Жак-фаталист и его Хозяин - Дидро Дени - Страница 6

Тем временем разносчик поставил свой короб на землю, раскрыл его и вынул часы, которые Жак тут же признал – без всякого удивления, ибо как он никогда не торопился, так он почти никогда и не удивлялся. Внимательно рассмотрев часы, он сказал про себя: «Да, они самые…» – а затем обратился к коробейнику:

– Вы правы: прекрасные, первосортные часы и, насколько мне известно, отлично ходят… – Он сунул часы в кармашек и добавил: – Большое спасибо, приятель!

– Как большое спасибо?

– Да-с, это часы моего хозяина.

– Я не знаю вашего хозяина. Это мои часы; я их честно купил и честно за них заплатил…

Схватив Жака за шиворот, он принялся вырывать у него часы. Жак подходит к своей лошади, достает пистолет и приставляет его к груди нападающего.

– Прочь, или ты покойник! – говорит он ему.

Испуганный коробейник выпускает врага. Жак снова садится на лошадь и неторопливо направляется к городу, думая про себя: «Часы найдены, поищем теперь наш кошелек».

Разносчик поспешно закрывает короб, вскидывает его на плечи и кричит, преследуя Жака:

– Вор! Вор! Убийца! Помогите! Сюда! Ко мне!..

Пора была страдная, и поля были усеяны хлебопашцами. Все побросали серпы, столпились вокруг этого человека и спрашивали, где же вор, где же убийца.

– Вот он! Вот он!

– Как! Вон тот, что не торопясь едет к городским воротам?

– Он самый.

– Бросьте, вы с ума сошли; разве воры так ездят?

– Вор, вор, говорю я вам; он силой отнял у меня золотые часы…

Хлебопашцы не знали, как им согласовать крики торговца со спокойным аллюром Жака.

– Ах, дорогие мои, – восклицал тем временем коробейник, – я разорен, если вы мне не поможете; они стоят тридцать луидоров и ни одного лиара меньше. Помогите, он увозит мои часы, и если удерет, то часы пропали…

За дальностью расстояния Жаку не слышны были эти крики, но зато он мог легко разглядеть скопление народа; тем не менее это не побудило его прибавить шагу. Наконец, посулив крестьянам награду, коробейник уговорил их пуститься вдогонку за Жаком. И вот толпа мужчин, женщин и детей рванулась вперед с криками: «Вор! Вор! Убийца!» – а следом за ними и коробейник (насколько позволяла ему ноша) с теми же криками: «Вор! Вор! Убийца!»

Они входят в город, ибо Жак и его Хозяин ночевали накануне в городе; я только что об этом вспомнил. Жители покидают дома, присоединяются к крестьянам и коробейнику и бегут, крича: «Вор! Вор! Убийца!..» Все они одновременно настигают Жака. Коробейник бросается на него. Жак ударом сапога сваливает его наземь, а тот тем не менее орет:

– Мошенник! Жулик! Мерзавец! Отдай часы! Ты мне их отдашь, но тебя все равно повесят…

Жак, сохраняя хладнокровие, обращается к ежеминутно растущей толпе и говорит:

– Здесь есть полицейский чиновник; пусть меня отведут к нему: там я докажу, что мошенник не я, а, быть может, этот человек. Правда, я отнял у него часы, но это часы моего Хозяина. Меня знают в этом городе: позавчера вечером мы с Хозяином приезжали сюда и гостили у окружного судьи, его старого друга.

Если я не сказал вам, что Жак и его Хозяин проезжали через Консиз и останавливались у тамошнего окружного судьи, то лишь потому, что это не пришло мне в голову раньше.

– Пусть отведут меня к господину окружному судье, – сказал Жак и тут же спешился.

Он находился в центре шествия: он, лошадь и коробейник. Они идут и приходят к воротам окружного судьи. Жак, лошадь и коробейник входят внутрь, причем Жак и коробейник держат друг друга за петли камзолов. Толпа остается снаружи.

Что же тем временем делал Хозяин Жака? Он дремал на краю проезжей дороги, надев повод на руку, а лошадь паслась вокруг спящего, насколько позволяла длина привязи.

Не успел окружной судья увидать Жака, как он воскликнул:

– Ах, это ты, мой бедный Жак! Что привело тебя сюда одного?

– Часы моего Хозяина, забытые им на камине и обнаруженные мною в котомке этого человека, а заодно и наш кошелек, который я оставил под подушкой: он найдется, если вы прикажете.

