День Благодарения - Дибдин Майкл - Страница 3

Тут он снова сел, скрестил ноги и посмотрел прямо на меня. В первый раз, осознал я теперь. До этого момента взгляды были мимолетными, искоса и поддразнивающими. А теперь была конфронтация. Разминка кончилась, и вот-вот должна была начаться игра.

— Так вы сказали, что хотите поговорить о ребятишках. Да, кстати, как они там, милые очаровашки? Трудно поддерживать связь, когда надо ехать в какой-нибудь бар, чтобы позвонить, ну и вообще. Последнее, что я слышал, — муж Клер сбежал с другой бабой, а ей оставил на память малыша. Как его там?

— Дэниэл.

— А Фрэнк вроде на ходу подметки рвет. Как всегда. Весь в меня. С ним все будет в порядке.

Он отхлебнул виски и посмотрел на меня:

— Так чего вам надо, Тон? Или мне называть вас Тони? Мы же все знаем, какие вы, англичане, тонные. То есть любите воображать себя такими. Нет, Тон, по-моему, звучит в самый раз. Так что, Тон?

— Кстати, о том, что звучит в самый раз. Может, вы перестанете сыпать словечками вроде «на ходу подметки рвет» и остальными в том же духе. Вы ведь имеете диплом университета Беркли, Люси мне говорила. Не играйте со мной в кукурузного деревенщину.

— Извините, пожалуйста. Только живя тут среди тех, которые живут тут, как-то приспосабливаешься к их манере выражаться.

Он встал и шагнул ко мне. И тут свет потускнел.

— Ветер, — объяснил Аллен, нависая надо мной. — Когда он стихает, напряжение падает. Ну-ка, разрешите снять с вас плащ. Здесь жарко жуть. Жутко жарко, хотел я сказать. Страшно жарко. Ужасно жарко. Гнетуще жарко. Ну и прочее дерьмо.

— Спасибо, нет.

— Поверьте, вам без него будет лучше.

— Мне вполне хорошо.

Он молча помедлил, потом вернулся в свое кресло.

— Кстати, для справки, я ни в каких университетах не обучался. Остался, как говорится, за бортом средней школы.

— От Люси я слышал другое, — сказал я, а свет снова стал ярким.

— Вполне понятно, потому что я ей этого не говорил. Но я ведь старался залезть к ней под юбку, понимаете? А первое правило торговли — «не охаивай товар». Если покупательнице по вкусу то, что она видит — и позвольте сказать вам, так оно и было, — то ваша обязанность как продавца поддержать ее решение. Заверьте ее, что она сделала правильный выбор. Что я и сделал, хотя, может быть, и использовал некоторую гиперболу. Вы когда-нибудь видели гипербол, Тон? Это похлеще бейсбола.

— Не могли бы мы вернуться к теме?

— Это к какой же?

— Завещание.

— Что еще за завещание?

— Я обсуждал с детьми, как нам следует распорядиться наследством.

— Люси оставила завещание? Чтоб мне! Вот уж не думал, что она выберет время для этого. Полагаю, она оставила все ребятишкам.

— «Все» практически сводится к дому. Им обоим по трети, остальное мне.

— Вот как? Неплохо для вас. Он же теперь должен стоить четверть миллиона, не меньше. Когда мы его купили, он был, как говорится, бросовым. Но демографическая обстановка с тех пор немножко изменилась.

Мы с Люси несколько месяцев назад оценили дом. Риэлтер сказал, что нам следует запросить за него двести семьдесят и рассчитывать продать его минимум за двести пятьдесят.

— Вы, видимо, хорошо осведомлены.

— Недвижимость — еще одно мое маленькое хобби. Однако, насколько я понял, мне не причитается ни цента, так при чем тут я?

— При том, что Клер, Фрэнк и я должны решить, продавать ли дом сейчас, обналичить его или нет, из чего, разумеется, следует, что мне надо немедленно подыскать другое жилье… или пока подождать. И тут играет роль, что именно они могут ожидать от вас, или же вообще ничего.

— Как так — ожидать?

— Что ваши дети получат по вашему завещанию?

Даррил Боб Аллен лениво потянулся.

— Ну, сказать вам правду, у меня все как-то руки до завещания не доходят. Я планирую пока еще поболтаться здесь.

— Естественно. Это мы все планируем. Но факт остается фактом: вы можете умереть в любую минуту. Даже сегодня ночью. Вам это знать не дано.

