Седьмое правило академии Левендалль (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 37

Услышав стук каблуков по паркету, я спряталась обратно под одеяло. Но Даниель не стал смотреть — остановился за кроватью, за ширмой балдахина и сказал:

— Адриана, приношу свои извинения за то, что мы с матушкой разбудили тебя.

— Ничего страшного, — пробормотала я. — Я все равно превосходно выспалась. Помолчала и добавила:

— Нам надо поговорить.

Он произнес эти же слова в ту же самую секунду, и мы оба замолчали, а потом синхронно рассмеялись. Даниель поиграл пальцами с бахромой балдахина и предложил:

— Я пришлю тебе Мариам, она поможет принять ванну и одеться, а потом встретимся в саду. Поговорим за завтраком, хорошо?

— Спасибо, — тихо ответила я.

Мариам пришла через несколько минут. Молча натаскала воды в большую деревянную бадью, выстланную холщовым полотнищем, бросила в нее камень с заклинанием нагревания, молча помогла мне раздеться и даже порывалась спинку потереть, но я вежливо отказалась. После пансионной помывочной, после общей бани в академии эта ванна показалась мне наилучшим изобретением человечества. Хотелось просто полежать в ней, насладиться горячей водой и паром с ароматом брошенных в бадью трав, почувствовать себя знатной госпожой…

Но разлеживаться было нельзя. Даниель ждет с завтраком, а мне еще придется сообразить приличную прическу к платью. Ох, а ведь их и высушить надо! Этак я с Даниелем встречусь только к обеду.

Но, к чести Мариам, она знала свою работу. Щетка-артефакт и нужное заклинание вмиг высушили мои кудри, вычищенное и отпаренное платье сияло чистотой и источало нежный тонкий аромат сирени. Я как будто окунулась в густое яркое лето, пока натягивала рукава. Интересно знать, чей это парфюм, может, у Даниеля есть сестра?

Этот вопрос выяснился сам собой, когда я спустилась в сад, где между кустов отцветающей магнолии был сервирован небольшой столик и стояли два стула. Даниель при моем появлении галантно встал и улыбнулся:

— Ты выглядишь великолепно, Адриана. Садись. Прости, я не смог достать тебе другое платье, к сожалению. У меня нет сестры. Императорским указом от две тысячи сто второго года представителям древних родов запрещается иметь более одного ребенка в поколение.

— Вот как? Я не знала, — пробормотала я, садясь. А потом вскинула голову: — Теперь я понимаю!

— Что же?

— Понимаю, почему меня подбросили в приют. Вероятно, я второй ребенок.

— Вполне возможно, — усмехнулся Даниель. — Так о чем ты хотела поговорить? Взявшись за ручку фарфорового кофейника, я сказала просто:

— Я слышу голоса в голове.

— Ого!

— И прошу твоей помощи, чтобы избавиться от них!

Даниель опустился на свой стул и прищурился, наливая себе кофе:

— Г олоса? Что они говорят?

— Они меня зовут. Понимаешь? А я не знаю, куда идти…

— Никуда не иди, — строго ответил Даниель. — Эти голоса могут означать только одно!

— Что? — с замиранием сердца спросила я. Он помолчал и сказал тихо:

— Что сила пожирает мага, и он сходит с ума.

Я замерла. Нет, этого не может быть. Я не сумасшедшая! Я просто слышу голоса, и они меня выматывают! Раньше они появлялись только при приближении к Источнику, к Башне, а теперь — все время, то громче, то тише. И ночью. Ночью голоса кричат и бьются в истерике.

— Даниель, ты хочешь меня напугать, — неуверенно сказала я.

— Нет, — медленно протянул он. — Нет. Я тут подумал. Адриана, сегодня я не спал, искал ту гравюру, о которой говорил тебе.

Даниель подвинул ближе лежавшую на столе старинную книгу с очень потрепанным переплетом. И усмехнулся лукаво:

— Попробуй найти по своей методике.

Я покачала головой и взяла тяжелый фолиант в руки. Что он о себе возомнил? Тоже мне, экспериментатор! Ладно, книжечка хорошая, она мне покажет сама, правда, книжечка? Страницы затрепетали, зашелестели, и фолиант раскрылся на развороте, где чернильными штрихами, слегка выцветшими от времени, был нарисован человек в профиль. Вокруг него были каменные стены, а снизу поднимались длинные чуть волнистые линии. Что это? Источник и магия? Почему у человека на лице выражение боли и страдания? Почему он весь утыкан иголками?

