Неокортекс (СИ) - Никсон Ник - Страница 10

— Как считаешь, почему он так взбесился? — спросил Егерь.

— Хочет результат, — Ясон вздохнул.

— Мда. Представляешь сколько миллиардов он ввалил сюда. Мне такую сумму и не вообразить.

— Он понимает, что на тот свет богатства не унести. Так лучше сделать что-то полезное.

— Деньги у него кончаются, точно говорю. Вот и психует.

— Умирает он.

— Откуда знаешь? — Егерь надул глаза.

— Рак мозга. Неоперабельный.

Егерь мотнул головой, будто пытаясь проснуться.

— Фух, сказал ты тоже. Аж передернуло. Так верно получается. Он не хочет умереть пока не узнает есть там кто подо льдом или нет.

Они помолчали. Ясон глотнул кофе. Опять невкусный.

— Он не о себе думает. Боится после смерти совет директоров прикроет нас.

— А как же сын его?

— Неизвестно есть ли у сына яйца. Янцыч его прячет, даже имени его никто не знает.

— Ты же говорил, что видел его.

— Видел пацана какого-то у него в резиденции лет десять назад. Сын не сын, не знаю.

Егерь тяжело вздохнул.

— Возвращайся в команду, — попросил Ясон. — Ты Марику достойная замена.

— Ты меня знаешь. Я птица вольная, летать люблю. А чем робоинженер тебе не угодил? Нормальный парень, вон рыбину какую смастерил. Толковый. Я-то умею в людях разбираться.

— Толковый, да трус. Приходил вчера вечером, просил не отправлять его на буровую. Боится, говорит. Хочет на базе остаться.

— А ты что?

— Не силком же его потащу. От такого толку все равно не будет. Придется помощника твоего забирать.

— Так бери, не даю что-ли. Все равно здесь пока будем. Я с Шаттлом повожусь. Наденьку вон на чашечку кофе приглашу.

— Ты же не пьешь кофе.

— Так и она не пьет, — Егерь расхохотался.

Ясон махнул на него рукой. Упоминание Надежды Вершининой все еще вызывало у него приступ отторжения.

— С Хакасом говорил? — спросил Ясон.

— Вчера, — Егерь кивнул. — Совсем лица нет у парня.

На фотографии команды Хакаса легко было узнать — самый высокий.

— Первые дни он сильно убивался, — заговорил Ясон. — Приходил ко мне, про шаманизм рассказывал.

— Наверное, у него помутнение.

— Надежда Ник… — Ясон прервался. — Посадила его на таблетки, вроде лучше стало. Все понимает, осознает. Сегодня выход я отменил, пусть еще денек отдохнет. И не важно, что там Тетерин говорит. Мне команда нужна собранная.

Егерь придвинулся к столу.

— Яси, что там случилось, расскажи. Правда, что Тадлис без команды установку запустил?

— Нет.

Егерь понимающе кивнул. Они помолчали.

— Что будешь делать?

— Пока не вернемся на площадку даже думать не хочу.

— Тадлис переживает?

— Рвется в бой. Тому надо все и сразу. Психует.

Егерь встал и, обойдя стол, остановился у окошка. Посмотрел через жалюзи на пустой коридор.

— А может нафиг всех: Геннадьича, старика, молодежь эту неблагодарную. Поехали к нашему парню. Посидим, потрещим. Отдохнем, как раньше, помнишь?

Ясон покачал головой.

— Ты знаешь, я не могу.

— Пффф, ты можешь все. Кто тебе указ? У старика руки короткие, а Геннадьичу ты не по зубам. Без тебя не будет скважины — это все понимают.

Ясон встал. В ногах ощущалась слабость.

— После, — Ясон похлопал Егеря по плечам. — Вернусь и обязательно съездим.

Егерь достал из кармана недокуренную сигару, вложил в рот, следом достал вторую целую, и протянул Ясону.

— Пошли курить.

— Пошли. И спасибо за пластинки.

— Можно мне посмотреть? — спросил Кирилл.

— Ты ничего не поймешь, — ответила Мама.

Она глядела в микроскоп уже целую вечность. Иногда отвлекалась, брала из холодильника мензурки c синими, желтыми или оранжевыми водичками, переливала, смешивала с другими, встряхивала, опять усаживалась за стол. И снова смотрела в микроскоп.

— Ты увидела рыбок? — спросил Кирилл.

— Пока нет.

