Неокортекс (СИ) - Никсон Ник - Страница 4

Илья вдруг почувствовал невыносимую тоску. Правильно ли он поступил, отказавшись остаться на Зимовье? Вскрыть пласт могли через неделю, а может быть месяц и даже не один. Илье на поверхности делать нечего, да и меньше всего на свете ему хочется проводить время внутри ледяной глыбы под палящим зноем адской радиации. На Зимовье он мог бы жить в комфортной обстановке. Да и Егерь обрадовался бы, если Илья составил ему компанию — он сам предлагал.

Илья все еще винил себя за то, что назвал Егеря придурком. Когда сильно нервничает он всегда ругается и материться. В седьмом классе он обозвал Валерию Николаевну, учительницу литературы жирной кобылой и потаскухой, когда та попыталась застыдить его перед классом за то, что он назвал Толстого и Достоевского — «устаревшими мертвяками». Помниться, после, он сгорал от стыда и вообще не понимал, как это могло у него вылететь. Он и знать не знал, что означает это слово — потаскуха. Валерия Николаевна знала и не простила. Влепила двойку за год.

— Илюха, ты там не уснул? — позвал Платон. — Смотри красота какая.

Егерь мастерски наложил швы, и теперь голову Платона украшала, обмотанная вкруговую, повязка-чалма.

— Угу. Красиво.

Илья полетел потому что не мог бросить друга одного. Платон вырос в небогатой семье, его родители не могли позволить оплатить сыну престижное образование, и парень с детства учился всего добиваться сам. Неустроенность вела его к цели обходными, сложными и опасными путями. Он слишком часто рисковал и удача, как банный лист следовала за ним, словно он приворожил ее. Она давала ему ложное представление о собственном всесилии. Платон верил, что перед ним раздвинуться горы если только захотеть, и упрямо шел вперед. Так он исполнил свою мечту и стал пилотом на космическом корабле, хотя все было против него. Дальше он захотел попасть в буровую бригаду и, как он сам говорил, первым окунуть руку в океан Европы. Сколько было шансов, что ему это удастся? Ноль, так и говорил Илья. Забудь, повторял он ему. Его работа — доставить Илью до Зимовья. Дальше Платон мог рассчитывать разве, что на место помощника механика на станции. И было бы так с любым на его месте. Но это же Платон! Несчастный случай на буровой подарил ему шанс осуществить и эту мечту. Разве не фантастическое везение?

Больше Илья не сомневался в том, что этот человек получит от жизни все, что пожелает. И то, что произошло вчера заставило Илью волноваться. Они наблюдали за Юпитером в проекционный экран, когда Зимовье наиболее близко приблизилось к газовому гиганту по вытянутой орбите. Платон смотрел, как завороженный и постоянно восклицал, да охал. Илья не разделял его восторгов. Ну газовый шар, ну большой, разноцветный, ураганы там какие-то… Занимательно, не более. Когда расходились по каютам Платон вдруг сказал: «Мечтаю увидеть его собственными глазами». Илье хотелось думать, что Платон оговорился. Такое бывает — перевозбужден, скажешь что-нибудь, не подумав.

Увидеть Юпитер собственными глазами и умереть. И здесь нет противоречий. Потому что смотреть можно только через внешнюю передающую камеру, иначе радиация выжжет глаза.

Наушник в ухе Ильи заговорил басом Егеря:

— Так, Амигос, слушайте сюда. Садимся через двадцать минут. Вы, конечно, и так все знаете, но я обязан провести вводный инструктаж по технике безопасности.

— Мы — внимательно, — откликнулся Платон.

— Поверхность спутника — сплошной ледник. Повсюду расщелины глубиной от пары десятков метров до километра. Точно никто не знает, но этого хватит чтобы всмятку разбиться. Сила тяжести как на луне. Не прыгать высоко, ни шагу в сторону без моего согласия, понятно? На поверхности сильнейшая радиация, спалит организм за минуту. Так что всегда следить за уровнем ЖКД. Без напарника на поверхность не выходят. Пока не вернулись на базу напарник брат, и вообще второе я — следишь за ним, как за самим собой.

Платон кивал каждому слову Егеря.

— Вроде все, что помнил сказал. Это главное. С остальным по ходу разберетесь. Сейчас все на похоронах, встретить нас некому. Значит будем сами разбираться.

