Чертовка в Академии магии (СИ) - Черная Мстислава - Страница 10

Продавщица отдёргивает для меня шторку примерочной и явно намеревается зайти следом. Я протягиваю руку к вешалке:

— Полагаю, я справлюсь. В любом случае мне нужно платье, с которым я сама справлюсь.

Продавщица понимающе кивает и выходит, а я чувствую, как к щекам приливает краска. Тьфу! Я уж и не помню, когда последний раз смущалась. Нет, дело не в том, что мне неловко раздеваться перед посторонней, отнюдь. Да и раздевать всего-то до белья, нательная сорочка прикрывает почти как рубашка. Сама от себя не ожидала, но мне неловко за лишние волоски на теле. За гигиеной я слежу, а вот за такими «дамскими» мелочами — нет.

Какое мне дело, что подумает продавщица?

Я быстро скидываю блузку, штаны.

Приглушённо-зелёное платье я выбрала, потому что оно раздельное. Когда оно надето, смотрится единым целом, но можно носить отдельно жёсткий корсет и отдельно длинную юбку. Платье при небольшом усилии превращается в два-три варианта неузнаваемых нарядов. Но меня привлекает не это. Обычное платье быстро не снять, а если и скинешь, останешься голым, а тут достаточно распустить завязки, и юбка легко соскользнёт вниз. Переступи и беги, если догадался под юбку натянуть штаны.

С корсетом выходит заминка. Спереди шнуровка декоративная, затягивать надо со спины. К счастью, ленты уже продеты в петли, а я достаточно худая, чтобы натянуть корсет, не выдёргивая их. Я завожу руку назад, прогибаюсь в спине, нащупываю свободно свисающие концы ленты. Намертво я не затяну. Но зачем мне намертво? Мне надо так, чтобы корсет на мне держался, и не свалился в самый пикантный момент.

Я поворачиваюсь перед зеркалом и выхожу из примерочной.

— Мирта, тебе нравится? — осторожно спрашивает мадам.

— Вполне. Что-то не так?

— Одежда должна украшать. Это платье тебя не портит, но я не могу сказать, что оно тебе идёт.

Приблизившись к зеркалу, медленно поворачиваюсь:

— Оно удобно.

— Давай ещё посмотрим?

А письма я буду разбирать ночью. Ладно…

Никакое больше платье мне не нравится, мадам не настаивает, распоряжается запаковать это и пополняет мой гардероб ещё двумя блузками и одной юбкой. Она хотела больше, но я честно предупредила, что хожу в штанах. Мадам украдкой вздыхает.

Я рассчитываю, что следующим будет магазин канцелярских принадлежностей, но мадам указывает на лавку косметических средств.

— Ох, Мирта, я знаю, что ты не красишься. Я не настаиваю на полноценном макияже, но припудрить носик обязательно. И подчеркнуть глаза подводкой тоже обязательно. Заметь, помаду, румяна, тени я тебе не предлагаю.

И снова она права. Отсутствие макияжа заметно. Парни вряд ли поймут, что я без краски на лице, мало кто вникает в «девчачьи приблуды», но по сравнению с другими девушками без косметики я буду смотреться блёкло.

Я молча показываю хозяйке лавки на банку с кремом для депиляции и расплачиваюсь сама. Мадам либо и правда не замечает, либо тактично притворяется слепой.

И вечером, вооружившись этой самой банкой, я скрываюсь в ванной. Ночевать я остаюсь в гостиничных апартаментах, благо доплачивать за меня мадам не нужно, право пригласить гостя уже входит в стоимость.

Ближе к полуночи, пристроив на край стола чашку крепкого чая и тетрадь — их мы купили в последнюю очередь — я достаю из коробки первое письмо.

Ночь мне предстоит бессонная… 

Глава 10

Ринон писал домой каждую неделю, иногда чаще.

Почерк разборчивый, но не каллиграфичный, без украшательство вроде петелек и крючочков, округлые буквы будто под копирку отрисованы и нанизаны на невидмую строку, бумага чистая, неразлинованная, даже следа карандаша нет, но при этом слова ровные, вкривь и вкось не «скачут». Иногда заметно, что Ринон при письме нажимал сильнее, чем следовало бы. Злился? Или от излишнего усердия? Пока не понять. Зато можно точно сказать, что за эстетикой Ринон не гнался. Редкие помарки совсем не портят общий вид, скорее, лёгкая небрежность придаёт тексту немного живости.

