Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя - Страница 5

Как раз сейчас я лежу в ванной старого разбитого замка, под фундаментом которого целые залежи синалума, и вскоре они будут моими. С симпатичной тупой женой в придачу.

Я знаю о них все, что нужно: формально, мой будущий жирный родич не владел ни куском этой земли, потому что счастье свалилось ему в руки после смерти жены. Эти земли, все, что на них стоит и растет – принадлежат старшей. Той, которая как раз бормочет что-то за моей спиной.

Нужно было отдать ее жрице. Пусть бы подавилась. Я говорил Эру, что старуха слишком вжилась в роль и начала резать всех без разбору, но император считает ее бдение полезным кровопусканием, после которого «больной» будет скорее мертв, чем жив. Ему достаточно стольного количества людей, сколько сможет обрабатывать землю и вести непрерывную добычу синалума. И для этого у него, как у опытного хирурга, есть все необходимые инструменты: скальпель, пила и маленький молоточек с долотом, которым вышибают мозги раненым солдатам, чтобы бедолаги не мучились в агонии.

Нужно было отдать ее жрице – все-таки девица не только безобразна, но еще и скучна.

— Где твои родственники? – интересуюсь я, наслаждаясь теплой лаской воды. – Дяди, тетушки?

— Они все умерли, аэ’рим, - после небольших раздумий отвечает она.

Лжет. Ее дядя владеет обширными землями к западу отсюда, и его территории вплотную прилегают к моем будущим владениям. Это можно использовать. Даже нужно.

Но от девчонки придется избавиться, потому что пока она будет жива, обязательно найдется какой-то полоумный родственник, мечтающий вытащить девицу из беды. Хотя…

— Я могу идти? – спрашивает кхати, и я слышу, как она топчется на месте.

Мне невыносимо скучно.

И у меня давно не было женщины. Будь она хоть каплю красивее, я бы просто взял это тело и использовал по назначению, потому что именно так халларны поступают с женщинами покоренных народов.

Как ни странно, эта мысль немного будоражит мое воображение.

Позволяю себе минутную слабость, отпуская фантазию в ту сторону, где я затаскиваю кхати в воду, разводу ей ноги и усаживаю на себя грубо и сильно. У нее будут так же гневно сверкать глаза в тот момент? Или она будет плакать от унижения?

Морщусь и провожу по лицу мокрой ладонью.

— Иди. И скажи сестре и отцу, что завтра утром я хочу говорить с ними обоими.

Она делает несколько шагов, останавливается, мнется. Песок и каменная крошка противно хрустят под подошвами ее домашних башмаков.

— Эта земля принадлежит мне, аэ’рим, - внезапно говорит эта безобразная северянка. – Земля, Красный шип, все что в округе, в небе и под землей.

Я удивлен ее догадливости, хоть и не считал девчонку глупой. Возможно, недалекой и слишком строптивой, но не такой набитой дурой как младшая. Ту мне хотелось выгнать из-за стола после нескольких минут беспрерывной чепухи, которая выпрыгивала из ее рта, словно вши с дохлой собаки.

— И? – лениво интересуюсь подтекстом.

Будет торговаться? Скажет, что я нарушаю право наследования? Попросит передать слезную мольбу императору и защитить ее от произвола жирного урода?

— Ты можешь взять в жены меня… Тьёрд.

Ей все-таки удается меня удивить.

Даже жаль, что в этот момент не вижу ее лицо – наверняка оно было бы умоляющим, просящим, испуганным. Я прикрываю глаза, мысленно примеряя кхати все эти маски. Больше всего она нравится мне с мольбой. Если представить, что ее волосы высоко собраны, она стоит передо мной на коленях, и ошейник на тонкой длинной шее кажется почти что частью сексуальной игры. Я не большой поклонник такого развлечения, но дома у меня осталась пара рабынь, которые любили «быть в покорности», и иногда мы неплохо развлекались втроем. Впрочем, все это быстро приедается.

— Чем ты лучше сестры? – я немного поворачиваю голову, надеясь, что девчонка поймет немой сигнал подойти, но, судя по тишине за спиной, она вросла в пол и по доброй воле не сдвинется с места.

— Я умнее ее, - после небольшой заминки отвечает девчонка.

