Цивилизация каннибалов - Диденко Борис - Страница 7

4) ТОРМОЖЕНИЕ. Всякому возбужденному центру, доминантному в данный момент в сфере возбуждения, сопряженно соответствует какой-то другой, в этот момент пребывающий в состоянии торможения. Но эти два вида деятельности, хотя и соотносятся между собой указанным выше образом, биологически отнюдь не сопричастны друг другу. Например, адекватный — пищевой, и неадекватный (но соотносящийся с ним) — чесательный. И если появляется какой-либо пищевой раздражитель, то они подвергаются возбуждению сразу оба, и начинается весьма неравное деление возбуждения между ними: на адекватный пищевой центр поступает лишь меньшая часть возбуждений (только «идущие к делу»), а на сопряженный неадекватный чесательный центр устремляется подавляющая масса всех раздражений нейтральных для первого центра. Тем самым неадекватный центр оказывается мгновенно перевозбужденным, он переходит в состояние парабиоза, иначе говоря, он мгновенно оказывается глубоко заторможенным. Мало того, он тем самым становится очагом или фокусом торможения в коре, во всей центральной нервной системе, в центробежных (эфферентных) нервных путях. Следовательно, этот второй фокус делает возможным осуществление организмом биологически необходимого действия, сам оставаясь бездейственным. Иначе бы доминанта сама задавила и угасила это необходимое организму действие.

Но установление двух иннерваций как реципрокных (взаимных) предполагает и требует разыскания для них «общего пути». И такой «общий путь» — это весь мозг, включая кору, вся центральная нервная система (ЦНС). Чтобы осуществить какое-либо действие, надо, чтобы все остальные мыслимые действия в тот момент были заторможены. А для этого надо, чтобы подвергся срочному возбуждению и перевозбуждению какой-либо второй центр, истинно доминантный по отношению ко всем мыслимым действиям, кроме одного. Это и есть функциональный антагонизм. Мало того, это и есть антагонизм возбуждения и торможения в его наиболее развитой форме, по крайней мере, у животных.

Вот это-то и есть тот самый принцип, который дает возможность получить разгадку происхождения человеческой речи.

Эта схема двух фокусов, двух одновременных доминант (бидоминантность) хорошо разъясняет внутренний принцип системы торможения и возбуждения. Механизм возбуждения сам по себе остается одним и тем же на очень разных уровнях нервной деятельности какоголибо высокоразвитого организма. Это генетически низший, собственно рефлекторный субстрат. Переменная же, усложняющая величина — противостоящее ему торможение. Тормозная доминанта как бы лепит, формирует антагонистический полюс — комплекс, или систему, возбуждения. Она отнимает у этого комплекса все, что можно отнять, и тем самым придает ему биологическую четкость, верность, эффективность. Торможение — это резец скульптора, активное начало, вырабатывающее поведение так, как скульптор извлекает из глыбы статую.

Торможение — это ни в коем случае не расслабление, истощение (как считали прежде), а наоборот, это — активный процесс, неразрывно связанный с возбуждением. Понятие «торможение» все менее соответствует первоначальному смыслу слова. Торможение есть рабочее состояние. И высшие формы торможения являются более мощными по сравнению с возбуждением, значительно более сложными, принадлежащими к более позднему эволюционному уровню.

Реактивность — свойство всего живого. А эволюция живой природы — это выработка все более совершенных средств не реагировать, т.е. тормозить эту самую реактивность. Совершенствование живого — это совершенствование торможения реакций.

«Ум» животного — это возможность и его способность не реагировать в 999 случаях из 1000 возникновений возбуждения. Животное все успешнее оберегает себя от реакции. Все это не имеет никакого отношения к экономии энергии реактивности: напротив, расход энергии на торможение растет в ходе эволюции в гигантских пропорциях. В этой восходящей кривой переход к человеку есть не что иное, как дальнейший и качественно новый взлет торможения. Но чтобы это произошло, должно было иметь место переключение прежней системы торможения реактивности, присущей животным, на систему высшего порядка.

