Бывший муж моей мачехи (СИ) - Либрем Альма - Страница 35

— Это из-за меня он так решил! — сообщила довольно Викки. — У меня гинеколог знакомый был. Он мне и справочку о беременности подогнал для Олежки. Этот наивный лопух всегда только и мог, что ушами хлопать! И сейчас в мою сторону смотрит, видать, вернуть намерен. Но лучше б я с ним осталась. Он хоть в постели что — то мог. И деньги, оказывается, зарабатывать умеет. А твой отец — старая калоша! Ах да, — Викки пьяно хихикнула. — Старая калоша с дохлыми сперматозоидами!

Заставить себя заговорить было очень сложно. Но я всё же смогла, буквально выталкивая из себя нужные слова.

— В каком смысле? — я хихикнула, чтобы попытаться как-то воссоздать образ Викки.

Та взглянула на меня своими пьяными глазами и сообщила:

— А таскаться по ночным бабочкам меньше надо! Когда твоя мама заболела, ты думаешь, он сразу меня нашел? Протаскался по всем, по кому мог. Твой папашка не способен не то что ребенка, он. Ни на что он, короче, не способен. У него даже не встает в последний год. Видать, какая-то секретарша нашептала, что она его хочет и готова родить ему ребенка, вот он опять и навострил уши, бросать меня удумал. Да пусть бросает! Найду побогаче!

Викки фыркнула, расправила плечи и нетвердым шагом направилась вперед. Я обернулась, провожая её взглядом, и покачала головой. От отвращения хотелось просто взвыть, но я сдерживалась из последних сил. Дождалась, пока Викки наконец-то спустится по ступенькам и примется рыться в холодильнике в поисках чего-нибудь, и потом вернулась к двери. Сейчас либо никогда, даже если риск покажется кому-то неоправданным. Я должна это сделать. Не могу больше притворяться, жить с ними под одной крышей, быть хорошей умной девочкой, которая спокойно терпит всё, включая издевательства над её больной матерью, пусть только словесные. Отец был мне отвратителен, Викки вызывала желание швырнуть в неё вазой и попасть в голову…

Нет. Я должна это прекратить.

Руки дрожали, и я попала ключом в замочную скважину не с первого раза. Осторожно провернула его в замке, радуясь тихому щелчку, приоткрыла дверь и скользнула внутрь, даже не заботясь о том, чтоб проверить, не смотрит ли на меня Викки.

Дверь прикрыла за собой и застыла у стены, чувствуя себя преступницей и последней дурой. Вот же, ввязалась! Хоть бы подумала своей дурной головой о возможных последствиях, о том, что со мной сделает отец, если тут поймает.

А иначе умрет мама.

Крадучись, я подошла к сейфу и опустилась на колени. Задержала дыхание, как будто боялась, что смогу выдать себя им, закусила губу, отчаянно пытаясь сдержать рвущийся наружу стон отчаянья, и протянула руку, чтобы ввести нужную комбинацию цифр. Её назвал мне Олег, и я до сих пор не была уверена в том, что он знал, что делает. И что предлагает сделать мне.

В последнее мгновение я одернула руку, опасливо глядя на цифры. Добыла из кармана платок, чтобы не оставить свои отпечатки пальцев, хотя кто их будет тут снимать? Отец даже не догадается о том, что я смотрела документы, если не застанет меня тут.

Вполне возможно, он даже обвинит в этом свою женушку. Ей это выгоднее.

Но всё равно, я не хотела оставлять следов. Мне было противно.

Я подняла руку и осторожно, прижимая ткань платка к кнопкам, набрала нужную комбинацию, а после застыла, надеясь, что сейф всё-таки откроется.

За те несколько секунд, что я ждала, мне казалось, что мое сердце просто остановится от волнения. Я кусала губы, не заботясь о том, что во рту уже появился медный привкус крови, и гипнотизировала дверь, отлично понимая, что если вдруг ничего не удастся, то это конец.

Когда я нажимала последнюю кнопку, то даже зажмурилась от волнения — и тут же испугалась, что наощупь промахнусь.

Ничего не происходило. Сейф не издал ни звука, и я застыла, пытаясь понять, что делаю не так. Сфокусировала кое-как взгляд на темной кнопочной панели и вспомнила наконец-то, что замок электронный, и зеленая кнопка "ввод" тут не просто так.

Продолжая кусать губы, чувствуя, что мне уже нечем дышать, я дотянулась до неё, нажала и одернула руку так быстро, словно кнопка могла меня укусить. А потом застыла, дожидаясь вердикта — и выдохнула с облегчением, когда раздался тихий щелчок, и дверь сейфа поддалась, отъезжая в сторону.

Папа не слишком доверял этому хранилищу. Внутри он поместил ещё один небольшой сейф, который невозможно было вскрыть без отпечатка пальца и ещё какой-то дребедени. Я уже когда-то пробовала это сделать, надеясь по дурости, что смогу утащить у отца деньги и драгоценности и оплатить матери операцию. Но это было очень давно, ещё в самые первые дни моего пребывания в этом доме, и большого внешнего сейфа тогда даже не существовало.

Но меня не интересовало сейчас то, что он прятал внутри. Деньги в этом случае — не самая большая драгоценность, в которой я нуждаюсь.

Документы всё равно не влезли бы туда.

Нет, нужные мне файлы лежали прямо тут, сверху, над небольшим внутренним сейфом. Я понятия не имела, какие именно из них хочет увидеть Олег, он даже толком не объяснил, что ему надо. Сказал, что для меня это лишнее.

Я велела себе действовать быстро. Включила камеру на мобильном и, стараясь не шелестеть бумагами, быстро фотографировала страницы. Иногда приходилось щелкать один и тот же лист несколько раз, потому что у меня дрожали руки, и изображение выходило очень размытым, и я убеждала себя не спешить, чтобы потом раз за разом срываться, забывая о данном самой себе обещании.

К файлам я всё так же боялась прикасаться руками, хватала их платком, жалея, что не удосужилась прихватить с собой перчатки.

Процедура показалась мне бесконечной, но всё же, переворачивая очередной лист бумаги, я осознала, что уже всё. Запас документов исчерпан. Я сделала всё, что должна была. Уложить документы ровной стопкой оказалось не так уж и сложно, и я спрятала их сейф, осторожно прикрыла дверцу и села на пол. Надо было уйти отсюда, но я чувствовала, что у меня просто дрожат ноги.

Если вдруг отец увидит у меня на телефоне эти фотографии, он меня, вероятнее всего, уничтожит. А фотки удалит, и жертвы будут напрасными.

Я заставила себя не нервничать. Открыла почтовую программу, зная, что, в отличие от мессенджера, отменить отправку будет невозможно, и методично загружала фотографии в письмо.

В одно не влезло, мне пришлось создавать несколько, и каждый раз, нажимая на кнопку "отправить", я чувствовала себя преступницей, которую вот-вот поймают на месте преступления. Но наконец-то последняя фотография была отправлена, и я даже поверила в то, что моя афера может закончиться успешно. Я поднялась, стараясь не дрожать, спрятала телефон в карман и дошла до двери. Осторожно приоткрыла её, выглядывая в темный коридор, убедилась в том, что там никого нет, и наконец-то решилась — сделала шаг вперед, выскользнула в коридор.

Я даже успела закрыть дверь за собой и повернуть ключ в замочной скважине. Внизу горел свет, гремела холодильником Викки, и я чувствовала себя под надеждой защитой этого грохота. Теперь оставалось преодолеть ничтожное расстояние до собственной двери, укрыться в спальне, запереться на ключ — и можно лечь спать. Притвориться, будто бы ничего не произошло.

Я собиралась воспользоваться этим планом, даже преодолела половину пути к своей спальне, но… Не успела.

Дверь отцовской опочивальни громыхнула с такой силой, что я, не выдержав, вскрикнула и обернулась. Папенька стоял посреди коридора, красный, как свёкла, безгранично злой, и смотрел на меня так, словно хотел испепелить.

Я сжалась.

Чёрт! Ещё бы тридцать секунд… Если бы я так не кралась, а действовала смелее, могла бы уже скрыться в безопасной темноте собственной комнаты.

Надо было что-то сказать, но отец опередил меня. Смерил своим привычным презрительным взглядом и поинтересовался:

— Что ты здесь делаешь?

Я замерла, практически не дыша, а потом с вызовом усмехнулась, глядя отцу прямо в глаза.

— Ну как же? — скривилась я. — Викки так гремит посудой, что я просто не могу уснуть! Решила выйти, посмотреть, что происходит. Мне кажется, она там пьет.