Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна - Страница 45

— Ты, этичная моя, не забывай, кто оплачивает банкет! К черту диагноз, давай прогноз.

С той стороны связи завозились, зашуршали — кажется, фольгой. Кажется, что-то прожевали.

Как пить дать, шоколадку жрет, гадина стройная!

— Там пока самое-самое начало, так что помочь ей можно, — разродилась наконец ответом собеседница, и я облегченно выдохнула.

— Но это дохлый номер, — обломала мои радужные надежды целительница.

— Объяснись, пожалуйста, — процедила я, — а то я не успеваю за причудливым полетом твоей мысли!

— Свердлова, — вздохнула Лидочка и снова зашуршала фольгой, — ты знаешь, что значит слово «наследственность»?

— Знаю. Это то, из-за чего я похожа на свою бабушку!

Шипурина угрозу считала верно и, торопливо проглотив шоколад, продолжила:

— Я твою сотрудницу немного расспросила…

Понятно, вывернула бедную Леночку наизнанку.

— Так вот, у Тёминой наследственность по обеим родительским линиям паршивая. Паршивей, чем у тебя!

«С-с-стерва! — восхитилась я. — Ну, я тебе это, змея, припомню!»

— К чему я это веду: с такой предрасположенностью, как у твоей Елены, себя беречь надо. А у нее… Ты про мужика ее знаешь? — деловито уточнила она.

— Знаю.

— Так вот, залатать-то я ее залатаю: раз — мы договорились, и два — там действительно самое начало и, тьфу-тьфу-тьфу, хорошие перспективы. Но у нее все так тонко, что с такой нервотрепкой рано или поздно в новом месте расползется.

И она, явно нехотя, добавила:

— Причем я ставлю скорее на «рано», чем на «поздно».

Мы помолчали. Я обдумывала невеселые перспективы: с Ленкой надо будет поговорить, как-то ей объяснить!

…выслушать, куда она меня пошлет.

О чем думала Шипурина — неизвестно.

— Ах да, оплата, как это я чуть не забыла! — встрепенулась вдруг она.

Хотя известно — о деньгах!

— Маман вышла замуж со страшным скандалом и под гнетом сурового семейного неодобрения, — трепалась я, пока моя ярко-синяя девочка упрямо ползла по трассе, забитой прочими желающими в субботу выбраться из города. — Бабушке с прабабушкой ее выбор не нравился: нищий лейтенант-подводник их кровиночке, ягодке, надежде и опоре, умнице-красавице был не пара. Но, будем честны, их бы ни один жених на свете не устроил, потому как ведьмы — что с них взять.

Ряд тронулся, и я вдавила педаль, понукая машинку двигаться вперед, но счастье было недолгим, и метров через пятьсот мы снова встали.

На небосклоне царило безумное южное солнце, показывая всем желающим (и нежелающим тоже показывая), что оно и в девять утра может дать жару, а уж к полудню разойдется ого-го как.

В общем, «не открывай окно, не совершай ошибку».

— Не знаю, почему молодые не отселились куда-нибудь в служебное отцовское жилье, но жили они вместе, и жили хреново: бабка с прабабкой чужого мужика, да на своей территории, ели поедом. Не то чтобы постоянно, по паре месяцев тихо было. А потом папа возвращался из плавания…

Макс рассмеялся, а я ухмыльнулась:

— …и начиналось! В общем, маменька долго это терпеть не стала. Посмотрела-посмотрела да через годик и поднесла двум старым грымзам меня. Тут-то им и пришлось жала прикусить, потому как разве ж можно кровиночке, ягодке, надежде, опоре, умнице и так далее слышать, как ее родного отца поносят?! Она ж расстроится! Да и чужой мужик, притащенный дурой-дочерью в дом чуть ли не с помойки, уже стал как бы и не совсем чужой, а вроде бы немного и свой… В общем, как-то ужились.

Бесконечная пробка на выезде из города наконец-то закончилась, и я утопила педаль газа в пол от души. Моя девочка, радуясь свободной дороге, закусила удила — и законопослушный инквизитор (вот точно зануда-шуруповерт, истинно говорю!) недовольно нахмурился.

