Дочь княжеская. Книга 4 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 34

— Сихар, — попросила Хрийз, — пожалуйста, оставьте нас.

— Хорошо, — ответила целительница. — Но — ненадолго. За вами нужен присмотр, ваша светлость.

Волна прохладного воздуха из открывшейся двери сказала о том, что Сихар ушла. И тогда Хрийз вцепилась в сЧая и заплакала, тихо, отчаянно. Слёзы давно ждали своего часа, и вот, он настал. сЧай не стал произносить никаких бесполезных и ненужных слов утешения. Какое утешение могло быть — сейчас. Осознать, что на долгое время, если не навсегда, остаёшься покрытой шрамами уродиной, — что тут еще можно было подумать или сделать. Но его рука прошлась по стриженой голове, как тёплый солнечный ветер. Потом ещё раз. И ещё.

Хрийз сделала над собой усилие и отстранилась. Княжна она или кто… И снова поразилась тому, как хорошо сЧай понял её. Не стал возвращать обратно в опостылевшую кровать, наоборот, усадил в кресло, заботливо укутал в коричневый в красный пересекающийся кружочек, плед.

На столике уже стоял заварничек и кувшин с горячей водой, наверное, Лилар поставила, заранее…

— Хочешь горячего? — спросил сЧай.

Хрийз кивнула. Смотрела, как он наливает тёмно-розовую жидкость в тонкостенную кружку, добавляет туда лепестки жасмина, — для вкуса, надо думать. А может, это был не жасмин, а что-то целебное… неважно. Лишь бы не снотворное. Но магический взор отмёл версию со снотворным полностью: действительно, просто лепестки просто жасмина просто для вкуса.

— А всё-таки мы выжили, сЧай, — тихо сказала Хрийз.

— Да, — ответил он, протягивая ей кружку.

Хрийз взяла, чувствуя, ка? греет ладони приятное

У сЧая снова было теперь две руки. Исцеляющая магия Третьего мира зрение когда-то вернула одной ослепшей дурочке, что уже говорить o руке, которую наверняка намного проще вырастить, чем зрительные импланты. И время прошло… Четыре года…

— сЧай, — сказала Хрийз, — я очень… очень благодарна…

— Не стоит, ша доми, — тут же отозвался он. — Не надо — сейчас…

— Надо, — упрямо повторила она. — Надо, сЧай. Я бы не справилась… без…

Она запнулась, не зная, как теперь его называть, на «ты» или на «вы». На «ты» — он старше, он и по статусу выше, как маг и действующий правитель, и вообще. Как-то неуважительно получится. А на «вы», после всего пережитого, тоже нехорошо получится… Вот беда. Знала бы этикет, спряталась бы в него, так ведь не знает же. Только и остаётся, что мучительно краснеть, пытаясь подобрать слова так, чтобы прозвучали они нейтрально.

А всего больше хотелось снова взять его за руку. Прикоснуться пальцами к запястью, почувствовать родное тепло и раствориться в нём, как в боли.

— Что теперь будет, сЧай? — спросила Хрийз. — Что сейчас в мире?

Он налил счейг и себе. Устроился на низенькой скамеечке рядом. Мог бы взять второе кресло, оно стояло у стены, но не стал почему-то. Может потому, что рост не позволил бы ему тогда смотреть Хрийз в глаза. сЧай очень не хотел возвышаться. Даже по естественным причинам, за какие ему никто слова не скажет: ни в одном протоколе не говорилось о том, что разговаривающих следовало уравнивать по росту. Маленьких — поднимать, высоких — принижать. Может, какой-то самодур-правитель, когда и пытался, но имени его в народе не помнили.

— Война окончена, — начал рассказывать сЧай. — Стоит перемирие, но я б не назвал его таким уж прочным. Однако Потерянные Земли утратили стимул к драке: последняя Опора проклятого Третерумка разрушена, восстановить связь со своей империей у них теперь уже не получится. Но они могут попытаться — и пытаются! — диктовать свою волю всем остальным. Потерянные Земли — по-прежнему сила, с которой приходится считаться.

Хрийз кивнула. Слишком большие территории у наследников третичей, слишком много ресурсов. Война потрепала их, всё так, но остальные княжества Третьего мира потрепало больше.

— Ведутся переговоры, — продолжил сЧай. — Возможно, в скором времени мы увидим послов…

Послы от Потерянных Земель. Хрийз не представляла себе, о чём с ними можно будет разговаривать.

— После войны, — сказал сЧай, — приходит время мира, ша доми. Нам придётся с ними разговаривать. Хотя я бы предпочёл говорить боеголовками. Вот это самый верный тон в беседе с такими, как они. Безошибочный! И промахи случаются редко…

Хрийз поневоле улыбнулась.

— Я бы тоже, — сказала она. — Но, наверное, говорить придётся всё-таки словами.

сЧай поморщился, будто съел что-то кислое.

— Я принёс тебе подарок, ша доми, — решил он сменить тему.

— Подарок?

— Да.

Он встал, прошёл к двери, взял в руки длинный узкий свёрток, прислонённый к стене. Внутри, под серой упаковочной бумагой, оказалась трость светлого дерева. Хрийз издалека почувствовала заключённую в ней магию Света…

— Работа мастеров Небесного Края, — пояснил сЧай, протягивая трость Хрийз. — Они — непревзойдённые резчики по гранитному дереву, которое растёт только у них в горах. Невероятно плотное, твёрдое, оно, проклёвываясь из семени, сразу получает инициацию Светом… Свет и Жизнь — источники силы всех Сирень-Каменногорских. Возьми.

Хрийз осторожно приняла подарок. Рука ощутила упругую гладкость инициированной Светом древесины. Этот тёплый солнечный толчок… трость приняла свою хозяйку.

Девушка встала, стиснула зубы, преодолевая вспышку уже привычной боли. Рука удобно легла на трость, и стоять с подарком сЧая оказалось намного легче, чем без него.

— Спасибо! — прошептала Хрийз, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться снова.

Глаза на мокром месте, куда годится! Но что ты сделаешь, если о тебе вот так заботятся! Причём тот, чья помощь неоценима.

— Я знаю, каково это, лежать неподвижным бревном и плевать в потолок от дикой скуки, — пояснил сЧай. — Раны иногда не оставляют иного выбора. Но ты пошла на поправку, это видно. Тебе действительно нужно больше двигаться. Стоит пожалеть себя, улечься и начать стонать, и всё, рисуй пропало. По себе знаю. Движение — это жизнь. Живи, ша доми. Живи!

Через несколько дней Хрийз впервые выбралась за пределы комнаты сама. Долго стояла у лестницы, набираясь духу, затем зажала трость под мышкой и пошла вниз, цепляясь пальцами за перила. Лилар хотела помочь, но девушка коротко отказалась:

— Сама.

Самой хватило добрести аж до галереи. Да. Стоит только заболеть, серьёзно заболеть, и сразу резко начинаешь ценить то, что раньше давалось с такой лёгкостью, что даже в голову не приходило ценить это. Ценить — здоровье. Возможности молодого крепкого тела. Способность спуститься по лестнице и пройти сто шагов, не задыхаясь от слабости и боли.

Галерея мостиком выгнулась над ущельем, по склонам которого ещё лежал снег, особенно густой и нетронутый теплом в тенях от скал, больших валунов и каменных опор. Речка глубоко внизу резво прыгала по порогам узкой тёмно-синей лентой. А над морем угасала коричнево-алая заря. День, конечно, прибавился, но ещё не настолько.