Долго думала, выбирала, приценивалась.

И выбрала самый беспроигрышный аргумент. Если бы не одно «но»: мне не нужна умная жена, мне вообще не нужна женщина, с которой я буду строить семью и играть в любовь до гроба. Тем более – варварка, которая смотрит на меня с ужасом и отвращением, как будто у меня гремучая змея вместо руки.

В голове крутятся варианты, при которых я мог бы получить двух сестер вместо одной: младшую взял бы в жены, раз уж Эр сам ткнул в нее пальцем, а старшую держал возле себя. Кажется, она может стать интересным собеседником, а из страха снова попасть в лапы жрицы поумерила бы свой пыл.

Но куда же без вездесущего «но».

Мне не нужна наследница с законными правами на кусок земли, который в самое ближайшее время я собираюсь превратить в прибыльный рудник.

— Я буду хорошей женой… Тьёрд.

Очень стараюсь подавить ироничный смешок, но потом вспоминаю, кто она, и не тружусь расшаркиваться.

— Ты даже имя мое произнести не можешь, как будто язык боишься порезать. Ты знаешь, что жена должна разделить ложе с мужем?

Она медленно и возмущенно цедит воздух сквозь зубы, и я со вздохом выбираюсь из ванны, не трудясь прикрыть наготу. Северянка так крепко закрывает глаза, как будто увидела не голого мужчину, а жрицу с печатью. Я сокращаю расстояние между нами, не без интереса наблюдая, как она буквально сжимается от попыток не уступить моему напору. Даже когда я стою так близко, что могу запросто повалить ее на пол, задрать юбку и проверить, наврала ли она. И мое тело оживает, но не от предвкушения наказания за вранье, а от мысли о том, какая она под одеждой. Хоть и старше той набитой дуры, и выше нее, но куда более тонкая. Грудь меньше, и сзади все как я люблю. Член чувствует, что без одежды она понравится мне куда больше.

— Так ты знаешь, кхати? – чуть более жестко повторяю свой вопрос. – Посмотри на меня, если не хочешь, чтобы я подыскал более негуманный способ вынудить тебя открыть глаза.

Она быстро повинуется, но в светло-янтарных глазах нет ни капли покорности.

Там лишь вызов, провокация. Она дрожит, боится и знает, что, если я прямо сейчас сверну ей шею, мне совершенно ничего за это не будет. Потому что за мной право сильного, а она просто одна их тысяч дикарей, которых я без жалости предал огню и мечу.

— Я знаю, Тьёрд.

— И что я, вероятно, сперва захочу попробовать блюдо до того, как соглашаться остаток жизни есть его на ужин.

Оставим в стороне, что ни в каком из законов – божьих и халларнских – нет ни намека на то, что я обязуюсь хранить верность своей жене. Эр более чем непрозрачно намекнул, что вся эта показуха только для формальной законности моего права на владение землей. Война со слабым и никчемным противником, если она затягивается на годы, может вымотать и обескровить даже непобедимую армию.

— Это безбожно, - сглатывает северянка, но продолжает упрямо стоять на месте.

Все же кровь Черных тварей, которую в меня закачивают литрами, делает свое дело.

Мне хочется поохотиться на эту маленькую безобразную дурочку.

Я наклоняюсь к ее уху и мысленно отмечаю, что кхати даже не шелохнулась, когда мои губы «случайно» коснулись ее кожи. Она хорошо пахнет: морозом, льдом. И жаждой жизни.

— Бога здесь нет, глупая северянка, - говорю шепотом. – Только бессердечный Тьёрд, которого он изрыгнул из себя, потому что подавился и чуть не сдох. Хочешь стать моей маленькой послушной женушкой? Становись на колени и убеди меня. Я готов рассмотреть все аргументы.

Надеюсь, она понимает, что речь идет не о разговорах?

Северянка задирает голову, и гнев в ее глазах красноречивее всех слов говорит, что она все понимает. Только цена слишком высока.

— Ты мне противен, - шарахается к пологу, который обхватывает ее за плечи рваным плащом. Задирает нос, сжимает челюсти, подготавливая прощальные слова, и бросает прямо мне в лицо: - В конце концов, какая рука – такая и рукавица. Ты выбрал свою, Тьёрд.