— Потом отцу дали квартиру, но к тому времени уже стало понятно, что силой я в прабабушку пошла и мама меня не обучит толком, просто не сможет. Бабушка Тоня стукнула кулаком по столу и запретила меня забирать, мама тоже уперла руки в боки… Клочки по закоулочкам не один месяц летели, отец успел в плаванье сходить и вернуться. Ну а когда вернулся, тут ему и сообщили, что переезда не будет.

— Прекрасное, прекрасное известие! — пробормотал себе под нос Макс, и я рассмеялась.

Не дурак, фишку рубит!

— Когда папа с мамой решили за город перебираться, у меня уже магазин был, но место я для него снимала. Они и решили ту квартиру мне отписать, чтобы я ее продала и купила себе на эти деньги помещение, — я мигнула поворотниками, предупреждая о маневре, и обогнала медлительный «камаз», целеустремленно прущий на элеватор груз зерна. — Вот так я и стала счастливой обладательницей торговой площади в центре города. А ты как в Орден попал?

— Тяжелая наследственность! — с улыбкой отозвался Макс.

— Что, тяжелее, чем у меня? — подначила я, припомнив разговор с Шипуриной.

Когда мы оба отфыркались от смеха, Макс продолжил:

— Мои родители тоже в Ордене. Отца в армии завербовали, а мама — потомственная, из… Ну, не важно.

Я, заинтересованно навострившая было уши, разочарованно сдулась: Орден информацией о своей внутренней кухне делился неохотно, а меня давно интересовал вопрос, откуда среди орденских иерархов берутся дамы, если на должностях, контактирующих с ведьминским племенем, их почти не бывает?

Логично предположить, что у них какая-то иная роль в структуре организации, вот меня и интересовало — какая. Ладно, потом аккуратно выужу!

А потом, сообразив, что он сказал, развеселилась:

— Хо-хо! Так, может, мы давно знакомы? Может, твой прапрапрадедушка жег еще мою прапрапрабабушку!

— Ксюша, не смешно.

— Да ладно, может, моя прапрапрабабушка прокляла на смерть как минимум трех инквизиторов, так что размен не в вашу пользу!

— Ксюша!

— Ой, все! Никаких условий для культивации кровной вражды! Куда мир катится?

— В деревню Белобородку, к Татьяне Витальевне Свердловой, в девичестве Ловец, — проворчал этот праведный зануда.

— Неправда, туда катимся только мы! — парировала я и вывернула на проселок. Справа и слева от дороги замелькали кукурузные поля, размеченные табличками с названием сортов, и мне вдруг нестерпимо захотелось, как в детстве, вломиться в заросли, наломать молодых, сочных еще початков, а потом драпать сквозь частокол жестких, толстых стеблей под свирепые матюки колхозного сторожа, громогласно пугающего залпом соли в зад из ружья, которого у него отродясь не было…

Макс оценил мой алчный взгляд и только головой покачал: Ксюша-Ксюша!

— Я, вообще-то, мечтал стать колдуном, — неожиданно выдал он, и я опешила от такого заявления.

— Вот все детство! — продолжил он. — Я же при родителях крутился, так что лет с семи-восьми про все знал. И вот хотел быть ведьмаком, и то, что с этим надо родиться, мое желание вообще не останавливало, Максимушка уперся и решил: «Вот а я стану». Позор на папины седины, инквизиторский сын!

Я фыркала, как строевая лошадь, Макс смотрел вроде бы в окно, а на самом деле — в свое детство, и тоже улыбался.

— Ну и что из этого вышло? — поторопила я примолкшего Соколова.

— А что, не видно? — широко ухмыльнулся Макс.

— Как расхотелось-то?! — внесла я уточнения в вопрос, пожалев, что за рулем пинать рядом сидящего неудобно.

— Мечты не выдержали столкновения с суровой реальностью, — развел руками «рядом сидящий». — А на самом деле, полез изучать, что ведьмакам можно, а что нельзя, и увлекся. А потом решил, что раз я колдовать не могу, то и другим не позволю. Вот здесь останови!

Я вместе с моей ласточкой чуть в канаву не улетела. Он шутит! Макс! Инквизитор! Шутит на тему своего драгоценного инквизиторского дела! Но совладала с собой и с управлением и плавно притормозила, где велено — у вагончика-бытовки невнятного назначения.

Пара шавок благородной «дворянской» породы с ретивым визгом кинулась отрабатывать свой немудрящий хлеб, мечась вокруг авто и пытаясь насмерть загрызть нас за колеса.