Так что ж удивительного в том, что энергетически именно торможение «стоит дороже»? В этом и состоят затраты Природы на прогресс, на совершенствование реакций организма. Этот ряд можно экстраполировать и дальше — на человека. Общеизвестно, что на килограмм живого веса у различных животных расходуется за всю жизнь гораздо меньше килограмм-калорий, чем у человека. У собаки примерно 164 тысяч килограмм-калорий, лошади — 163 тыс., коровы — 141 тыс., у человека же — 726 тыс., т.е. в 4,5 раз больше, чем у высших позвоночных. При этом на возобновление своей массы лошадь и корова расходуют 33% энергии, собака — 35%, человек же — всего лишь 5%. Следовательно, все остальные 688 500 килограмм-калорий на килограмм веса тела, перерабатываются человеком за его взрослую жизнь главным образом на его реакции в среде. Расход на торможение превосходит расход на возбуждение, и круто возрастает с каждой эволюционно более высокой формой торможения.

5) УЛЬТРАПАРАДОКСАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ. Тормозная доминанта скрыта от наблюдателя и потому была бы обречена оставаться умозрительной гипотезой, если бы, на счастье, не существовало удивительного феномена высшей нервной деятельности: ультрапарадоксального состояния. Оно-то и дает возможность узнать, — какая именно подавленная перевозбуждением деятельность в каждый данный момент поведения животного играла невидимую, «закулисную» роль тормозной доминанты. Ультрапарадоксальное состояние переворачивает все наоборот: изменяет функцию возбуждения и торможения в ЦНС на обратные. Это и есть неадекватный рефлекс.

При переходе возбуждения в торможение наблюдаются определенные парабиотические стадии. 1) Уравнительная стадия, когда импульсы разной силы вызывают реакцию одинаковой силы. 2) Затем парадоксальная стадия, когда импульсы разной силы вызывают реакцию, противоположную по силе. 3) Тормозящая стадия, когда импульсы вызывают в нерве стойкое неколебательное возбуждение, не проводящее их до рабочего органа. 4) Наконец, ультрапарадоксальная стадия, когда положительный раздражитель вызывает торможение, а отрицательный, т.е. тормозной, раздражитель вызывает положительную реакцию — возбуждение. Ультрапарадоксальная фаза специфична только для ЦНС, и — только для коры.

Итак, неадекватные рефлексы — огромный мир особого рода рефлексов: это многообразные реакции, обычно заторможенные в роли тормозных доминант, но активизирующиеся и выступающие в видимой форме в условиях ультрапарадоксальной «перестановки знаков», инверсии, т.е. превращения возбуждения в торможение и обратно.

Таким образом, можно констатировать развитие и усложнение тормозной доминанты как механизма высшей нервной деятельности. На филогенетической лестнице — от рыб до приматов — замечается повышение разнообразия неадекватных реакций; особенно они интенсивны и разнообразны у обезьян. Главный вывод отсюда: раз они достигают максимума у высших приматов, то надлежит полагать, что предковая форма человека в лице семейства троглодитид, и особенно его высшей степени, палеоантропов (троглодитов), обладала еще большим ассортиментом неадекватных рефлексов. Кроме того, неадекватные рефлексы обнаруживали свойство имитатогенности — они вызывали подражание, что способствовало развитию специфических дистантных звуковых контактов внутри популяции.

Теперь ясно, что в высшей нервной деятельности животных налицо нечто, что характеризуется как противоположное, обратное их биологически рациональному рефлекторному функционированию. То, что это «нечто» подчас использовано в эволюции животного мира для адаптации — это лишь побочный плод. Главное же для начала человеческой истории и самого человека — это возможность превращения этого «отрицательного», даже как бы «патологического» явления у животных, более того, гибельного для них, в опору принципиально новой формы торможения, которая характерна для высших троглодитид, а затем преобразуется у человека в положительную норму его высшей нервной деятельности.