— А как на Европе проходят похороны? — спросил вдруг Илья.

Егерь заговорил не сразу.

— Также как на Земле, амиго. Кто молитвы про себя читает, кто просто говорит об усопшем что-нибудь хорошее. Прощаются. Тело заворачивают в плотную ткань и сбрасывают в расщелину.

— Почему не забрать его с собой на Землю? Пусть родственники похоронят по-человечески.

— В экспедиции на первом месте — безопасность экипажа. Марик получил сильное облучение, его тело радиоактивно, а значит опасно для живых.

Илья покивал, хотя этого никто и не видел. Он вдруг вспомнил похороны брата. Первый и последний раз, когда присутствовал на человеческом погребении. Тогда стояла хорошая погода, идеальная просто. Впервые за много недель выглянуло солнце, появились запахи. Люди щурились с непривычки. Илья уже и не помнил, что говорил про себя, когда стоял у могилы. Кажется, тогда в его голове была только пустота. Говорят, о покойниках можно либо плохо, либо хорошо. А что делать, когда не можешь ни плохо, ни хорошо? Остается молчать. От этого еще больнее, тем более, когда знаешь, что жизнь больше не будет такой как прежде, что родители ненавидят тебя, потому что ты убил их чудо, и любят одновременно, потому что больше некого любить.

Платон доставал Егеря расспросами. Сейчас они говорили про базу на Европе. Егерь хвастался как вручную скалывал глыбы льда огромным пятиметровым топором. Врал он, конечно. Выемкой льда занимался робот — Изгой.

Егерю нравилось издеваться над Платоном. Любопытство последнего не знало границ, а значит можно было поразвлечься. Но Платона было так легко не пронять. Кого-кого, а его обмануть крайне сложно. Вот и сейчас Платон поднимал рассказ Егеря на смех.

Илья слушал и медленно погружался в сон. Проснулся, когда шаттл приземлился на лед.

Пора вставать.

— Конечная остановка.

ГЛАВА 2. Европа

Шаттл приземлился на посадочную площадку, ограниченную красными фонарями.

Как всегда, филигранная работа, подумал Ясон. В очередной раз пожалел о том, что Егерь выбрал затворничество на Зимовье. В его буровой бригаде человек с таким опытом был бы незаменим.

Камера на шлеме Ясона приблизила выходной люк. Сработала фокусировка. С Егерем еще двое. Ясон вспомнил, что Вера на днях говорила о прибывшем корабле. Один пилот, второй тот самый гений-роботехник и его рыба-робот для исследования подледного океана.

Ну что ж, изобретателю пока придется попридержать стальную рыбину от купания.

Солнце почти скрылось за ореолом Юпитера. Темнело. В двадцати метрах впереди лед рассекала расщелина шириной в несколько метров и глубиной в сотню. Могильник. Не думал Ясон, что когда-нибудь придется им воспользоваться. Таких расщелин тут было пруд пруди. Как они образовались никто не знал. Тот, чья работа разгадывать геологические загадки предпочел стать бюрократом.

Вокруг тела Марика столпились восемь человек. Со стороны это действо выглядело нелепым и напоминало театральное представление.

— Марик, был очень отзывчивым. В любой момент к нему можно было обратиться за помощью, и он никогда не отказывал, — говорил Семен Тетерин, главный геолог-тектоник и по совместительству начальник миссии. — Меня познакомил с ним Ясон Джад, и уже тогда Марик поразил меня своим профессионализмом и добротой. То, что произошло — ужасная трагедия для нас, его товарищей, его семьи…

Ясон представил, как замерзшее тело Марика летит вниз, ударяется о неровные стены расщелины, и на дне разбивается на осколки, как фигурка из стекла.

Нет, подумал Ясон, не такой участи заслужил Марик. Не такой! Его тело нужно было доставить на Землю. Что бы не говорила Вершинина. После случившегося Ясон ее возненавидел. Он и раньше не питал к ней добрых чувств — она все время вмешивалась, чинила препятствия его работе. Но когда, она запретила внести еще живого Марика внутрь станции, Ясон сорвался. Только господь знает, чего ему стоило не ударить женщину. Теперь он понимал, что врачи называют помутнением рассудка.