— Они просто прячутся. Я буду первым кто с ними заговорит. Вот увидишь.

— Угу.

От безделья Кирилл сделал очередной круг по лаборатории. На большом столе в центре полным-полно всяких стекляшек — все красивые, прозрачные, блестят. Разглядывая их с разных сторон, можно поймать ракурс, при котором свет от ламп играл на них цветастой радугой. Еще тут было два холодильника: маленький для мензурок, большой для кусков льда, которые маме привозили с Исландии. Несколько раз она разрешала их поразглядывать. Через лупу Кирилл выискивал вмерзших мальков, рачков, или хотя бы останки водорослей. Ничего он так и не нашел. Пока.

— Мам!

— Да.

— Дядя Яс завтра уезжает бурить?

— Не знаю, у него спроси.

Повисла короткая пауза.

— Мне уже можно с ним?

Она молчала.

— Мам?!

— Ты меня отвлекаешь, — она повернулась к компьютеру. На экране бежали строчки с формулами.

— Ну, можно мне с ним?

— Нет.

— Ну пожалуйста, мам. Ты же говорила, ты говорила, помнишь? Полгода назад, это было второе число, точно второе, как сегодня.

— Кирилл…

— Как же я познакомлюсь с рыбами если ты меня не пускаешь. Ты сказала через полгода можно. Дядя Яс тоже говорил, что можно. Значит можно, да?!

— Я говорила, — она вернулась к микроскопу. — Что я сказала тогда дословно? Повтори.

Кирилл щелкнул языком и прищурился, вспоминая тот день. Тогда он целую неделю вел себя паинькой. Накануне сдал экзамены за пятый класс всего с семью тройками. Не пропускал медицинские тесты, и врачиха на него не жаловалась.

— «Через полгода, обещаю», — натужно проговорил Кирилл, пытаясь воспроизвести тот редкий для мамы доброжелательный тон.

— Было еще кое-что, — упрямо добавила мама.

— Не было.

— Опять обманываешь, — она строго взглянула на него сверху вниз.

— Правда, не помню.

— Прекрасно помнишь. «Если все будет нормально», — вот что еще было. А сейчас не нормально. На площадке опасно.

— Но мам, я буду осторожен, обещаю. Буду в стороне стоять, там, где безопасно. Мам, пожалуйста.

— Кирилл!

Она отвернулась, сделав вид, будто они говорили по телефону, а она только что бросила трубку.

Кириллу захотелось расплакаться от обиды. Льды, стекляшки, бумажки — все было важнее для нее, чем он. Пусть сидит тут, пялится в свои окуляры, но почему он тоже должен сидеть взаперти? Все мужчины хоть раз выезжали в Исландию. Чем он хуже?

— Ты закончил? — она протянула ладонь выжидающе. Кирилл отдал градусник.

— Тридцать шесть и девять. Запиши в дневник.

Кирилл открыл электронный дневник в планшете, отыскал пустую графу в нужной таблице и внес запись «36,9». Помимо таблицы с температурой, которую он измерял по десять раз в день, были еще таблицы с давлением, ростом, весом, и другие с непонятными каракулями, которые заполняла за него врачиха.

— Ты кровь сегодня сдал?

— Нет.

— Иди, сдавай. Время уже прошло.

— Не хочу.

— Нет слова — не хочу, есть слово — надо. И надень тапки. Убьешься когда-нибудь.

Кирилл побрел к выходу короткими прыжками. У двери остановился.

— Она меня специально колит.

— Кто? — непонимающе спросила мама.

— Врачиха.

— Надежда Николаевна ее зовут. И не колит она тебя, не придумывай. Берет кровь она аккуратно.

— Нет, она специально меня колит. Говорит, что промахивается случайно, говорит я дергаюсь. А я спокойно сижу.

Кирилл задрал рукава. Мама надела очки.

— Подойди.

Она крепко обхватила его кисть и натянула руку струной. Поднесла ближе к лампе. На обоих локтевых сгибах чернели синяки диаметром с монету.

— Говоришь спокойно сидел? — с недоверием спросила она.

Он кивнул. Она отпустила руку, закрыла глаза и протерла их пальцами.

— Мне идти к ней? — спросил Кирилл.

Она задумалась.

— Мам?

— Пока не ходи. Пусть раны подживут. Я попрошу Надежду Николаеву сделать для тебя перерыв. Иди делай домашнюю работу.

Кирилл опустил рукава. Синяки и правда почти не болели. Он не врал.