Сперва я просто прочитываю письма, одно за другим, не вникаю в детали. Сейчас моя задача познакомиться с парнем, понять, чем и как он жил, чем увлекался, где и с кем проводил свободное от учёбы время. Охота на детали будет позже.

Только вот письма оказываются слишком правильными, и я не про оформление, и не про сладкий сироп, который Ринон щедро изливал на бумагу, рассказывая, что безмерно тоскует по драгоценной матушке. Хотя, может быть, и скучал, кто знает.

В письмах Ринон много и с удовольствием рассказывал про учёбу, про работу над курсовой, смаковал подготовку к зачёту. Один раз попалось письмо, в котором Ринон извиняется, что иногда засиживается допоздна и ложится после полуночи.

Чем дальше я читаю, тем отчётливее прорисовывается образ книжного червя и маменькиного сыночка по совместительству.

Люди разные, я вполне допускаю, что Ринон зубрил с утра до ночи, но не верю. Демоны, я готова поспорить на свой шанс получить диплом, что Ринон вполне сознательно вводил мать в заблуждение, руководствуясь принципом «меньше знает — крепче спит», потому что из рассказов мадам Олвис у меня о Риноне сложилось совсем иное впечатление — компанейский весельчак. Да, умный, хваткий, в учёбе успешен, но ни разу не заучка, живущий книгами и только книгами. Натуру по щелчку пальцев не переделать. Так с чего Ринону меняться? А ведь мадам хвасталась, что сын резко повзрослел, стал серьёзным. Подозреваю, что он… не лгал, просто о многом умалчивал. Тем более, если читать внимательно, смутные детали проскальзывают.

Упоминаются имена нескольких приятелей, чаще всего мелькает Конрад Айт, с которым Ринон на выходных выбирался в город.

К именам я ещё вернусь, а пока читаю дальше. О конфликтах ни слова.

Мда, честно говоря, я ожидала большего — намёков, зацепок. А пока кроме имён, ничего полезного. Чёрный чай давно кончился, за окном густая темнота, я читаю в свете настольной лампы. И меня уже клонит в сон. А мне ведь второй раз читать — с карандашом. Сейчас я пометок почти не делаю.

Писем много…

«Мама, она прекрасна, как богиня».

Что?!

Я всё-таки заснула? Я встряхиваюсь, перечитываю последнюю строку. Нет, не сон. Но строка настолько выбивается из общего тона писем, что кажется чужеродной. Интуиция ударяет по нервам.

Выводы делать рано, а вот разбираться надо.

До сих пор девочек Ринон не упоминал, лишь мельком и в связи с учёбой. А по оговоркам «На выходных съездили в город, я докупил тетрадей. Вернулись поздно», можно судить, что парни весело проводили время, и отнюдь не в магазине канцелярских принадлежностей.

Влюбился? Хм…

Девушку Ринон описывал живым воплощением всех возможных достоинств. И невозможных тоже. Как они сошлись в одном человеке чудо чудное. Дженна милая, добрая, умная, решительная, отзывчивая, добродетельная, справедливая, милосердная, красивая. Ринон перечислял, не заботясь о хоть каком-то пояснении. Ни единого примера, как девушка показала себя в реальной жизни. Зато восхваление затягивалось на абзацы. Я быстро поняла, что прекраснее неведомой Дженны в мире девушек нет.

Я возвращаюсь к началу письма. Допустим, парень и правда влюбился, кровь бурлит, голова, наоборот, не варит совершенно. Достоинства, которым святая позавидует, Ринон мог банально придумать. Ему кажется, что девушка идеальна. Влюблённость делает людей слепыми, это нормально. Хотя… не хотела бы я так влюбиться. Надеюсь, даже в самом удушающем розовом мареве свихнувшихся чувств я сохраню здравомыслие.

Ринон посвятил Дженне с десяток писем. Судя по ним, он напрочь забыл про учёбу. Спасало только то, что любовь нагрянула незадолго до экзаменов, накануне каникул. А ещё то, что девушка напоминала ему готовиться к сессии. Ринон писал, что твёрдо намерен жениться, просил отнестись к Дженне, как к родной, обещал привезти её домой. Не привёз.

А ведь получается, что влюбился он незадолго до гибели. Это связано? Дженна, определённо, следует найти. А сперва расспросить о ней.