— Вы имеете в виду — человеку?

— Какому человеку?

— Человеку знать не дано? Или мне, лично, конкретно знать не дано?

— Я просто пытаюсь установить, на что могут рассчитывать дети. Ведь мы оба хотим для них самого лучшего, Даррил?

— О, конечно!

Он вздохнул и повел рукой вокруг:

— Вот, собственно, все, что у меня есть. Если им это требуется, то бога ради. Я хочу сказать, ведь никого другого не имеется и они получат все и без всякого завещания.

— Других наследников у вас нет?

Он качнул головой — краткое исчерпывающее движение, которое жутковато напомнило мне Люси. Наверное, она переняла это движение у него. Или он — у нее.

— И все? — спросил он.

— Что — все?

— Вы проделали весь путь сюда ради этого? Черт, мы могли бы выяснить все это, когда я позвонил вам из города.

Он наполнил свою стопку.

— Но на самом-то деле вы приехали по другой причине, верно?

— А какая другая может быть у меня причина?

Он осиял меня улыбкой сквозь бороду лесоруба.

— Вы приехали посмотреть на меня.

— И зачем же это мне?

— Не спорю, тут я строю догадки. Но вы только что потеряли жену, так? Я ее тоже потерял, но довольно давно. И у меня было время свыкнуться с этим. К тому же я имел ее дольше и в лучшей форме. Но ваше горе еще свежее, как говорится, и знали вы ее всего несколько лет. Так что кусочек ее, который вы знали, был вроде верхушкой айсберга. А теперь айсберг утонул. Помните бородатый анекдот? «Титаник» столкнулся с айсбергом. Айсберг не пострадал». О чем бишь я?

— Вы спросили, почему я приехал сюда сам. Ну, в частности, для передышки. Последние недели были очень напряженными.

— Могу себе представить. Послушайте, я искренне сожалею, что не выбрался на похороны.

— Похорон не было. Для них необходимо тело.

— Ну, так на заупокойную службу или как там. Но мне показалось, что вышло бы неловко.

— Очень тактично с вашей стороны.

— Ну и конечно, вопрос о деньгах. Бензин я тут понемножку продаю. Единственная бензоколонка на восемьдесят миль в одну сторону и на шестьдесят в другую. Беда в том, что движения по этой дороге почти никакого нет. Ну, иногда подрабатываю на каком-нибудь строительстве в Вегасе. Вот это место стоит посмотреть. Стоишь там и видишь, как оно растет прямо у тебя на глазах. Уйдешь на обед — и уже новых полквартала выросло.

Снова свет тихонько умер и опять вспыхнул. Аллен наклонился вперед и плеснул виски в другую стопку.

— Давайте, Тон, — сказал он. — Не позволяйте мне пить здесь в одиночку. Послушайте, диван правда к вашим услугам. Я говорю серьезно. Только одна оговорка. Не ждите радушного завтрака. Мне всегда требуется пара часов, чтобы прочухаться и понять, где я, черт дери, а потому не рассчитывайте на искрящуюся застольную беседу. Но я сварю кофе и отправлю вас в путь при свете дня, вместо того чтобы вы часами щурили глаза на какой-нибудь дороге без указателей. И в любом случае вам хочется поговорить. Я же знаю.

— О чем поговорить?

— О Люс, а то о ком же? Признайтесь, вас же гложет любопытство. И правильно. Только ненормальному было бы не любопытно. Конечно, все было чудесно, пока она была жива, хотя, бьюсь об заклад, вас и тогда, конечно, время от времени грыз то один вопрос, то другой. Но тогда значения это не имело. Она была рядом, вы составляли пару, вы каждую ночь отправлялись вместе спать. Какая важность, что было прежде? Прошлая история.

Он снял с полки коробку сигар, сунул одну в рот и закурил от лучины, запалив ее в печурке.

— А теперь она сама — прошлая история, — продолжал он, выдохнув облако сизого дыма. — Ваш брак — прошлое, совсем как мой. Единственная разница, если говорить про историю, что у Люс со мной было и дольше, и лучше. И вас не может не грызть любопытство. Как всякого нормального мужчину.

Он снова осиял меня.

— Так валяйте. Утолите любопытство. Спрашивайте. Обещаю отвечать откровенно и без стеснения, насколько это зависит от меня.