– И если это предначертано свыше… – добавил судья.

Тут же он приказал позвать своих слуг, и тут же коробейник, указав на рослого малого с подозрительной физиономией, недавно поступившего на службу к судье, воскликнул:

– Вот этот продал мне часы!

Судья, приняв строгий вид, обратился к коробейнику и своему слуге:

– Оба вы заслуживаете галер: ты – за то, что продал часы, а ты – за то, что купил…

Затем он сказал слуге:

– Верни купцу деньги и сейчас же снимай ливрею!

И коробейнику:

– Поторопись выбраться из этого края, если не хочешь повиснуть здесь навсегда. У вас обоих такое ремесло, которое не может кончиться добром… А теперь, Жак, займемся твоим кошельком.

Тогда выступила без всякого зова особа, присвоившая себе кошелек: она оказалась высокой, стройной девицей.

– Кошелек, сударь, у меня, – сказала она хозяину, – но я не крала, а он сам дал мне его.

– Я дал вам кошелек?

– Да.

– Это возможно, но черт меня возьми, если я помню…

Судья сказал Жаку:

– Знаешь, Жак, не будем распространяться дальше.

– Сударь…

– Я вижу, что она хорошенькая и покладистая.

– Сударь, клянусь вам…

– Сколько денег было в кошельке?

– Около девятисот семнадцати ливров.

– Ах, Жавота! Девятьсот семнадцать ливров за одну ночь – это слишком много и для вас и для него. Дайте-ка сюда кошелек!

Девица отдала кошелек судье, который вынул оттуда экю и шесть франков.

– Вот вам за труды, – сказал он, бросая ей экю. – Вы стоите дороже для всякого другого, кроме Жака. Желаю вам ежедневно получать вдвое, но вне моего дома; вы меня поняли?.. А ты, Жак, поторопись сесть на лошадь и вернуться к своему хозяину.

Жак отвесил судье поклон и удалился без возражений, говоря самому себе:

«Плутовка, бесстыдница! Видно, свыше было предначертано, что поспит с ней другой, а платить буду я… Ну, Жак, утешься: разве с тебя не достаточно и того, что ты нашел кошелек и часы и что это так дешево тебе обошлось?»

Жак садится на лошадь и расталкивает народ, скопившийся у дома судьи; но так как ему было обидно, что столько людей принимают его за вора, то он вынул часы из кармана и на глазах у всех проверил время; затем он пришпорил лошадь, не привыкшую к этому, а потому помчавшуюся во весь опор. Жак имел обыкновение предоставлять ей полную свободу, ибо находил в равной степени неудобным как удерживать ее, когда она скакала, так и подгонять, когда она плелась шагом. Мы думаем, что управляем судьбой, а на самом деле она всегда управляет нами; судьбой же для Жака было все, что его касалось или с ним сталкивалось: его лошадь, его Хозяин, монах, собака, женщина, мул, ворона. Итак, лошадь понесла его полным ходом к Хозяину, который дремал на краю дороги, надев повод на руку, как я вам уже говорил. В то время повод сдерживал лошадь; однако когда Жак подъехал, повод был на месте, а лошади уже и след простыл. Видно, какой-то жулик подкрался к спящему, тихонько перерезал повод и увел лошадь. Топот коня, на котором подъехал Жак, разбудил Хозяина, и первым его словом было:

– Вернись только, вернись только, бездельник! Я тебя!..

Тут он принялся зевать во весь рот.

– Зевайте, сударь, зевайте, – заметил Жак, – а где ваша лошадь?

– Моя лошадь?

– Да, ваша лошадь…

Хозяин, тут же сообразив, что у него украли лошадь, вздумал было оттузить Жака поводом, но тот сказал:

– Потише, сударь, я сегодня не в настроении терпеть удары; один – куда ни шло, но после второго я удеру и оставлю вас здесь…

Эта угроза сразу смягчила гнев Хозяина, и он спросил более мягким тоном:

– Мои часы?

– Вот они.

– А кошелек?

– Вот он.

– Ты долго провозился.

– Не слишком для всего того, что проделал. Выслушайте меня. Я отправился туда, дрался, взбудоражил всех крестьян, взбудоражил всех горожан, меня сочли за грабителя с большой дороги, отвели к судье, подвергли двум допросам, я чуть было не подвел под виселицу двух молодцов, заставил прогнать лакея, выставить из дому служанку, подвергся обвинению в том, что переночевал с особой, которой никогда не видал, но которой мне тем не менее пришлось заплатить, и вот я здесь.