Дочь княжеская. Книга 4 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 19

«Она меня лечит», — поняла Хрийз. — «Не знаю как, но лечит. Как умеет, а умеет, судя по всему, хорошо…»

— Почему… сжечь хотели…

Молчание. Вязкое, как тёплая патока. Чувствуется, что аль-нданна отвечать не хочет. Но ответит, потому что ещё больше не хочет врать.

— После падения Алой Цитадели, — сказала она, — очень уж нежить оживилась вокруг. Буквально из земли полезла. Нежить, умертвия, подселенцы…

— Подселенцы… — прошептала Хрийз, чувствуя озноб по всему телу, от пальцев ног до самой макушки.

Горянка так это сказала… Сразу стало ясно: ничего хорошего эти самые подселенцы из себя не представляли.

— Это души, проклятые и обглоданные души, вырвавшиеся из недр Цитадели на свободу, — пояснила аль-нданна, не поднимая головы. — Они бродят ночами и захватывают… тела. Kакие могут. Обычно — животных, птиц. Но могут и человека… Особенно если человек ослаблен, как…

— Как я, — поняла Хрийз.

— Как вы, ваша светлость. Поскольку любого подселенца питает искорёженная магами Опоры стихия Смерти, то они очень опасны. Очень и очень опасны. А способ совладать с ними всего один: Огонь и Свет. Каждая погубленная ими жизнь, будь то жизнь животного, птицы или человека, усиливает их многократно. И ничего им больше не надо, кроме как жрать и жрать, всё больше и больше. Не сожжёшь сейчас, потом пожалеешь. Если останешься в живых. Поначалу-то… жалели. Когда жертвой становились маленькие дети. Потом жалеть перестали. Патруль княжеский… бдит. С родителей-то что возьмёшь, особенно если не маги они. Поэтому…

Судя по тому, как запиналась аль-нданна, взрослая женщина, высший маг, повидавшая в жизни немало крови, в том числе собственной, дело в Сосновой Бухте с этими подселенцами было совсем дрянь.

— Решили, что ваше тело… захватил один такой вот…

— А проверить… как-то… можно было?

— Мы разделились, — отвечала аль-нданна. — Я была против, господин тБови был против. Другие… выступали за. Их мнение перевесило.

— Почему костёр потушили тогда? — спросила Хрийз.

Вопрос не праздный. Если все уверены были, что в тело княжны вошёл подселенец-умертвие, так и надо было довести погребальный обряд до конца!

— Всё изменилось, когда из огня вылетел ваш фамильяр. Он ради вас принял на себя стихию Смерти, за вами отправился через Грань… и вернулся. И Данеоль Славутич остановил…

Остановил казнь, дополнила Хрийз про себя то, что аль-нданна не решилась произнести вслух. Ничем иным это быть не могло. Казнь, замаскированная под заботу о людях. Дело было даже не в том, что Хрийз в своё время, ещё в детстве на Земле, прочитала тонны романов про средневековых королей и королей выдуманных фэнтезийных миров. Она как-то сразу и очень остро поняла, что — мешает.

Тем, что единственная наследница старого князя. Тем, что выжила, когда должна была умереть. Вот ведь досада какая! Всего-то навсего оставалось аккуратно прибрать к рукам бесхозное княжество, а эта сопля, глядите-ка, выжить посмела! Объявим умертвием и спалим, от греха. Ещё славу скорбящего героя себе соберём на этом.

Гнев плеснул в душу жарким пламенем.

А они ведь ходили рядом, поняла Хрийз. Ель вовремя успела с оберегами своими! Не показалось тогда, не бред был. Ходили рядом, достать хотели, и — не могли. А может, им законность соблюсти важно. Мол, мы ни при чём, сама померла. От сердечного приступа.

«Я буду жить, сволочи!» — яростно подумала Хрийз. — «Я выживу, сволочи! Выживу!»

И стиснула кулачки, не замечая, как ногти впиваются в ладони — до крови.

Я.

Буду.

Жить.

Вы не убьёте меня так просто.

— Вы пережили многое, — твёрдо сказала аль-нданна Весна. — Переживёте и это.

Голос её дышал такой силой, что отчаянно хотелось верить сказанному. Хрийз открыла глаза, чтобы посмотреть на горянку. С трудом, но открыла. Тело начинало потихоньку слушаться её.

Сквозь пальцы аль-нданны тянулась золотая стеклянная нить и словно бы растворялась в косо падающих сквозь узкие стрельчатые окна солнечных лучах. Виток за витком, струится по запястьям, рукавам, коленям, и в солнечном сиянии тает…

И тут же бьёт в сердце тяжёлым ужасом:

— А что если и вправду я — умертвие…

— Что вы, ваша светлость, — уверенно отвечает аль-нданна. — Ни в коем случае.

— Откуда вы знаете? — горько спрашивает Хрийз.

Умертвие. Девушка много читала о них в своё время. Искажённые, лишённые энергии души, пожирающие всё живое в пределах досягаемости. Даже не костомары, те — простые порождения Стихии Смерти. А умертвие почти всегда было человеком когда-то. Живым человеком. Со своими надеждами, страхами и сожалениями.

— Если я умертвие, то… то… то надо… прекратить…

Прекратить, пока превращение не зашло слишком далеко. И хоть страшно было даже подумать о том, что ждёт за гранью… смерть ждёт, конечно же, не стихия, а сам факт… но лучше это, чем тупое существование во вред людям и непонятно зачем.

— Вот именно поэтому и нет. Умертвие не заботится о других, оно этого не может. Не умеет. Даже если с успехом притворяется на первых порах человеком. Жить, чтобы жрать, и жрать, чтобы жить, — вот и все его заботы. С самого начала. Так что — нет. И не позволяйте никому усомниться в себе. Сами не сомневайтесь, ваша светлость, и другим не позволяйте.

— Кому — другим?

— Да есть тут… — аль-нданна повела головой, словно назойливый зуд услышала. — Много их, и у всех языки бескостные. Надо бы вам восстанавливаться скорее.

Надо, Хрийз понимала это. Лежишь в беспамятстве, а рядом зло ходит, ищет, куда и как ударить…

— А как?

— Вы — маг Жизни, ваша светлость. Направьте собственную стихию на себя саму.

Хороший совет. Знать бы ещё, как это сделать. И снова, до боли, до алых пятен перед глазами захотелось жить, не просто жить — прийти в себя и встать с проклятого этого ложа! Самой переодеться. Расчесать волосы, умыться. Пройти по лестницам и переходам — вниз, на террасу, или вверх, в зимний сад… куда угодно, лишь бы пройтись!

Что имеем, то не ценим, потерявши — плачем. Мама часто повторяла эту фразу, но маленькой Христинке в солнечном сиянии детства она казалась слишком громкой. Что-то из литературы, из странной взрослой жизни, до которой пока не дотянуться, откуда-то с Марса, наверняка. А ведь, по сути, сколько счастья разлито в мире, просто так разлито, даром, — жить в здоровом теле, с которым не случается ничего страшнее синяка, царапины да сопливого носа по осени. Но не замечаем и не видим, и ещё чем-то недовольны.