Насреддин спас ростовщика из пруда, подманив его на золотую монету. У ростовщика Джафара был очень узкий горизонт мышления. Он был ущербен и алчен. А чем уязвимей и ущербней человек — тем более он управляем, ибо его алгоритмы просты и явны.

Женщина-аудитор направила на меня внимательный взгляд.

БУМ!!!

В голове моей было пианино, и кто-то ахнул по басовой клавише кулаком.

Я покачнулся, сделал вид, что так и надо, хотя острая боль распространилась от головы к шее, стрелой пронзила сердце, сбила дыхание.

Вот что такое ментальный аудит? Или…

Амара!

Ну конечно! Я ведь — крейн, магия ментального аудита направлена на меня, Амара ее блокирует, а меня от любой наведенной магии вот так вот плющит. Странно еще что устоял на ногах, не упал носом в столешницу.

Боль схлынула, словно и не было ее. К счастью, мои покачивания, заминки, содрогания укладывались в поведение пьяного. Пока я мялся у стола, гвардейцы, ухнув, поставили на него сундук. Тяжко скрипнули ножки. Посол Армад откинул крышку, по кабинету запрыгали солнечные зайчики.

Скорее всего, специально, на верх сундука уложили особенно блестящие, новенькие монеты.

Гвардейцы вышли.

Взгляды послов царапали меня. Я выпрямился и погрузил обе руки в золото — по самые локти. Затем набрал две тяжелые горсти и, вынув, ссыпал золото обратно — алчно любуясь блеском. Монеты в глубинах сундука были куда более тусклыми, что вызвало улыбку. Значит, правильно я решил.

— Иногда… азартные игры окупаются щедро, — сказал-прошептал Армад.

Мне захотелось дать ему в сопелку.

БУМ!!!

Теперь уже я был готов и не подал виду, только икнул развязно и улыбнулся послам, продолжая перебирать монеты. Это были монеты Санкструма, где их послы раздобыли в таком количестве, интересно? Впрочем, не важно. Словно спохватившись, я схватил горсть монет и суетливо сунул в карман штанов. Затем набил второй карман и улыбнулся сквозь боль:

— Какая сладкая тяжесть, господа!

— Еще пятьдесят тысяч и охранная грамота будет привезены через восемь дней, — произнес Армад.

БУМ!!!

Пароксизм боли был таков, что у меня даже глаза заслезились. Невольно вспомнил брата Горишку, который угощал меня чем-то подобным у Ренквиста. Там, правда, боль была посильней.

Прекрасно. В своей алчности я врагов, надеюсь, убедил. Теперь — второй номер программы: мне нужно показать, что есть люди — и не только люди! — имеющие огромное влияние на мои решения, те, кому я обязан, те, кого я слушаю, и, что важнее — те, кого я обязан слушать.

— Все это очень хорошо, господа! — заметил я, когда боль ушла. И добавил драматическим шепотом: — Пятьдесят тысяч всего, как уже говорил, крайне мало! Мне нужно поделиться с ближним кругом, с теми, кто способствовал моему возвышению! — И показал взглядом на Блоджетта, как заправский заговорщик. — И иным… Иначе они не выпустят меня…. Понимаете?

Я старательно намекал, что являюсь пешкой в заговоре, о котором послы не слухом, ни духом. Что я — совершенно несамостоятельная фигура.

БУМ!!!

Зеленые с крапинками глаза без ресниц вцепились в меня яростно, чаровница смотрела открыто, с вызовом, выпятив нижнюю губу. Веки подрагивали.

Я рассеянно улыбнулся ей, дескать — ну, дамочка некая, пусть будет раз пришла, и произнес:

— Вот господин Блоджетт, извольте видеть… Он сегодня немного выпил со мной, но это не страшно… Он, он, только он занимается всеми текущими делами… Что там мне надо сделать, старый хрыч? Скажи им? Ик!

Хитрый лис отлип от простенка между окном и дверью, приблизился к столу чинно, покачнулся, как мы и уговаривались, пьяно, сказал непререкаемо и важно:

— Час скорби настал в Санкструме… Без особой нужды не покушаясь на власть Торнхелла, хочу сказать, что он обязан произвести за эти две недели важные церемонии, дабы не возникло ропота, подозрений, и всяческих брожений.

По лицам послов я видел, что ропот, подозрения и всяческие брожения — это именно то, на что они рассчитывали, однако они благоразумно молчали, слушали резоны, которые выдвигал старый секретарь.

— Моя фракция, — Блоджетт сделал упор на слове «моя», — фракция Великих готова принять власть Варвеста… Однако мы настаиваем на том, чтобы как следует завершить все нужные дела с Торнхеллом, в возвышение которого мы вложили столько… средств.

БУМ!!!

Теперь боль была существенно слабее, магичка переключилась на Блоджетта, и скрещение магий, стало быть, задело меня лишь по касательной.

— Какие же обязанности у господина Торнхелла перед Великими? — осторожно спросил Армад. Сакран стоял к секретарю вполоборота, глядел куда-то в пространство между мной и магичкой, видимо, на дверь, за которой притаилась Амара. Что — если сделает сейчас несколько шагов и распахнет ее настежь? Что мне делать? Наверное, я дам сигнал, и постараюсь оглушить или убить послов так, чтобы не услышали гвардейцы Храма в приемной. Затем…

Но Сакран к дверям не прошел.

Блоджетт улыбнулся рассеянно, жестом собственника захлопнул крышку сундука. Ответил:

— Торнхеллу надлежит похоронить своего отца… и братьев… и сестер со всеми надлежащими почестями, и так, как заповедано нашими предками. Достойно! — вскрикнул он истерично, будто на миг потеряв контроль над собой. — Пройти похоронным шествием по Норатору… Это разумеется! Присутствовать на поминальной панихиде… Это тоже разумеется! И навести порядок во дворце и Дироке… Прищучить некоторых… которым много воли дадено было при Экверисе Растаре!!! Много воли дадено!!! — заорал Блоджетт страстно, будто под алкоголем окончательно потерял контроль над собой.

Я заметил, что послы, сперва настороженные, расслабились. Переглянулись с усмешкой в уголках глаз. А, сказали их взгляды, да фракция Великих хочет руками Торнхелла свести старые счеты! Это не страшно. Это мелко и не опасно для Варвеста. Это можно позволить.

Они взглянули на меня. Можно позволить — это читалось в их взглядах.