Ох нет! Это не иголки! Это и есть тот огонь, о котором говорил Даниель — сияние изнутри!

А он как раз подал голос:

— Здесь изображена инициация велета. Однако нигде и никогда не было упоминаний об инициации без близости к Источнику. А то, что я видел в салоне императрице, выглядело именно так.

— Может быть, дворец был простроен на месте Источника? — спросила я, разглядывая мелкие детали рисунка — птицы на балках, чьи-то руки из бездны, глаза на камнях. Бр-р-р, кошмар какой-то, а не рисунок!

— Источник Эммертауна находится на территории академии, и он засыпан задолго до твоего рождения. Очень задолго.

— Даниель, я ничего не понимаю, — призналась, захлопнув книгу. — Честно признаюсь, я ничего этого не хочу. Ты намекаешь на то, что я. Что у меня. есть что — то от велета.

— Велетьи, — поправил он. — Женщина-велет называется велетья.

— Говорят, это сказки.

— Не сказки. Возьми яйцо, оно всмятку.

Я подняла на него взгляд и удивленно спросила:

— Ты принимаешь меня за ребенка?

— Я просто пытаюсь быть вежливым, — фыркнул Даниель. — Но раз тебе не нравится, я прекращу эту порочную практику! Итак, моя милая Адриана, суммируя всю полученную из книг, а также из письма моего предка велета Селецио информацию, рискну предположить, что ты происходишь из той самой ветви ребенка Анны, который был взращен как наследник рода Стриц.

Он улыбнулся и кивнул на мои волосы:

— Искорка — очень подходящий для тебя эпитет.

В его глазах промелькнуло что-то очень теплое и волнующее. Но я снова отогнала мысль о его жадных губах и наморщила лоб. Надо думать о другом. О том, как случилось, что родители Вальтера смогли подбросить свою дочь, меня, к дверям церкви в крохотном городке на границе империи… И о том, как мне сказать об этом самому Вальтеру.

— Даже не думай об этом, Адриана! — строго предупредил Даниель.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю?! — возмутилась я, ложечкой разбивая скорлупу пятнистого яйца.

— Да у тебя на лице написано, что ты поскорее хочешь поделиться открытием с Вальтером Стрицем!

— И что с того? Конечно, я хочу познакомиться с моими родителями в качестве их дочери!

— Ты подвергаешь себя и их опасности. Стрицы и так в опале, а с обнаружением второго ребенка древнего рода. Император сошлет обоих в пустыню, а твой братец будет вынужден влачить жалкое существование младшего клерка при писарской конторе! У них отберут поместье, земли и титул.

— Но за что? Если так случилось, что их любовь дала рождение второму ребенку.

— Девиц из древнего рода с раннего возраста учат предотвращать последствия жаркой любви, Адриана! Это довольно сложное и трудоемкое заклинание, но оно прекрасно служит на протяжении столетий. Если ты появилась на свет, значит, Стрицы допустили это сознательно.

А ведь он прав.

Но как мне быть? Неужели придется молчать всю жизнь и никогда не открыться, не намекнуть родителям, что я знаю эту тайну? Горячая волна негодования залила меня изнутри, раздирая грудь, я открыла рот, хватая воздух, которого не хватало, и Даниель вскочил:

— Успокойся! Подумай о чем-нибудь приятном! О щеночках! Думай о веселых лохматых щеночках!

В груди горело, запястья свербили от проклятого ритуала активации родовой памяти, браслеты ректора жгли огнем, призывая к повиновению и спокойствию, но у меня не получалось. Ведь я хотела, хотела найти своих родителей, а потом оставила мысли об этом, потому что знала, как это трудно! И вдруг судьба и злая магия подбрасывают мне отца и брата на блюдечке с серебряной каемкой, но запрещают словом или взглядом признаться им в родстве! Нет, это нечестно! Я не хочу никаких лохматых веселых щеночков! Я хочу, чтобы сердце перестало болеть! Хочу убить безнадежность!

Даниель схватил меня за запястья и рывком притянул к себе: