Муж для серой птички (СИ) - Баскакова Нина - Страница 24

— Да, — он подошел к ней. — Как себя чувствуешь?

— Нормально. Намного лучше, чем раньше.

— А я хотел тебя проведать, да замотался. Чего-то навалилось всего много. Но про крючок помню. Вечером сделаю.

— Силий? Я тебя не узнала! — она рассмеялась. Отошла на шаг, оценивающие посмотрела на него. — До такой степени изменился, что я подумала кто-то новый в крепость приехал. Помолодел лет на двадцать. Молодец. А то к тебе страшно подойти было. На лешего походил.

— Скорее домового, — он улыбнулся. — Ладно, вечером увидимся. Надо все-таки тебе этот крючок сделать. Мало ли кто двери перепутает.

— Так ко мне только ты заходил, — ответила Мируша. — Другие не особо стремятся в гости наведываться.

— Все когда-нибудь может поменяться, — ответил Силий и пошел дальше по

своим делам.

До вечера Мируша помогала с гостями, которых потребовалось расселить. Приехало десять человек на восьми салазках, которые привезли уголь, бруски железа. Мируша только выглянула в окно, когда они приехали. Удивилась, что командовала отрядом женщина и опять занялась делами. Гости же привезли с собой новости об общих знакомых. Крепость гудела, как пчелиный улей. Мируша же в этом гудение принимать участия не хотела. Быстро перекусив на кухне, она вечером отправилась к себе. Как только у нее появился свой угол, то возникло желание спрятаться, отгородиться от всех. Никого не видеть и не слышать. Больше не было потребности кому-то чего-то доказывать. Это было так непривычно, что пугало. Взяв у знакомых деревянные спицы и моток ниток, она решила связать себе шапку. Не ходить же все время в тряпки. Когда она проходила мимо столовой, то увидела, как отодвигают столы. Музыканты чуть в стороне решали, иго будут играть. Две гитары, свирель, рожки, у одного были гусли. Вроде и хотелось послушать, но Мируша не стала. Диж смеялся с Лерой. Уговаривал ее с ним потанцевать. Луизу не было видно. Весий и Борис общались с гостями. Мируша пошла к себе. Оставалось стойкое ощущение, что она чужая на этом празднике.

В дружинном доме народу почти не было. Все постарались выбраться в крепость. Она затопила печку и стала бороться с мотком ниток и спицами.

Почему так все было несправедливо? Неправильно. Какая-то жизнь неправильная. Ничего в ней не получалось. И шапка не получалась. А ведь ничего сложного в этом не было. Просто связать. Просто…

Стук в дверь заставил вздрогнуть и поторопиться вытереть слезы. Не дожидаясь ответа, в комнату вошел Силий.

— Я и забыла, что ты обещал зайти, — сказала она.

— Думал, что ты в столовой будешь. А тебя там не было. Еще плохо себя чувствуешь? — спросил он, доставая из куртки гвозди и молоток, чтоб прибить щеколду.

— Надо шапку связать. Я свою потеряла, — буркнула Мируша.

— Понятно. А чего плачешь? — он быстро посмотрел на нее, не отвлекаясь от работы. — Обидел кто?

— Нет. Просто вязать не получается. Не люблю это дело.

— Вот нашла о чем плакать!

— А как не плакать? Без шапки уши отморожу. Но и связать ее не получается. Опять какая-то ерунда выходит. Мама когда-то учила. Я понимаю, что делать, а то петли теряю, то путаю какую сейчас делать. И неинтересно мне это.

— Что же тебе интересно?

— Не знаю. Честно не знаю, — положив клубок и спицы на стол, она подперла щеки руками. — Такое ощущение, что чего-то сломалось. Вроде поправилась, а радости нет. Больше не мечтаю. Когда же мечты нет, то и делать ничего не хочется.

Я раньше всегда о чем-то мечтала. Влюблялась. Или мне казалось, что влюблялась. Тогда и работа спорилась. А сейчас нет этой мечты. Как будто кто-то мне сказал, что сказок не бывает. От этого печально стало.

— Сказки есть. Как и волшебство. Хотя бы зима пройдет и придет весна — чем тебе не сказка и не волшебство?

— Знаю, но вроде все вокруг такое необычное, радостное, а я радости не чувствую. Потом все это пройдет. Но сейчас аж до слез.

— Щеколду я тебе поставил. Теперь можешь спокойно спать. Никто без приглашения к тебе не зайдет, — сказал Силий. Он снял куртку и повесил ее на крючок. Сел напротив Мируши. Она настороженно посмотрела на него. Силий взял клубок и спицы, на которых было связанно что-то невразумительное. Начал это распускать.

— Что ты делаешь?

— Сама же сказала, что без шапки уши отморозишь. Свяжем тебе шапку, — набирая петли, ответил он.

— Ты что, умеешь?

— Раз взялся, значит умею.

— И зачем?

— Чтоб ты уши не отморозила и нитки слезами не поливала.

— Лучше бы пошел на праздник. Там веселее, чем шапки вязать.

— Я там был. Лучше с тобой посижу. Или найдешь причину опять меня выгнать?

— Пока причины не вижу, — ответила Мируша. — Но обязательно придумаю.

— Как придумаешь, так скажешь. Так со мной общаться не хочешь?

— Ты мне не нравишься. А зачем общаться с людьми, которые не нравятся? — завороженно наблюдая, как мелькают спицы в его руках, спросила Мируша.

— В этом что-то есть. Только смелости не всем хватает это в лицо сказать. Обычно люди юлят.

— А я не люблю юлить, — ответила она. — Поэтому меня и не любят.

— Нужно чтоб любили?

— Не знаю. Мне чего-то не хватает. Даже Борис тех чувств, что раньше вызывал не вызывает, — она тоскливо вздохнула. — Ну почему у меня так не получается, как у тебя? Я тут столько мучилась, а получилась ерунда. У тебя же красиво выходит.

— Давно умею и вяжу, поэтому и получается. Чего-то не подумал, что можно было бы и мелкому что-то связать. Надо будет заняться. На детей мелкие вещи быстро получаются. Когда-то на детей вязал. Правда говорил, что жена этим занимается.

— А сейчас так не говоришь?

— Сейчас стало все равно, чего там кто подумает. И жены не стало. Прикрываться некем, — он грустно улыбнулся. — И чего ты там к Борису не испытываешь? Я так слышал вы враждовали?

— Это он враждовал. А мне Борис нравился. Он красивый. Только я ему не нравилась. Но это верно, только мечтать было приятно.

— Мечтать о том, что не сбудется, любить человека, зная, что он тебя не полюбит — понятно.

— Что тебе понятно? — вспыхнула Мируша, аж на стуле подскочила.

— Что тебе нравится просто мечтать, — спокойно ответил Силий.

— Ты мне не нравишься, — сказала она.

— Я понял. Расскажешь чем?

— Не знаю. Просто не нравишься. Раздражаешь.

— Бывает. Чайник поставь. Теплого с тобой попьем.

— А если я не хочу с тобой чай пить?

— Можешь не пить. Я один его пить буду. Чайник только поставь, если хочешь, чтоб у тебя шапка к завтрашнему дню была готова.

— Без чая шапки не будет? — спросила она.

— Может хватит упрямиться, Поточка.

— Кто?

— Птичка. Все думаю, как тебя назвать. Ты не Луиза и не Мируша. Серая птичка со сломанным крылом. Поточка. Назвать тебя тем именем, что дали при рождение, ты сама против этого. Но и чужим именем кликать не хочу. Неправильно это. Как будто ты пытаешься чужую шкурку на себя примерить, жить за кого-то. А я хочу, чтоб ты своей жизнью жила, — он отметил, что Мируша вздрогнула от его слов.

— Ты мне не нравишься, — упрямо повторила она.

— Правильно. Где мне с Борисом тягаться. Он вон где, а я здесь рядом. Вот и не нравлюсь, — усмехнулся Силий.

— Пойду воды налью в чайник, — сказала она, и выскочила из комнаты. Силий только головой покачал. Самая настоящая Поточка. Пугливая, гордая и часто недооцененная за серый цвет крыльев, но поющая так, что до струны души наизнанку выворачивала. А ведь правда чем-то она его задела, раз не получалось ее из головы выкинуть, как бы он не старался ее забыть, а мысли о ней возвращались.

Она уснула. Свернулась калачиком на кровати и спала. Он всего вышел на минуту, но этого ей хватило, чтоб крепко уснуть. Силий укрыл ее одеялом. Мируша попросила, чтоб он от нее отстал и не трогал ее, но так и не проснулась. Если бы так сильно не возмущалась, может и не стал бы трогать, а тут прям возникло желание поступить наперекор, но он взял себя в руки и пошел дальше ее шапку довязывать.